Ананта Мурти - Самскард
-- Она их любит,--объяснил он.
Взял еще парочку свистулек детям, дунул в них для проверки и распорядился:
-- Пошли.
Пранешачария насилу сдержался, он чувствовал себя вещью, которую кто хочет, тот подберет.
Путта углядел лавчонку с ярко окрашенными напитками в бутылках.
-- Выпьем "фанты"!--решил Путта.
-- Я такие вещи не пью,-- отказался Пранешачария.
Путта надолго застрял перед лавчонкой, крытой соломой, наконец, выбрав бутылку с чем-то малиновым, бросил монетку:
-- Мне это!
В лавчонке было полно народу. Крестьянки застенчиво утирались после шипучей воды, поили сладкой водичкой вымытых детей с намасленными головенками. Женщины были все в новеньких сари, с цветами в волосах. Мужчины похрустывали рубахами, надетыми впервые Звякали отлетающие пробки, шипела и булькала разноцветная жидкость, причмокивали губы, сжимаясь перед восхитительной отрыжкой. Лавчонка была вся ожидание, наслаждение, удовлетворенность--одно из самых больших удовольствий храмового праздника. К таким праздникам окрестные деревни готовятся загодя, откладывая деньги на многочисленные радости, которые не часто перепадают крестьянам.
Пранешачария стоял в стороне от мира незамысловатых удовольствий и наблюдал толпу. Путта допил шипучку, громко рыгнул, даже порозовев от приятных ощущений, и затормошил Пранешачарию:
-- Ну все, все, нам пора! Так вы ничего и не выпили.
Пранешачария следовал за Путтой как в полусне, одурманенный толчеей и торговлей, свистульками и барабанами, плывущими накатами храмовых колоколов, кричащими красками лавок и одежд.
Он был окружен глазами--взгляды искали, устремлялись к цели. У него единственного взгляд блуждал бесцельно, потому что он был не в силах соотнести себя ни с чем.
Выходило, что Путта был прав.
...Даже моя с ним встреча, наверно, была предопределена. Желая следовать своему выбору, я должен вначале перенять его вовлеченность в жизнь. Чандри тоже живет в этом мире. Я же нигде не живу--ни здесь, ни там. Мир распался на противоположности, и меня зажало между.
В нос ударил крепкий запах кофе и свежих пирожков.
Путта остановился.
Ачария тоже.
-- По чашке кофе?
-- Я не буду.
-- Так это же брахминская харчевня. Хозяин все привез из Тиртхахалли специально на праздник, готовят тут по обряду, для брахминов особые места отведены. Не осквернитесь, не бойтесь.
-- Я кофе не хочу.
-- Нет, так не пойдет. Я должен угостить вас кофе!
Путта за руку втащил его в харчевню. Пранешачария осторожно присел на грязноватую табуретку, пугливо огляделся. Что будет, если увидят его, ученого, благочестивого брахмина, человека с такой репутацией, в ярмарочной харчевне за чашкой подозрительного кофе? Тьфу!--по-базарному отплюнулся Пранешачария, когда же я выкину эти мысли из головы?
Из уважения к брахминству Ачарии Путта устроился чуть поодаль.
-- Два особых!--заказал он.
Заплатив две аны, он отхлебнул обжигающего кофе и сморщился.
-- Гадость, а не кофе! Всегда как праздник, так жулят!
Пранешачария выпил свой кофе медленно и с удовольствием. Ему кофе понравился. К тому же он почувствовал прилив сил. И с неожиданной бодростью последовал за Путтой.
-- А поесть вы могли бы в храме. Там до шести вечера будет подаваться угощение для брахминов.
Праношачария уже который день не ел горячего и, представив себе дымящийся рис с душистой подливкой, проглотил слюну, но сразу вспомнил, что есть ему пока нельзя -- он совсем недавно похоронил жену. Тем более в храме: если он примет пищу в храме, храм будет осквернен и, согласно поверью, колесницу не удастся даже стронуть с места. А с другой стороны, как же Наранаппа? Сожрал всю рыбу из храмового пруда -- и что? Нет, недостает ему сил преступить бесчисленные ограничения брахминской жизни, он не Наранаппа. Так как же?-- издевался он над собой. Чем я готов уплатить за счастье уйти к Чандри и жить с ней? Если уж уходить, так не оглядываясь, если уж решился, так уходить. Нет иного способа осознать призрачность игры противоречий, избавиться от страхов. Как Махабала: захотел -- и сделал.
-- Гляньте-ка!-- Путта указывал на пригорок, где плотным кружком стояла толпа, судя по одежде - крестьяне низких каст.-- Подойдем поближе, там, наверно, петушиный бой.
