Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака
И Бальзак, опираясь на опыт, который он приобрел, общаясь с судейской братией, со знанием дела разоблачает всевозможные уловки адвокатов и нотариусов - они искусно стряпают всякие кабальные контракты, фальшивые закладные. Автор дает честным людям благоразумные советы:
"Запомним, как первую заповедь, что самая худая мировая сделка лучше самой доброй тяжбы... Если же вас все-таки вынудят судиться, откажитесь от разорительных прошений и никому не нужных требований... Ублажайте клерка и не занимайтесь его патроном; не скупитесь на трюфели и хорошее вино, помните, что, потратив триста франков, вы сбережете тысячу экю".
Книжечка была пропитана циническим сарказмом.
"Как правило, светский человек, получивший хорошее воспитание, может пожертвовать своей безукоризненной честностью лишь ради крупных сумм, которые сулят ему надежное богатство".
Эта небольшая брошюра по-своему важна. То была настоящая записная книжка писателя со множеством набросков. Здесь нетрудно обнаружить в зародыше будущие романы, где большую роль станет играть закон и всевозможные судебные кляузы; вместе с тем художник пока еще с насмешливой снисходительностью относится даже к худшим из своих моделей.
Когда мода на "кодексы" миновала и на смену им пришли различные "физиологии", Бальзак сделал первый набросок "Физиологии брака". Отец уже давно излагал ему свои экстравагантные взгляды на плотскую любовь и на евгенику. Старый друг Оноре - Вилле-Ла-Фэ - много рассказывал юноше о женщинах, об их хитростях, о супружеской дипломатии. Орас Рессон и Филарет Шаль дали ему прочесть книгу Стендаля "О любви", и он пришел в восторг. Семейная жизнь его собственных родителей позволила ему сделать немало наблюдений об адюльтере и связанных с ним опасностях. Необыкновенная любовь госпожи Бальзак к младшему сыну Анри, этому чужаку, которого она ввела в семью, не признававшую его своим, в отрочестве заставляла Оноре немало страдать. Суровые уроки преподала ему жизнь четы Берни, четы Сюрвилей, четы Монзэглей. Словом, уже в ранней молодости Бальзак достаточно нагляделся на семейные неурядицы и подумывал о том, чтобы все это описать. Он долго искал название будущей книги: "Супружеский кодекс", "Искусство сохранить верность жены", "Искусство уберечь жену"; наконец он остановился на заголовке "Физиология брака". Тон этого произведения подсказал Бальзаку один из его любимых писателей - Лоренс Стерн, "советовавший, - по определению Бардеша, - смотреть на брак как на известный недуг, который время от времени проявляется в физиологическом акте". Хотя "Физиология брака" вышла в свет гораздо позднее, уже в 1824-1825 годах был написан первый ее вариант; возможно, в работе над ним деятельно участвовал и Бернар-Франсуа, ибо сохранился экземпляр этого произведения, который Оноре велел переплести вместе с брошюрой своего отца "История бешенства".
Для такого рода второстепенных работ Бальзаку приходилось очень много читать, он рылся в книгах, изучал иностранных авторов. Он выказывал энергию, достойную Наполеона. Однако ему уже исполнилось двадцать пять лет, а успех все не приходил. Романы Ораса де Сент-Обена? В их ценность он не верил; он и писал-то их с усмешкой, а порою даже немного стыдясь. Почему? Да потому, что чувствовал: он способен совсем на иное; он ощущал себя философом, мыслителем. Оноре приобрел известную сноровку, овладел некоторыми приемами мастерства и теперь мечтал о чем-то большем. Какой-нибудь Рессон или Ле Пуатвен могут довольствоваться ролью литературных поденщиков, готовых взяться за любую поделку. Но он... Все заставляло его стремиться к великому, и все неумолимо отбрасывало его к ничтожному.
"Я был жертвою чрезмерного честолюбия, я полагал, что рожден для великих дел, - и прозябал в ничтожестве... Как все взрослые дети, я тайно вздыхал о прекрасной любви. Среди моих сверстников я встретил кружок фанфаронов, которые ходили задрав нос, болтали о пустяках, безбоязненно подсаживаясь к тем женщинам, что казались мне особенно недоступными, всем говорили дерзости, покусывая набалдашник трости, кривлялись, поносили самых хорошеньких женщин, уверяли, правдиво или лживо, что им доступна любая постель, напускали на себя такой вид, как будто они пресыщены наслаждениями и сами от них отказываются, смотрели на женщин самых добродетельных и стыдливых как на легкую добычу, готовую отдаться с первого же слова, при мало-мальски смелом натиске, в ответ на первый бесстыдный взгляд!.. Позже я узнал, что женщины не любят, когда у них вымаливают взаимность; многих обожал я издали, ради них я пошел бы на любое испытание, отдал бы свою душу на любую муку, отдал бы все свои силы, не боясь ни жертв, ни страданий, а они избирали любовниками дураков, которых я не взял бы в швейцары" [Бальзак, "Шагреневая кожа"].
