Редьярд Киплинг - Сказки старой Англии (сборник)
– Однажды в конце лета, когда начинаются заморозки и пикты вымаривают своих пчел из ульев, мы отправились втроем на волчью охоту. Рутилиан, наш генерал, предоставил нам десятидневный отпуск, и мы забрались далеко – за второй Вал, где кончается провинция Валенсия и дикие холмы, среди которых не встретишь даже руин римских построек, вздымаются еще выше. Около полудня нам удалось убить волчицу, и, снимая с нее шкуру, Алло взглянул на меня и молвил:
«Когда ты станешь комендантом Стены, сынок, тебе уже не придется так славно поохотиться».
С тем же успехом я мог бы стать префектом Южной Галлии, – так что я рассмеялся его словам и ответил:
«Подождем, пока я стану комендантом».
«Не стоит ждать, – сказал Алло. – Послушайтесь моего совета и отправляйтесь-ка оба домой».
«У нас нет дома, – возразил Пертинакс, – и ты знаешь это не хуже нас. Мы конченые люди – без будущего и без надежд. Оттого и скачем, рискуя свернуть себе шею, по этим буеракам».
Старик засмеялся по-своему, особым отрывистым смешком – так лисица тявкает морозной ночью.
«Вы мне нравитесь. И я вас кое-чему научил на охоте. Послушайтесь совета и отправляйтесь домой».
«Это невозможно. – отвечал я. – Во-первых, я и так на плохом счету у командующего. А, во-вторых, у Пертинакса есть дядя…»
«Ничего не знаю про его дядю, – сказал Алло. – Но твоя беда, Парнезий, в том, что ты на слишком хорошем счету у командующего».
«Богиня Рома! – воскликнул пораженный Пертинакс. – Откуда ты можешь это знать, старый лошадиный барышник?»
Как раз в это время (вы знаете, как близко может подкрасться зверь к стоянке) из-за кустов выскочил большой волк-самец, и наши отдохнувшие собаки бросились за ним в погоню. Ну и мы, конечно, за собаками. Волк бежал прямо, как стрела, точно на закат – до самого заката – и завлек нас в такие места, о которых мы и не слыхивали. Перед нами возникло несколько скалистых гряд, вдававшихся в бурливое море, а внизу, у воды, мы увидели корабли, вытащенные на берег. Мы насчитали их сорок семь, но то были не римские галеры, а черные, как вороново крыло, ладьи из Северной Страны, куда не простирается власть Рима. На кораблях копошились люди, и солнце сверкало на их шлемах – крылатых шлемах рыжих норманнов. С великим удивлением мы смотрели на них сверху, ибо хотя и слышали много раз о Крылатых Шапках, как называли их пикты, но в первый раз видели их воочию.
«Скачем прочь! Скорей! – торопил Алло. – Они нас убьют! И не спасет ни болото, ни вереск!» Его голос дрожал и колени дрожали. Мы понеслись назад – через холмы и кустарники под встающей луной – и скакали почти до утра, пока наши бедные лошадки не наткнулись на какие-то руины.
Когда мы проснулись на другой день, озябшие и закоченевшие, Алло сидел на камне, делая болтушку из овсяной муки с водой. В стране пиктов не разжигают костров без крайней нужды. Дымом они подают сигналы, и всякий странный дымок может привлечь жужжащий рой маленьких охотников. О, жалить они тоже умеют!
«То, что мы видели вчера, было торговой стоянкой, – сообщил Алло. – Всего лишь торговой стоянкой».
«Не люблю вранья на голодный желудок, – заметил Пертинакс. – А это что, – глаза у него были зоркие, как у орла, – тоже торговая стоянка?» Он показал на дым вдали над холмом, взлетавший прерывистыми толчками – пых! пых-пых! пых-пых! пых! Пикты подают такие сигналы, поднимая и опуская над костром мокрую бычью шкуру.
«Нет, – сказал Алло, засовывая деревянную тарелку обратно в мешок. – Это сигнал. Ваша судьба решена. Едем».
Мы снова поскакали. Пошел болотничать, так слушай своего проводника – таков закон. Но проклятый дым был милях в двадцати от нас, где-то на восточном побережье, а день выдался горячий, как в бане.
«Что бы ни случилось, – сказал Алло, пока наши лошадки, тяжело похрапывая, бежали вперед, – я хочу, чтобы вы меня не забывали».
«Уж я-то не забуду, – пообещал Пертинакс, – как ловко ты оставил меня без обеда».
«Пригоршня овсяной муки – разве это обед для римлянина? – отвечал Алло и рассмеялся своим отрывистым смехом, не похожим на смех. – А вот что бы ты делал на месте пригоршни овса, растираемой между верхним и нижним жерновами мельницы?»
«Я Пертинакс, а не разгадыватель загадок».
«Ты глупец! – сказал Алло. – Твоим богам и моим богам угрожают чуждые боги, а ты веселишься».
«Угроза еще не гроза», – заметил я.
«Я молю богов, чтоб это было так, – отозвался Алло. – Но снова прошу вас не забывать меня».
