Джеймс Коззенс - Почетный караул
Бомбардировщик и вправду садился. Вот он коснулся земли, подпрыгнул и после невысокого замедленного скачка снова опустился на полосу; тотчас же за стремительно вращающимися колесами шасси взметнулись облачка пыли. Все то, что случилось дальше, из-за эффекта относительных скоростей самолетов напоминало дурной сон. Пока бомбардировщик летел, им казалось, что он еле движется; теперь, когда он приземлился, возникло впечатление, что скорость его резко возросла. Прямые, словно обрубленные крылья вихрем мелькнули над бетонным покрытием полосы; но при этом, если прежде они приближались к бомбардировщику очень медленно, то теперь стали нагонять его с такой стремительностью, словно Б-26 стоял неподвижно.
Натаниел Хикс сидел ни жив ни мертв. Ему казалось, что он существует отдельно от своего тела, что в кабине присутствует лишь оглушенное страхом сознание, некий бестелесный взгляд, тупо глазеющий в тесном, залитом тусклым отраженным светом пространстве кабины. Он видел седую голову полковника Росса, видел обтягивающую его широкую спину рубашку защитного цвета со светлыми следами высохшего пота под мышками. Он видел загорелое, мальчишеское лицо генерала Била — рот чуть приоткрыт, видны ровные белые зубы, золотой браслет болтается на вытянутой вперед руке. Вторая рука его крепко сжимала верхнюю поперечину штурвала. На пальце блестел перстень выпускника Военной академии с каким-то цветным камнем.
И тут они во что-то врезались — но не в землю; они летели примерно на высоте крыш ангаров; они уже почти догнали бомбардировщик, но все еще находились чуть выше его и сзади. Они врезались с сокрушительной, неистовой силой. Самолет резко накренился набок, так что крыша кабины превратилась в боковую стенку, а противоположная стенка стала крышей; и оттуда с оглушительным шумом рухнул сержант Пеллерино, ударившись о штурманский столик Хикса. В это время в наушниках зазвучал пронзительный испуганный голос:
— Б-двадцать шесть на полосе! Б-двадцать шесть на полосе! Прямо перед вами самолет. Прямо перед вами…
Самолет снова так же резко выровнялся, и сержант слетел со столика. Он сел на пол около противоположной стенки и тупо уставился на Хикса; даже в мерцающем полумраке кабины было хорошо видно, что по щеке у него стекает влажная темная струйка крови. Натаниел Хикс тоже тупо взглянул на сержанта, испытывая какое-то оцепенение и в то же время облегчение, даже чуть ли не признательность за то, что теперь от него уже ничего не зависит. Можно не суетиться, можно не напрягаться и спокойно, без паники разбиться вдребезги.
— …струя от винта, — взревел не своим голосом Каррикер. — Это струя от его винта. Нет, не так… Пусти-ка…
Задрожав всем корпусом в безумии воздушных вихрей, самолет стал снова заваливаться набок; Каррикер потянулся влево — на самом деле вниз, — и его рука с глазированной розовой кожей и узловатыми кнопками вместо ногтей покрыла сразу обе ручки газа и перебросила их вперед до упора. Затем точно рассчитанным движением он нажал на выключатель шасси. Столь же безукоризненно быстрым броском рука его перенеслась на рычаг управления створками капота. Еще одно молниеносное движение — и он стал осторожно и спокойно балансировать триммеры.
Оглушительный рев двигателей кувалдой ударил по барабанным перепонкам. У Хикса лязгнули зубы; его буквально вдавило в кресло. Сержант Пеллерино повалился на Макинтайра, и их вместе прижало к двери уборной. Самолет впритирку, невероятным скользящим движением прошел мимо движущегося под ним бомбардировщика. Они чудом не врезались в высокие крыши ангаров, протянувшихся под прямым углом на краю аэродрома. Самолет сделал крутой поворот и легко и свободно понесся в темноту. Мелькнули и ушли в сторону огни аэродрома, они поднимались в ночь длинными ленивыми скачками. Сквозь грохот в наушниках прозвучал настойчивый голос генерала Била:
— Сорок дюймов! Ну уж не загибай! Явно больше.
— А я тебе говорю, всего сорок, — проревел голос Каррикера.
Видимо, он немного сбросил газ, потому что Натаниел Хикс почувствовал внезапное облегчение. Он попытался сглотнуть и не смог от неожиданно резкой боли: рот и гортань у него совсем пересохли. Он снова осторожно попробовал сглотнуть слюну и провел пересохшим языком по сухим деснам. Один наушник был по-прежнему прижат к уху, и Хикс слышал визгливый женский голос:
— Военный тридцать семь-шестьдесят три! Тридцать семь-шестьдесят три!
