Михал Вивег - Летописцы отцовской любви
10.
С самого начала нашего знакомства М. отстранял меня от большинства проблем, связанных с его отношением к дочери. Естественно, я сперва думала, что те немногие беспокойные фразы, оброненные им в ресторане "Ambiente", лишь предваряют некое неизбежное вступление к проблеме, которую позднее в спокойной обстановке М. изложит мне подробнее. Но я ошибалась. Любой разговор на подобную тему М. обрывал, как только я пыталась завести его; и объяснял это тем, что не хочет постоянно и нудно докучать мне своей бесконечной мелодрамой ...
- Постоянно? - удивилась я. - Мы еще ни разу не говорили об этом.
М. заявил, что это неправда, что тогда в "Ambiente" он сказал мне в сущности все.
Его четные уик-энды (заметьте: те, что он проводил со мной, были нечетными) создавали чуть таинственный, неведомый мир, вход в который для меня был закрыт. Со второй половины пятницы вплоть до воскресного вечера М. исчезал с моего горизонта. Пока еще он не хотел звонить мне в присутствии дочери, а если же, в порядке исключения, сообщал мне, когда и куда они предполагают пойти, то делал это лишь для того, чтобы мы случайно, не приведи Бог, в указанном ресторане или кино не встретились.
Звонил он мне только в воскресенье под вечер, только после того, как сажал дочь в метро. То, как прошли выходные, я обычно распознавала по его тону в телефонной трубке (сам же он никогда не говорил мне об этом).
- Я хотел бы сегодня вечером пригласить какую-нибудь интеллигентную взрослую женщину на ужин. Но у меня три условия: она ни в коем случае не должна качаться на стуле, играть с кетчупом или с солонкой и уж тем более во время ужина не должна жевать жвачку "Губа-буба".
Вы угадали: выходные прошли удачно.
Но случалось, М. приходил совершенно убитый.
- Плохо было? - спрашивала я его осторожно.
- Хуже некуда.
- Серьезно? Мне, право, жаль. Хочешь поговорить об этом?
- Нет, прошу тебя, не надо. Иначе я снова рассержусь.
Я подчиняюсь его просьбе и начинаю рассказывать смешную историю из интимной жизни одного нашего оператора.
М. явно меня не слушает.
- Любовь моя, - говорю я с терпеливой улыбкой. - Ты меня вообще слушаешь?
- Извини. Все время думаю об одном и том же.
- Понимаю.
- Нет, боюсь, что, при всем желании, понять этого ты не можешь.
Ну конечно, не понимаю. Я бездетная и понять этого не могу. Могу только смиренно ждать, когда М. мне все объяснит.
- Кое-чем поделюсь с тобой, - говорит он. - Когда хочет, она может быть просто чудо! Остроумная, милая, внимательная: Но с равным успехом может вести себя как жестокая и наглая эгоистка.
Иногда о его дочери я думаю то же самое (каждый ребенок временами ведет себя как бесчувственный выродок - будто я по себе не знаю:), однако с таким его резким суждением согласиться не осмеливаюсь. Это была бы грубая ошибка.
Я робко что-то возражаю в пользу Крохи, но М. обрывает меня.
- Я не видел ее уже более двух недель и в ближайшие выходные тоже не увижу, потому, естественно, хотел с ней встретиться хотя бы раз на этой неделе, - тщательно и весомо произнося слова, он повторяет все то, что, разумеется, мне уже известно.
А хотите знать, почему он так тщательно все произносит?
Да потому, что скорее всего надеется, что его услышит, кто-то (желательно на небесах) и признает его правоту.
- В понедельник, естественно, встретиться она не могла - должна была готовиться к письменной по химии. Во вторник у нее была аэробика, а в среду после этой вторничной аэробики она была жутко измотана. Четверг вроде бы единственный день на неделе, когда она может погулять с Моникой. Итак, оставался только один день - сегодняшний.
Сейчас я не только могу согласиться, но должна это сделать.
- Мы договорились встретиться в четыре в городе, но после обеда она позвонила мне домой и сказала, что к четырем явно не успеет - ей нужно отдать одному мальчику из класса струны для гитары. Без комментариев. Я сосчитал до десяти и передвинул нашу встречу на полчаса. Она приехала на восемнадцать минут позже и, извинившись, сказала, что у нее есть для меня самое большее минут сорок, потому что к шести, от силы к шести с четвертью ей позарез нужно быть дома - она едет с мамой на Слапы жарить на костре сардельки.
- Да что ты!
- Вот именно. Жарить сардельки! Я про себя сосчитал до двадцати, а потом с улыбкой до ушей предложил ей, не теряя времени, сесть где-нибудь в ближайшем кафе и после того, как мы три недели не виделись, немного поговорить:
М. молча наблюдает за моей реакцией. Я чувствую, что опять должна кивнуть, и я киваю.
