Уильям Фолкнер - Звук и ярость
– Она вам не помешает. Мы просто хотим немножко на вас посмотреть.
Они скорчились в воде. Они тесно сдвинули головы, следя за нами. Затем они рассыпались и кинулись в нашу сторону, плеща водой. Мы торопливо отошли.
– Послушайте, мальчики, она вам не помешает.
– А ну, проваливай отсюда, Гарвард! – Это крикнул второй мальчик, который на мосту придумал лошадь и фургон. – Обливай их, ребята!
– Давай вылезем и искупаем их, – сказал другой. – Девчонки, что ли, бояться!
– Обливай их! Обливай их! – Они кинулись к нам, плеща водой. Мы отошли. – Проваливайте отсюда! – вопили они. – Проваливайте отсюда!
Мы ушли. Они сгрудились под берегом, прилизанная голова к прилизанной голове над сверкающей водой. Мы пошли дальше.
– Это не для нас, верно. – Кое-где на мох ложились косые солнечные лучи, уже почти горизонтальные. – Бедняжка, ты всего только девочка. – Во мху росли маленькие цветочки, я никогда еще не видел таких крохотных. – Ты всего только девочка, бедняжка. – Тропинка изгибалась возле воды. Затем вода вновь стала неподвижной, темной, и неподвижной, и быстрой. – Только девочка и ничего больше, бедная сестричка. – Мы лежали в мокрой траве задыхаясь дождь на моей спине как холодная дробь. Теперь тебе есть дело есть есть
Господи в каком мы виде вставай. Там где на мой лоб попадал дождь его начало саднить я провел рукой она стала красной капли дождя на ней розовели. Больно тебе
Конечно больно как ты думаешь
Еще немного и я бы тебе глаза выцарапала Господи ну и воняем же мы попробуем отмыться в ручье – Вот город, сестричка. Теперь тебе уже придется пойти домой. Мне нужно возвратиться к себе в университет. Посмотри, как уже поздно. Ты теперь пойдешь домой, правда? – но она только бросила на меня свой черный потаенный дружелюбный взгляд, прижимая к груди полуобнаженную булку. – Да она мокрая. А я-то думал, что мы успели отскочить. – Я достал носовой платок и попытался вытереть булку, но корка начала отходить, и я перестал. – Надо дать ей высохнуть самой. Возьми-ка ее вот так. – Она взяла ее вот так. У булки был такой вид, будто ее обгрызли крысы. и вода накатывалась и накатывалась на скорченную спину корка грязи воняющая из-под воды пятнающая рябую поверхность воды точно жир на горячей плите я сказал тебе что заставлю тебя
Мне нет никакого дела что ты
Тут мы услышали топот, и остановились, и поглядели назад, и увидели, что он бежит к нам по тропе, и горизонтальные тени хлестали по его ногам.
– Он торопится. Нам лучше… – Тут я увидел еще одного человека, пожилого человека, который бежал, переваливаясь с дубинкой в руке, и мальчика, голого по пояс, который на бегу придерживал штаны.
– Вон Джулио, – сказала девочка, и тут я увидел его итальянское лицо и его глаза, и он прыгнул на меня. Мы упали. Его кулаки тыкались в мое лицо, и он говорил что-то и, кажется, пытался меня укусить, а потом его оттащили и держали, а он вырывался, дергался и вопил, а они держали его за локти, а он все пытался пнуть меня ногой, пока они его совсем не оттащили. Девочка голосила, обнимая булку обеими руками. Полуголый мальчик метался по сторонам и прыгал, придерживая брюки, и кто-то поставил меня на ноги, и я успел увидеть, как из-за безмятежного поворота появилась бегом еще одна совершенно голая фигура, на полушаге сменила направление и прыгнула за деревья, держа позади себя штаны и рубашку, твердые, как две доски. Джулио все еще рвался ко мне. Человек, который поднял меня, сказал:
– Тпру-у! Попался! – На нем был только жилет, без сюртука. С металлической бляхой. В другой руке он сжимал узловатую отполированную дубинку.
– Вы ведь Энс? – сказал я. – Я вас искал. Что случилось?
– Предупреждаю вас, что все, сказанное вами, будет использовано против вас, – сказал он. – Вы арестованы.
– Я его убиваю, – сказал Джулио. И начал вырываться. Его держали двое. Девочка безостановочно голосила, обнимая хлеб. – Ты крадал мою сестру, – сказал Джулио. – Пустите, мистеры.
– Украл его сестру? – сказал я. – Но я же…
– Заткнись, – сказал Энс. – Расскажешь судье.
– Украл его сестру? – сказал я. Джулио вырвался и снова прыгнул на меня, но шериф перехватил его, и они боролись, пока двое остальных снова не скрутили ему руки. Энс, пыхтя, отпустил его.
– Дурак ты итальянский, – сказал он. – Вот возьму и тебя тоже арестую за нападение и нанесение побоев. – Он повернулся ко мне. – Пойдешь по-хорошему или надеть на тебя наручники?