Генерал Бил нагнулся и поднял упавший на колени микрофон. Раздался щелчок переключателя, и спокойный голос генерала зазвучал в эфире:
— Вышка! Говорит генерал Бил. Мы снова заходим на посадку. Пусть экипаж Б-двадцать шестого подождет меня у командного пункта. Я хочу поговорить с пилотом. Конец связи.
Только сейчас Хикс почувствовал, что головной телефон больно придавил ему правое ухо, и снял наушники. После двух безуспешных попыток ему наконец удалось повесить их на крючок.
— Ну что, все живы? Отсутствующих без уважительных причин нет? — спросил полковник Росс. Он наклонился к генералу Билу. — Нужно включить свет в кабине. Кажется, есть травмы. Не возражаете?
— Спросите Бенни, — сказал генерал Бил. — Теперь он у нас первый пилот.
— Не надо, командир, — ответил Каррикер.
Полковник Росс щелкнул выключателем настольной лампы; то же самое сделал вслед за ним и Хикс. Сержант Пеллерино снова сидел на своем месте, у боковой стенки кабины, прижав к голове ладонь. Он опустил руку, посмотрел на испачканные кровью пальцы и ухмыльнулся:
— Пустяки, сэр. Пара шишек, ничего страшного. — Потом повернулся к Макинтайру: — А ты как, не ушибся?
Макинтайр, как видно, не пострадал — только с головы слетела пилотка. Он ее отыскал и теперь крепко сжимал в руках. Он сидел, слегка приоткрыв толстогубый рот.
— Мы что, потерпели аварию, сэр? — недоверчиво спросил он.
— Не обязательно обращаться ко мне «сэр», сынок, — ответил сержант Пеллерино. — Нет, это не авария. Держи хвост пистолетом. Мы еще пока летим…
Натаниел Хикс посмотрел на лейтенанта Турк, но она отвернулась:
— Не надо, пожалуйста!
— Ну, как вы там? — повернулся к ней полковник Росс.
Лейтенант Турк отодвинулась от яркого света, прижалась щекой к стенке кабины, а другую щеку закрыла ладонями.
— Нормально, — ответила она.
Натаниел Хикс посмотрел вперед и увидел, что генерал Бил что-то говорит подполковнику Каррикеру. Южная часть небосклона над их головами была расцвечена яркими беззвучными вспышками молний. Подполковник Каррикер пожал плечами, повернулся, взглянул на компас, и самолет начал плавно входить в вираж.
На повернутом в профиль лице генерала Била появилось угрюмое выражение, сквозь зубы он что-то сердито выговаривал подполковнику. Глядя прямо перед собой, Каррикер вдруг громко произнес:
— Кончай, командир. Давай бери штурвал.
Генерал Бил что-то ответил, потом откинулся в кресле и демонстративно скрестил руки на груди.
— Закрылки убираются. Какого черта, командир, бери штурвал, — не поворачивая головы, грубо сказал подполковник Каррикер. — Я ведь сказал, что не возьму штурвал. А сама она не сядет.
Тут Хикс наконец расслышал слова генерала:
— Это был приказ, — сказал он Каррикеру, — считай, что ты арестован.
— Прекрасно, арестован так арестован. Давай бери штурвал.
— Послушайте, может, хватит? — вмешался полковник Росс.
Генерал Бил положил руку на штурвал и точно рассчитанным движением подал его от себя. Положив другую руку на рычаг газа и внимательно глядя на приборы, он ответил довольно спокойно:
— Все в порядке, судья. Просто, когда я командую, я хочу, чтобы мои приказы исполнялись.
Некоторое время они летели молча; вдруг все почувствовали, как колеса шасси под полом кабины шаркнули по бетону, ощутили мягкий толчок, слева и справа замелькали посадочные огни. Генерал Бил лихо развернулся в темноте аэродрома, и они быстро проехали мимо длинного ряда ангаров. На стоянке перед зданием командно-диспетчерского пункта были включены прожекторы. Рядом, на неустойчивом с виду трехколесном шасси, неподвижно чернел Б-26. Генерал Бил подрулил к бомбардировщику и прибавил обороты двигателей. На перроне стояли несколько военных полицейских и офицер аэродромной службы с повязкой на рукаве.
Генерал Бил выключил моторы, сержант Пеллерино поднял защелку и открыл дверь. В кабину ворвался теплый влажный ветер, донеслись долгие раскаты грома. Натаниел Хикс отстегнул ремни и полной грудью вдохнул свежий воздух. В наступившей тишине неожиданно громко прозвучал голос сержанта Пеллерино:
— Не беспокойтесь, мэм. Можете оставить его здесь. Все равно потом будут убирать.
— Спасибо, — слабым голосом ответила лейтенант Турк.
— Ну вот, выходите, — сказал генерал Бил. — И ты, Бенни, тоже. Я через минуту вас нагоню. Если кому-то нужно в «Олеандровую башню», могу подвезти.