- И знаешь, что она мне ответила? Что ненадолго на чашку кофе она пойдет со мной, но еще до этого нам придется поискать запасные колесики для роликов:
Я целую его в щеку и сочувственно глажу по руке.
- Мы видимся все меньше, разговариваем все меньше, и, естественно, дальше будет еще хуже, - говорит М. - Если она вот так плюет на меня в тринадцать, что же будет в шестнадцать? Если я действительно стремлюсь к невозможному, зачем тогда вообще стремлюсь? Почему не оборву все?
- Потому что ты ее любишь, - говорю я.
11.
- Позвольте спросить вас: как вообще ваша дочь переносит это? - говорит наш фатер этому разведенному кадру. - Я имею в виду вашу взаимную разлуку?
Мы как раз откушали. Обед протекал в поразительно спокойной обстановке, так что пока я единственный, кто залез под стол, но к этому давно все привыкли. Мать сервирует кофеек с такой осторожностью, что я едва-едва слышу: с одной стороны, она старается не разбить праздничный сервиз, с другой - не сглазить это небывалое совпадение взглядов. Я всем нутром чую, как она силой принуждает себя не идеализировать ситуацию, а принимать ее трезво, без всяких нереалистичных, преувеличенных ожиданий.
- И знаете ли, что самое удивительное? - говорит фатеру ухажер. - Мы обычно спрашиваем, как это переносит она. Почти автоматически все предполагают, что в таких случаях ребенок страдает несравнимо больше взрослого.
Слышу, как он отхлебывает кофе и ставит чашку обратно на стол.
- Но когда вы такого якобы страдающего ребенка попросите поскорее позвонить вам, то он об этом - очевидно, по причине своего страдания - всякий раз забывает. Вы ждете, ждете, но телефон молчит. В конце концов вы не выдерживаете и звоните сами, ибо после двух-трех дней напрасного ожидания это именно вы, кто умирает от тоски и печали, а измученный родительским разводом ребенок как ни в чем не бывало говорит вам: "Привет, папуля, послушай, я могу тебе звякнуть примерно через час? Sorry, но по телику как раз начинается "Беверли-хиллс":
Фатер заразительно смеется.
- Это мне явно кое-что напоминает:
Готов поклясться своими башмаками, что при этом он кидает выразительный взгляд на сестрицу.
- Запомните правило номер один: прежде чем позвонить ей, посмотрите телевизионную программу, - поучает папахен.
Он, факт, лыбится - по голосу слышу.
- А теперь скажите: как эту разлуку переносите вы?
- Сейчас уже лучше. Временами бывает довольно трудно, но иной раз, напротив, очень хорошо. Даже опасно хорошо. Надеюсь, вы понимаете меня.
- Да, понимаю, что вы имеете в виду.
Минутная тишина.
- Но с чем действительно я не могу смириться, так это с тем, что вижу ее так мало. Так отчаянно мало.
- Раз в неделю во второй половине дня и каждый второй уик-энд, - говорит фатер со знанием дела.
- Именно так.
- С Ренатой у меня было точно так же - правда, Рената?
- Да, папенька, - говорит сестрица голосом Адины Мандловой. - Вы совершенно правы, папенька.
- Кое-чем поделюсь с вами, - говорит этот отвергнутый отец с пылом. - Да, я вижу свою дочь крайне мало, но верю, что, невзирая на это или скорее даже поэтому, я парадоксально в большей мере отец, чем неразведенные отцы, которые могут видеть своих дочерей, когда им заблагорассудится.
Похоже на то, что наш фатер серьезно призадумывается над такой премудростью.
- Вы так считаете?
- Да. И по двум причинам. Первая: ты ценишь эти неожиданно подаренные редкие часы, которые можешь провести с ней, и проживаешь их, стало быть, гораздо интенсивнее и как бы осознаннее. И вторая: в течение тех дней, которые вынужден прожить без нее, тоска активизирует поразительное множество воспоминаний о том времени, когда вы жили вместе. Ты можешь вдруг вспомнить, как впервые купал свою дочь в белой пластиковой ванночке в ромашковом отваре и едва дышал, боясь, как бы это мокрое маленькое тельце не выскользнуло из рук. Или как несколькими годами позже в песочнице она с этаким
шаловливым прерывистым смехом сыпала песок тебе в волосы:
Он вдруг замолкает.
Эта тишина наверху за столом длится вроде так же долго, как и в тот раз, когда сестрицын фотограф начал сервировать к кофейку ее кошечку.
Я зашкаливаю и высовываюсь из-под стола: этот разведенный крендель многократно прокашливается, а наш папахен без передыху кивает головой, точно какой придурок.
- Похоже, вы двое долго искали друг друга, покуда нашли, - обалдело говорит сестрица.
