Кен Кизи - Последний заезд
Я сказал Джорджу, что, по-моему, она имела в виду, смогу ли я ходить ногами, но его занимала сейчас более важная тема.
— Однако каждый человек, — продолжал он, вытирая мне подбородок своим носовым платком, — должен пройти кое-какое посвящение и перетерпеть.
Новый рвотный спазм не позволил мне выразить свое возмущение. Я ковбойствовал с того дня, когда бросил Нашвиллский начальный колледж, и брал главные призовые на роупинге. Если я молодой и новичок, то и само родео такое же, и я считал, что не хуже любого знаком с большинством видов состязаний в этом новом спорте.
Переодевшись в свое, я нашел Джорджа с десятком других наездников. Они выстраивали своих лошадей перед скачкой — она была бы вполне обычной скачкой, если бы не то, что наездники сидели в седлах лицом назад. И вместо поводьев держались кто — за торока, кто — за края потника, кто — за хвост.
Джордж радостно пыхал сигарой, видимо, тоже меерхоффской. Он крикнул мне:
— Нашвилл, давай сюда. Твой взнос позволяет тебе участвовать во всем. Поворачивайся задом вместе с нами, шутами.
— Господи, что еще-то?
— Дурацкая скачка, вот что… и всегда есть место для еще одного дурака.
Он пришпорил мерина, чтобы освободить мне место. Как только я сел задом наперед, Стоунуолл стал бить копытом. Я повернулся посмотреть на дорожку — он еще сильнее занервничал. Спокойны были только Джордж и его гнедой.
— Теперь слушай меня, — тихим голосом сказал он, — На старте сильно отклонись назад, все время смотри на хвост. Повернешься, чтобы посмотреть на финишную черту, — потеряешь равновесие. Пусть конь о финише побеспокоится. Ты беспокойся о старте — он самый трудный.
Другие всадники оборачивались, вертели шеями, и лошади их нервничали, били копытами. Я заставил себя сидеть спокойно. Как только я замер, замер и Стоунуолл. Он стоял тихо, дожидался, когда подведут к старту остальных. Я вслух удивился, почему не участвует Сандаун. Джордж ответил, что эти шутовские номера не в его вкусе.
— Мне, бывало, приходилось скакать задом, — сказал он, — Просто для смеха, так мне объясняли. Когда я все равно стал выигрывать, они решили так же задом повернуть остальных и назвали это «Скачками дураков». — Он усмехнулся, — И странная вещь: с тех пор, как все стали ездить задом, я столько же раз приходил последним, сколько первым. Убей меня бог, если знаю почему. Ладно, отклонись назад.
Выстрелил пистолет. Лошади рванулись вперед, всадников бросило назад. Джордж был прав, что старт — самое трудное. Первый рывок застает тебя врасплох, ты валишься на круп лошади, а ухватиться не за что. Лошадь чувствует, что на заду у нее кто-то возится, и в панике выскакивает галопом — из-под тебя. Треть участников ссыпалась от первого рывка, еще треть — из-за этого галопа. Несмотря на предупреждение Джорджа, я распластался на крупе и держаться было не за что. Я был близок к тому, чтобы присоединиться в пыли к другим неудачникам, но тут вспомнил, что конь подо мной привычен к роупингу. Такой конь слушается и без поводьев. Я крикнул:
— Стоунуолл, стой!
Он ударил по тормозам так, как если бы я заарканил бычка. Инерция выпрямила меня в седле.
— А теперь ию-ап! — крикнул я. — Иию-ап!
Мимо нас неслись лошади, но большинство — с пустыми седлами. Джордж был где-то впереди. Я поборол желание обернуться. Шлепнул Стоунуолла по крупу и еще раз издал клич мятежников. Джорджа мы обошли на самом финише. Зрители вскочили с приветственными криками.
Ко мне подъехала Принцесса родео и вручила приз — это была Сара Меерхофф. И в качестве дополнительной премии наградила поцелуем. А призом была синяя шелковая бандана с золотой бахромой и вышитой шелком надписью:
Поцелуй был прямо в губы и дополнения в виде золотой бахромы и ракоходной надписи не требовал. Смысл его был так же ясен, как обещание в конце первой серии фильма: ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Это был первый из многих моих пендлтонских призов и самый почетный. Я обмотал банданой шею так, что концы свисали за спиной. Джорджа я нашел в тени под трибуной. Он все еще расстроенно качал головой.
— В следующий раз я, пожалуй, поверну коня задом. Может, он быстрее побежит, если будет знать, где был, а не куда торопится. Красивый платочек, Нашвилл. Ты не чересчур ли его затянул? А то у тебя лицо, как свекла.
Мы не успели обсудить этот вопрос — заиграл горн. Слишком быстро для следующего состязания. Он снова заиграл, и выбежала звездная свинья. Ее патриотическая окраска блестела от жира. Горн заиграл в третий раз, и за хрюшкой погналась стая визжащих демонов. В стае были только индейские дети. На некоторых были кожаные обноски, на некоторых — ничего, кроме раскраски и грязи. Свинья визжала и бегала, дети гонялись за ней, взбивая пыль. Игра была неравная. Трофей был опытный и в руки не давался.