Между тем надо было жить. Теперь он обитал один на улице Турнон. Пуповина была перерезана. Иногда мать тайком платила за его жилье. Известно, что в 1824 году Оноре долго болел. Он слишком много работал. И по-прежнему мечтал прославить имя Бальзак. Однако он все еще писал под псевдонимами, ибо сам не верил в ценность того, что создавал. В начале его литературной карьеры родители ждали чуда. Неизменно благожелательный и бодро настроенный, Бернар-Франсуа, как и раньше, писал родственникам: "Оноре работает без передышки, он занят изящной словесностью, из-под его пера выходят славные и весьма интересные произведения, их хорошо раскупают". Но сам автор судил себя гораздо строже; он до такой степени себе опротивел, что иногда подумывал о самоубийстве. Так по крайней мере рассказывает Этьен Араго. Вот как передает эту сцену Аригон.
"Однажды вечером, проходя по какому-то мосту через Сену, Этьен Араго заметил Бальзака: тот стоял неподвижно, облокотившись на парапет, и глядел на воду.
- Что вы тут делаете, любезный друг? Уж не подражаете ли персонажу из "Мизантропа"? Плюете в воду и любуетесь расходящимися кругами?
- Я смотрю на Сену, - отвечал Бальзак, - и спрашиваю себя, не следует ли мне улечься спать, завернувшись в ее влажные простыни...
Услышав такой ответ, Этьен Араго остолбенел.
- Что за мысль! - вскричал он. - Самоубийство? Да вы с ума сошли! Вот что, пойдемте-ка со мной. Вы ужинали? Поужинаем вместе".
Маловероятно, что веселый юноша, чья голова была битком набита планами, счастливый любовник и в самом деле собирался наложить на себя руки... Но неужели ему было суждено всю свою жизнь - а она, как известно, коротка и неповторима - выполнять поденную работу для книгопродавцев?
VIII. ДЕЛОВОЙ ЧЕЛОВЕК... В СОБСТВЕННОМ ВООБРАЖЕНИИ
Никогда не следует судить тех, кого
любишь. Настоящая привязанность слепа.
Бальзак
Шел 1825 год. Бальзак, живший на улице Турнон, почти ежедневно виделся с госпожой де Берни: она продала свой дом в Вильпаризи и поселилась теперь неподалеку от возлюбленного. Она давала ему все: обожание опытной женщины, сладострастной и вместе с тем нежной; материнскую, любовь стареющей эгерии к молодому человеку, глаза которого, по словам Теофиля Готье, походили на "два черных бриллианта и время от времени вспыхивали яркими золотистыми искрами; то были глаза властелина, ясновидца, укротителя"; она знала свет и давала Оноре ценные советы, как там себя вести; она много рассказывала ему о старом режиме, о Революции и обществе времен Империи, зародившемся в период Директории. Проницательная, насмешливая и страстная, не питавшая иллюзий насчет людей и все же относившаяся к ним беззлобно, способная на безграничную преданность, она описывала ему всевозможные интриги, алчные устремления, заговоры. Словом, объясняла жизнь.
Он и сам наблюдал современное ему общество, общество Реставрации. Человеческая энергия, которая в годы Империи расходовалась на воинские подвиги, теперь накапливалась, и это таило в себе опасность. Бальзак постигал особые интересы, отличавшие эту эпоху, как и все переходные эпохи. На самом верху общественной лестницы смешивались два социальных слоя. С одной стороны, прежняя аристократия, населявшая Сен-Жерменское предместье, поредевшая в годы якобинской диктатуры; она опять укрепилась после возвращения короля и ныне опрометчиво пыталась вновь утвердить свое первенство, свои исключительные права, требовала возмездия; с другой стороны, множество выскочек, рожденных Империей, финансовые воротилы, многие из которых удержались на поверхности, приняв сторону монархии если не по велению души, то по расчету. Оба эти слоя были почти недоступны Оноре Бальзаку.
Ниже их располагалась уже обузданная, осторожная, затаившая злобу часть буржуазии, которая боялась утратить то, что она приобрела и завоевала благодаря Революции. Юный отпрыск буржуазной семьи, сын наполеоновского чиновника, Бальзак должен был ненавидеть ультрароялистов. "Все свидетельствует о том, что бонапартистский пыл, видимо, переполнял сердце этого юноши", - пишет Бернар Гийон. Ему был понятен гнев молодых либералов и ярость оставшихся не у дел героев былых сражений, офицеров на половинном пенсионе - они не могли найти себе применения в мирной жизни, а потому все дни играли на бильярде в кафе и вынашивали заговоры против существующего режима.