– Я пойду по-хорошему, – сказал я. – Что хотите, только бы найти кого-то… что-то сделать с… Украл его сестру, – сказал я. – Украл его…
– Я тебя предупредил, – сказал Энс. – Он прицеливается обвинить тебя в преступном покушении. Эй ты, скажи, чтобы девчонка перестала выть!
– О, – сказал я. Потом я начал смеяться. Еще двое мальчиков с мокрыми прилипшими ко лбу волосами и круглыми глазами вышли из кустов, застегивая рубашки, уже промокшие на плечах и лопатках, и я попытался подавить смех, но не мог.
– Ты с ним поосторожнее, Энс, он, по-моему, свихнутый.
– Я п-перестану, – сказал я. – С-сейчас пройдет. В тот раз получилось ах-ха-ха, – сказал я, смеясь. – Дайте я немного посижу.
Я сел, и они смотрели на меня, и девочка с лицом в грязных потеках и словно обгрызанной булкой, и вода, быстрая и мирная, чуть ниже тропы. Потом смех иссяк. Но мое горло все еще пыталось смеяться – как позывы к рвоте, когда желудок уже пуст.
– Тпру-у, – сказал Энс. – Возьми-ка себя в руки.
– Ладно, – сказал я, напрягая горло. Рядом кружил еще один желтый мотылек, словно взлетевшее солнечное пятнышко. Вскоре я уже мог немного расслабить горло. Я встал. – Я готов. Куда идти?
Мы направились дальше по тропе, двое других вели Джулио, а девочка и мальчишки шли позади. Тропа вилась по берегу до моста. Мы перешли мост и рельсы, а из дверей на нас смотрели люди, и все больше мальчишек, взявшихся неизвестно откуда, присоединялось к нам, и на главную улицу мы вышли во главе целой процессии. Перед аптекой стояло авто, очень большое, но узнал я их, только когда миссис Блэнд сказала:
– Да это же Квентин! Квентин Компсон! – Тогда я увидел Джеральда. И Споуда на заднем сиденье, вольготно откинувшегося. И Шрива. Обе девушки были мне незнакомы.
– Квентин Компсон! – сказала миссис Блэнд.
– Добрый день, – сказал я, приподнимая шляпу. – Я арестован. К сожалению, я не получил вашей записки. Шрив вам говорил?
– Арестован? – сказал Шрив. – Извините, – сказал он, приподнялся над сиденьями, перебрался через их ноги и вылез. Мои спортивные брюки обтягивали его, как перчатка. Я совсем не помнил, что забыл их. И я не помнил, сколько подбородков у миссис Блэнд. Девушка покрасивее сидела с Джеральдом на переднем сиденье. Они смотрели на меня сквозь свои вуали с благовоспитанным ужасом. – Кто арестован? – сказал Шрив. – В чем дело, мистер?
– Джеральд, – сказала миссис Блэнд. – Отошли этих людей. Садитесь в автомобиль, Квентин.
Джеральд вылез. Споуд не шевельнулся.
– Что он натворил, капитан? – сказал он. – Ограбил курятник?
– Предупреждаю вас, – сказал Энс. – Вы знаете арестованного?
– Знаю, – сказал Шрив. – Послушайте…
– Тогда можете пойти к судье. Вы препятствуете отправлению правосудия. Пошли! – Он дернул меня за локоть.
– Ну так всего хорошего, – сказал я. – Я рад, что повидал вас всех. Мне очень жаль, что я не сумел поехать с вами.
– Джеральд, кому я говорю, – сказала миссис Блэнд.
– Послушайте, констебль, – сказал Джеральд.
– Предупреждаю вас, что вы препятствуете представителю закона при исполнении служебных обязанностей, – сказал Энс. – Если вам есть что сказать, то можете пойти к судье и опознать арестованного. – Мы пошли дальше. Это была уже настоящая процессия со мной и Энсом во главе. Я слышал, как они объясняют им, в чем дело, и Споуд задавал вопросы, а потом Джулио что-то бешено сказал по-итальянски, и я оглянулся, и увидел девочку – она стояла у тротуара и смотрела на меня своим дружелюбным непостижимым взглядом.
– Шагай домой, – крикнул Джулио. – Я с тебя всю шкуру спущу.
Мы пошли дальше по улице и свернули туда, где посреди газона стоял одноэтажный дом из красного с белым кирпича. Мы пошли по мощеной дорожке к двери. Там Энс остановил всех, кроме нас, и приказал им ждать снаружи. Мы вошли в пустую комнату, пропахшую табачным перегаром. В деревянном ящике с песком стояла чугунная печка, на стене висела выцветшая карта и грязный план города. Из-за выщербленного стола на нас поверх очков в стальной оправе щурился человек с буйной гривой седых волос.
– Поймал его, Энс? – сказал он.
– Поймал, судья.
Он открыл огромную пыльную книгу, пододвинул ее к себе и обмакнул заросшее перо в чернильницу, полную чего-то вроде угольной пыли.
– Послушайте, мистер, – сказал Шрив.
– Фамилия арестованного, – сказал судья. Я сообщил ее. Он записал ее в книгу, перо царапало с невыносимой медлительностью.