Мы въехали на последний, нагретый солнцем холм и увидели впереди, в трех или четырех милях, восточное море. Небольшая галера галльского типа стояла на якоре возле берега с полуопущенным парусом и выдвинутой причальной доской. А внизу под нами, в лощине, держа на привязи своего коня, сидел Максим, император Британии! Он был в одежде охотника и, сутулясь, опирался на трость, но я узнал его спину сразу, едва только увидел, и сказал Пертинаксу.
«Ты сошел с ума, как и Алло! – Он постучал пальцем по лбу. – Вам просто напекло головы».
Максим не пошевелился, пока мы не подошли и не встали перед ним. Тогда он смерил меня взглядом и промолвил:
«Снова голоден? Видно, такая моя судьба – кормить тебя при каждой нашей встрече. У меня есть еда. Пусть Алло приготовит».
«Нет, – возразил Алло. – Хозяин в своей стране не прислуживает странствующим императорам. Я накормлю двух своих сынков без твоего соизволения». И он стал раздувать угли.
«Я ошибся, – вскричал Пертинакс. – Мы все сошли с ума. Скажи же что-нибудь, о безумец, именуемый императором!»
Максим улыбнулся, не разжимая губ. Улыбка вышла жутковатой, но проведя два года на границе, не станешь пугаться взгляда или улыбки. Я, по крайней мере, не испугался.
«Мне сперва показалось, Парнезий, что твоя судьба – жить и умереть центурионом в Приграничье. Но судя по этим письмам, ты умеешь думать не хуже, чем рисовать».
Он сунул руку за пазуху и вытащил свернутые в трубку мои письма к родичам, на которых я зарисовывал разные сцены из пограничной жизни, а также пиктов, медведей, своих знакомых и так далее. Матери и сестре всегда нравились мои рисунки. И вот теперь Максим протягивал мне один из них с подписью: «Солдаты Максима». Там была нарисована шеренга винных бурдюков вместе с нашим старым лекарем из Гунно, внимательно к ним принюхивающимся. Всякий раз, когда Максим забирал себе подкрепление из Британии – чтобы завоевать Галлию, – он обычно посылал в гарнизоны добавку вина. Так что мы у себя на Валу называли винные бурдюки «максимчиками». Да, кстати, я изобразил их в легионерских шлемах.
«В недавние времена, – продолжал Максим, – людей привлекали к ответу за куда более безобидные шутки».
«Так, цезарь, – заметил Пертинакс. – Но не забывай, что это было еще до того, как я, друг твоего друга, научился славно бросать копье».
И он выразительно поиграл своим охотничьим копьем, впрочем, не направляя его ни на кого.
«Я говорил о прежних временах, – произнес Максим, не моргнув глазом. – В наше время только приятно встретить юношей, умеющих соображать – и за себя, и за своих друзей. – Он кивнул в сторону Пертинакса. – Твой отец сам передал мне эти письма, Парнезий, так что с моей стороны тебе ничего не грозит».
«И ни с какой стороны», – добавил Пертинакс, обтирая об рукав острие копья.
«Я был вынужден уменьшить гарнизоны в Британии, чтобы усилить свои войска в Галлии. А теперь я приехал, чтобы снять часть отрядов с самого Вала».
«Много же радости тебе будет от нас, – сказал Пертинакс. – Здесь собраны последние отбросы Империи, люди без будущего. Я бы скорее доверился осужденным преступникам».
«Ты так думаешь? – серьезно спросил Максим. – Но ведь это лишь до тех пор, пока я не завоюю Галлию. Чем-то всегда приходится рисковать – жизнью, душой, покоем или еще чем-нибудь».
Алло обошел костер с тарелкой дымящегося оленьего мяса. Первым он подал еду нам с Пертинаксом.
«Ага! – молвил император, дожидаясь своей очереди. – Я вижу, вы тут как у себя дома. Говорят, что у тебя немало приверженцев среди пиктов, Парнезий».
«Я охотился с ними. Может быть, несколько друзей в этой стране у меня найдется».
«Он – единственный среди римлян, кто нас понимает», – сказал Алло и принялся длинно восхвалять мои добродетели, не забыв упомянуть и о том, как я спас его внучат от волка в прошлом году.
– Спас от волка? – ахнула Уна.
– Было дело… В общем, этот раскрашенный старичок был красноречив, как Цицерон. Он расписал нас так, что дальше некуда! Максим слушал, не сводя глаз с наших лиц.
«Достаточно, – произнес он наконец. – Я выслушал то, что говорил о вас Алло. Теперь я хочу послушать, что вы можете сказать о пиктах».
Я рассказал, что знал, и Пертинакс помогал мне. С пиктом можно жить без опаски, если только постараться понять, чего он хочет. Нас они ненавидели в основном из-за вересковых поджогов. Дважды в год весь гарнизон Вала выбирался из-за укреплений и торжественно сжигал весь вереск на десять миль к северу. Рутилиан, наш военачальник, называл это очисткой местности. Пикты, конечно, улепетывали подальше, и дело сводилось к тому, что мы уничтожали их пчелиные угодья и овечьи пастбища.
