Джозеф Конрад - Теневая черта
Странно, как я, прибыв на берег, был поражен гибкой походкой, живыми глазами, здоровым видом всех, кого встречал. Это произвело на меня огромное впечатление. И среди тех, кого я встретил, был, разумеется, и капитан Джайлс. Было бы удивительно, если бы я его не встретил. Шатание по деловой части города было его обычным утренним занятием, когда он бывал на берегу.
Я еще издали заметил поблескивающую золотую цепочку у него на груди. От него так и веяло благодушием.
— Что я слышу? — пожав мне руку, спросил он со своей улыбкой доброго дядюшки. — Двадцать один день из Бангкока!
— Это все, что вы слышали? — спросил я. — Вы должны позавтракать со мной. Я хочу, чтобы вы в точности знали, в какую историю вы меня впутали.
Он колебался почти целую минуту.
— Хорошо… пойдемте, — снисходительно сказал он наконец.
Мы зашли в отель. К моему удивлению, оказалось, что у меня великолепный аппетит. Затем, когда со стола было убрано, я выложил перед капитаном Джайлсом историю этих двадцати дней со всеми их профессиональными и эмоциональными деталями, между тем как он терпеливо курил большую сигару, которой я угостил его.
Затем он глубокомысленно заметил:
— Вы должны чувствовать себя здорово усталым.
— Нет, — сказал я. — Не усталым. Но я скажу вам, капитан Джайлс, как я себя чувствую. Я себя чувствую старым. И, должно быть, я стар. Все вы на берегу кажетесь мне кучкой ветреных юнцов, никогда не знавших, что такое забота.
Он не улыбнулся. У него был нестерпимо примерный вид.
— Это пройдет, — объявил он. — Но вы кажетесь старше, — это факт.
— Ага! — сказал я.
— Нет! Нет! Правда в том, что в жизни не следует придавать слишком большое значение ни дурному, ни хорошему.
— Жить с прохладцей, — насмешливо пробормотал я. — Не всякий на это способен.
— Ну, вы скоро будете довольны, если сможете двигаться хотя бы с прохладцей, — отпарировал он со своим застенчиво добродетельным видом. — И еще одно: человек должен бороться с невезением, со своими ошибками, со своей совестью и всякой такой штукой. Да что там — с чем же еще бороться?
Я молчал. Не знаю, что он прочел на моем лице, но он вдруг спросил:
— Что это — уж не Из трусливых ли вы?
— Один бог знает, капитан Джайлс, — был мой искренний ответ.
— Это неважно, — спокойно сказал он. — Вы скоро научитесь, как не быть трусливым. Человек должен учиться всему — а этого многие из юнцов даже не понимают.
— Ну, я уже не юнец.
— Да, — согласился он. — Вы скоро уезжаете?
— Я сейчас возвращаюсь на судно, — сказал я. — Я выберу один из якорей и подтянусь на вторам на полкабельтова, как только мой новый экипаж явится на судно, а завтра на рассвете отплыву.
— Ага, — одобрительно буркнул капитан Джайлс. — Так оно и следует. Из вас выйдет толк.
— А вы что думали? Что я буду неделю отдыхать на берегу? — сказал я, раздраженный его тоном. — Я не могу отдыхать, пока мы не выйдем в Индийский океан, да и тогда мне будет не до отдыха.
Он хмуро, точно преобразившись, пыхтел сигарой.
— Да. К этому все сводится, — задумчиво сказал он.
Точно тяжелая завеса поднялась, открыв совсем неожиданного капитана Джайлса. Но только на миг, ровно настолько, чтобы он успел прибавить:
— Да, мало, мало отдыха в жизни для всех. Лучше не думать об этом.
Мы встали, вышли из отеля и расстались на улице с горячим рукопожатием как раз в ту минуту, когда он, впервые за все наше знакомство, начал интересовать меня.
Первое, что я увидел, вернувшись на судно, был Рэнсом, сидевший на шканцах, на своем аккуратно увязанном сундуке.
Я сделал ему знак следовать за мной в салон, где я сел и написал ему рекомендательное письмо к одному моему знакомому на берегу.
Окончив, я подвинул к нему письмо через стол.
— Оно может вам пригодиться, когда вы выйдете из больницы.
Он взял его и положил в карман. Глаза его смотрели куда-то в сторону в пространство. Лицо выражало тревогу.
— Как вы себя чувствуете теперь? — спросил я.
— Сейчас ничего, сэр, — сдержанно ответил он. — Но я боюсь, что вот-вот начнется… — На губах его опять мелькнула грустная улыбка. — Я… я ужасно боюсь за свое сердце, сэр.
Я подошел к нему, протягивая руку. В его не глядевших на меня глазах было напряженное выражение.
Он походил на человека, который прислушивается к предостерегающему зову.
— Вы не хотите пожать мне руку, Рэнсом? — мягко сказал я.
Он издал восклицание, густо покраснел, сильно встряхнул мою руку — и в следующий миг, оставшись один в каюте, я услышал, как он осторожно поднимается по трапу, ступенька за ступенькой, смертельно боясь разгневать нашего общего врага, которого он жестокой судьбой был обречен сознательно носить в своей верной груди.