Пранешачарию передернуло, но он безропотно поплелся за Путтой со странным предчувствием встречи с судьбой. От толпы так несло дешевым пальмовым вином, что Пранешачария не смог приблизиться вплотную. Стоявшие сзади поднимались на цыпочки и тянули шеи, передние сидели на корточках. Толпу сковывало напряженное внимание, лица были обращены в круг, а в кругу, подпрыгивая, расхаживали два петуха. Никогда в жизни не сталкивался Пранешачария с таким накалом жестокости и острого возбуждения. Ему казалось, что вся жизненная энергия этих сидящих на корточках людей сосредоточена в их глазах. А петухи! Треск крыльев, четыре крыла, четыре шпоры. Кокк, кокк, кокк, кокк. Сорок, пятьдесят пар глаз вокруг. Кроваво-красные гребни, блестящие стальные шпоры. Луч солнца -- искрой! Искры. Как от удара о кремень. Промельк! Удар, удар. Удар! Один петух на другом. Долбит его.
Неодолимый ужас стиснул Пранешачарию. Он точно провалился в мир демонов. Бессильно опускаясь наземь, он думал, что если в этом аду, где он задумал поселиться с Чандри, если в этой беспросветности, в этом подземелье жестокость загорается счастьем в глазах завороженных созданий, то такому вот, как он, не выжить в этом мире.
Владельцы петухов подбадривали бойцов странными горловыми звуками, которые едва ли могли исходить из человеческой гортани.
Он все отчетливее понимал, что нет в нем качеств, необходимых для жизни в мире страстей и жестокости.
Его опять сковала трусость, такая же, как в тот день, когда Наранаппа дал ему отпор, когда он сник, обмяк, столкнувшись с силой гордыни.
Владельцы петухов насилу растащили их, промыли раны и снова вытолкнули в круг.
Возбужденный Путта рвался сделать ставку.
-- Ставлю!-- теребил он совершенно незнакомого человека.-- Вот на этого ставлю! Две аны, если победит!
-- Четыре, если победит вон тот!-- загорелся незнакомец.
-- Восемь, если мой!
-- Десять!--влез еще один.
-- Двенадцать!--кричал Путта.
-- Идет.
Пранешачария замер в ожидании исхода--что будет, если простоватый Путта останется без денег? К его немалому изумлению, Путта выиграл.
-- Давай еще разок!-- предложил проигравший.
-- Нет,-- бросил Путта.
-- Как это "нет"?-- пьяно вознегодовал проигравший и замахнулся на Путту.
Пранешачария властно протянул руку между ними. Увидев брахмина, пьяный отшатнулся и сделал шаг назад, но со всех сторон напирали разгоряченные любопытствующие люди.
-- Что такое?
-- Что там?
Пранешачария с усилием вырвал Путту из круга и почти бегом поволок за собой.
Путта, видимо, не испугался и вообще был доволен-- двенадцать ан выиграл. Он улыбнулся во весь рот. Пранешачария взглянул на его веселое лицо и испытал нечто вроде отцовского чувства.
Был бы у меня сын, я бы воспитывал его с любовью, подумал он.
Вслух он сдержанно сказал:
-- Ну все, Путта. Теперь я пойду своей дорогой, ты--своей.
У Путты мгновенно вытянулось лицо.
-- А куда вы идете?
-- Сам еще не решил,-- ответил Ачария, настороженно стараясь уразуметь, зачем Путта так липнет к нему.
-- Я еще немножко побуду с вами,-- умолял Путта.-- А после вы можете поесть в храме.
Пранешачария чувствовал, что иссякают остатки его терпения.
-- Мне нужно к золотых дел мастеру,-- объявил он.
-- Зачем?
-- Золотую вещь ему показать.
-- Зачем? Если у вас нет с собой денег, я вам дам двенадцать ан. В долг. После как-нибудь отдадите.
Пранешачария просто не знал, как выпутаться. Дружелюбие этого человека, как лиана, оплетало ноги.
-- Нет, Путта. Мне много денег понадобится. На билет до Кундапуры. На другие расходы.
- Тогда давайте я вам покажу хорошую лавку. Я знаю где. Вы что собираетесь продать?
-- Кольцо с брахминского шнура,-- сдался Пранешачария.
-- Покажите,-- протянул руку Путта.
Пранешачария снял со шнура кольцо. Путта внимательно осмотрел кольцо и посоветовал:
-- Не меньше пятнадцати рупий. Меньше не берите.
Узенький проход вывел их к дому золотых дел мастера. Мастер сидел перед опрятным деревянным ящичком с напильником в руках. Он поднял на лоб очки в серебряной оправе и деловито спросил:
-- С чем пожаловали?
Всмотревшись, он узнал Путту и сменил тон:
-- Так что же могло произойти, что ноги Путты привели его к моему порогу, а?
Получив кольцо, он не спеша взвесил его, сосчитал красные зернышки, служившие ему гирьками, потер кольцо, подумал и определил:
-- Десять рупий.
-- Пятнадцать,-- твердо возразил Путта.--А нет, так и разговора нет.
Пранешачария не знал, куда деться от неловкости.
-- Нынче золото не в цене,-- объяснил ювелир.