Когда новинка приелась и ребята окончательно выдохлись, вышла оранжеволосая с горном и лассо. Она протрубила отбой. Свинья сразу затрусила к ней и вдела голову в петлю. Оранжевая увела ее, помахав трибунам.
— Я буду рад, когда мы вырастем из этих глупостей, — сказал Джордж.
Нас их ожидало еще много. Сирена Клэнси уже объявлял следующую через свой трехгорлый мегафон.
— Приглашаем на эстафету «Одеяла скво». Победитель получает одеяло. Проигравший получает скво.
Я понимал, почему эти новшества не по вкусу Сандауну.
Джордж уговорил меня составить с ним пару в этой скачке. Сказал, что это верные тридцать долларов, если поедем на его плечистом гнедом.
Команда в «Одеяле скво» состояла из двух человек и одной лошади. За лошадью волоком тащится толстая воловья кожа. Один едет на лошади, его напарник — на коже. В конце арены они меняются местами и едут обратно. Кожу и буксирные веревки предоставили волонтеры. Я медленно подошел к своей коже, наблюдая, как ведут себя соперники. Некоторые становились на колени, другие садились с вытянутыми ногами. Я вопросительно посмотрел на Джорджа.
— Самый надежный способ, — сказал он невинным тоном, — лечь на пузо, как мальчишка на санках.
Я лег на пузо. Выстрелил пистолет. Джордж пришпорил мерина, и меня потащило по буграм, рытвинам, пыли и навозу, который со сволочной меткостью летел мне из-под копыт в лицо.
К концу поля мы подъехали, далеко опередив соперников. Джордж повернул мерина и соскочил. Я извозился, как свинья. Моя чистая одежда покрылась навозом. Навоз был под воротом, в ушах, даже под шляпой.
— Ты нарочно возил меня по коровьим лепешкам.
— Может, пару раз, — объяснил он, — Для смазки, как сало на волоке.
— Ладно. — Я вскочил на его гнедого, — Смазка — так смазка.
Я пустил гнедого галопом и направил на самую большую кучу.
— Посмотрим, как тебе понравится, Джордж Флетчер, — крикнул я через плечо, — смазка для твоей франтовской шляпы.
Но увидел, что он не лег на пузо. И на колени не стал, и не сел. Он стоял на прыгающей шкуре, согнув колени и балансируя руками, как тогда на бочке. Грязь, отброшенная копытами, попадала ему только на сапоги.
Мы заняли второе место и поделили призовые у корыта, пока пил гнедой. Пятнадцать долларов. Я разложил на два столбика по семь, а лишний подкинул в воздух. Джордж поймал его на лету.
— Если бы ты не завернул к коровьей куче, мы делили бы тридцать, и лишнего бы не было, — Он бросил свои доллары в кожаный мешочек на седле и повернул коня кругом. — Сейчас ловля бычка. Пойдем посмотрим, в каком настроении эти рогатые ящерицы из Техаса.
Выяснилось, что он имеет в виду техасских лонгхорнов. Они были в паршивом настроении, толклись в загоне, пыряли друг друга. Случайно мотнув головой, такой мог оставить собрата без глаза. Вот почему скотоводы в штате Одинокой звезды перешли на другие породы: эти длиннорогие были так же опасны друг для друга, как для ковбоев и их лошадей. Помню, один старый трейл-босс сказал: «Их пасти — все равно что пасти дикобразов».
Понаблюдав, как эти склочные скоты пыряют и бодаются, я сказал Джорджу, что сегодня, пожалуй, пропущу стир-роупинг.
— Я не только никогда не пробовал, я даже никогда не видел, как это делается. Понаблюдаю за техникой.
— Понаблюдать тебе надо только за одной: мистера Джексона. Лучше его нет.
— Удивительно слышать это от Джорджа Флетчера. Почему он лучший?
— Сандаун терпеть не может пачкать свой нарядный костюм. Когда он заваливает бычка, подлец уже не встает. Главное — правильный угол, он говорит. Посмотришь.
Я посмотрел. Теперь это состязание не часто увидишь на родео. Слишком жестокое, слишком грубое. А в те времена не было условия, чтобы животное потом могло встать, доказав тем, что у него не сломана шея. Я подумал, что именно так и обошелся Сандаун со своим бычком. Он бросил лассо слева и завернул маленького толстого пегаша направо со всей быстротой, на какую тот был способен. Лассо, захватившее рога быка, протянулось за его задними ногами под углом девяносто градусов, и Сандаун резко натянул поводья. Голову быка рвануло в одну сторону, а ноги еще топали в другую. Он грохнулся оземь с такой силой, что весь стадион застонал. Сандаун стреножил его и поднял руки; бык за это время не шевельнул ни одним мускулом. Когда его развязали и он, шатаясь, поднялся на ноги, публика наградила его аплодисментами.
