Михал Вивег - Летописцы отцовской любви
Помимо всего, на протяжении этого альпинистского восхождения он упорно молчит.
Я ненормальная, говорю себе. Ненормальная.
Подозрительно оглядываю темную прихожую.
- Вход не внушает особого доверия, да? - говорит он.
- Да, конечно, - отвечаю с облегчением.
Как только он открывает вторую дверь, картина сразу меняется. Окна квартирки выходят в парк, и она полна утреннего солнца. Я осматриваюсь: обшарпанный пробковый пол, белая встроенная кухонька, полная грязной посуды, круглый стол с интеллигентскими газетами и журналами, рабочий уголок с компьютером и принтером, большой набитый книгами антикварный шкаф, черный диван, столик с переносным телевизором и массивная двухъярусная кровать с крутой деревянной лесенкой.
Просто и вполне уютно.
Кроме того, приятно, что он не говорит фразы типа "Извините за беспорядок" или "Может, какую-нибудь музыку?" и что избегает всяких обычных клише при знакомстве. Причем настолько успешно, что я до сих пор не знаю его имени.
- Садитесь, - только говорит он.
Молча начинает готовить завтрак. Его молчание создает в комнате, конечно, определенное напряжение, но при этом мне нравится, что он не мелет языком попусту. Он включает чайник, моет чашки, тарелки и выжимает грейпфрут - для этого у него есть специальный изогнутый ножик.
- Классный нож, - отмечаю, - а я всякий раз прорезаю корку, и половина сока вытекает в тарелку.
Он кивает и собирает на стол. Затем приносит наши четыре газеты.
- Забыл, какие ваши, - говорит он. - Кажется, эти.
И подает мне.
- Нет, это ваши, - говорю я. - Если не возражаете, я возьму свои.
- Естественно, - говорит он почти без улыбки, но чувствую, что заработала один балл.
Он наливает чай, надкусывает первый пончик и действительно углубляется в чтение. Хотя, похоже, его что-то все время гнетет, но сейчас вид у него спокойный. Единственное, что в эту минуту, пожалуй, волнует его, - это чтобы джем не капнул на газету.
Я растерянно наблюдаю за ним и в отличие от него сосредоточиться на чтении не могу. Что будет, когда мы прочтем газеты? Он станет на меня кидаться? Разрежет меня на куски своим изогнутым ножиком? В какой-то момент я подумываю, уж не педик ли он - впрочем, я всегда мечтала дружить с каким-нибудь интеллигентным, остроумным гомосексуалистом.
Снова эта красивая улыбка.
- Хотите услышать последнее открытие журналистов-аналитиков "Лидовых новин"? - спрашивает он.
Я киваю.
- "
Туристов привлекают пражские памятники старины", - читает он заголовок крупным шрифтом. - Вы могли бы такое предположить?
- Нет, - говорю я. - Это настоящее открытие:
Он снова погружается в газету, а я тем временем перевожу взгляд на три обрамленные фотографии на противоположной стене. На всех трех одна и та же юная девушка. Красивая.
Он подмечает, куда устремлен мой взгляд, но не испытывает потребности хоть как-то прокомментировать это.
"Производители стальных труб намерены защищаться", - читает он следующий заголовок. Коротко усмехается: - Надеюсь, не трубами:
Я смеюсь.
Затем опять мы долго молча едим и читаем.
- Или послушайте вот это: "Чешские пивоварни за бортом", - наконец говорит он. - Это не журналисты, а сюрреалисты. Фокусники с метафорой. Представьте себе корабль, полный чешских пивоварен: И двух матросов, которые все эти пивные заводы запросто бросают за борт:
Я улыбаюсь.
- Могу я вас кое о чем спросить? - говорю я чуть погодя.
- Нет, - говорит он с веселой решительностью, не отрывая взгляда от газеты.
- Нет?! Что это значит? Я что, не могу вас ни о чем даже спросить?
Наконец он внимательно на меня смотрит.
- Это прекрасная ситуация. Не портите ее.
И он придвигает к себе свой грейпфрут.
- Но поймите, - возражаю я уже с некоторой досадой, - я ведь о вас ничего не знаю. Не знаю даже вашего имени.
С минуту он задумчиво смотрит на меня.
- Я вас понимаю, - говорит он. - Но в самом ли деле что-то изменится, если я вам скажу, что зовут меня, предположим, Эмиль и что служу я в Коммерческом банке и что на уик-энды езжу на дачу в Южную Чехию?
Теперь уже я разглядываю его. Изучаю его лицо.
- Вас зовут не Эмиль. И ни в каком Коммерческом банке вы не служите, наконец заявляю я убежденно.
- В самом деле?
- В самом. Вы не тот тип. - Я смотрю на часы. - И кроме всего прочего, вы давно сидели бы в банке.
- Сегодня у меня отгул.
- Неправда. И дачи у вас тоже нет.
- А дачу, дачу я от папы получу-у-у, - затягивает он.
Мы смеемся.
- Я сижу в вашем доме и ничего о вас не знаю, - повторяю я уже с отчаянием, но на сей раз мое отчаяние - наигранное.
- Именно это и нравится мне в данной ситуации, - говорит он. - Конечно, будь я вашим отцом, это нравилось бы мне, видимо, меньше.
И мы оба снова возвращаемся к раскрытым газетам. Кое-что зачитываем вслух и комментируем особо дурацкие заголовки и статьи. Я расслабляюсь - с этим абсолютно чужим человеком мне на удивление хорошо.
В конце концов газеты мы дочитываем. Невозможно же читать две газеты два часа кряду!
- Мне надо идти, - говорю я.
Он кивает и встает. На меня не кидается и уж тем более не режет меня на куски своим изогнутым ножиком. К сожалению, даже не удерживает меня.
- Я спущусь вместе с вами, - говорит он деловито. - Дверь наверняка закрыта.
Все пять этажей проходим в молчании.
- Наши свадебные гости все ноги собьют, - пытаюсь я возобновить нашу изначальную игру, но это не очень срабатывает.
Он улыбается, но опять-таки грустно.
Открывает дверь (действительно заперта).
- Отличный был завтрак, - говорит он. - Спасибо.
- Не за что. Ваше извращение тоже отличное.
Я медлю перед открытой дверью, но сколько можно? Смущенно глажу запыленную стену коридора - а потом на мягкой штукатурке нацарапываю ногтем свой номер телефона.
Я чувствую его взгляд, но посмотреть ему в лицо уже не решаюсь.
- Не хотите пригласить меня, разнообразия ради, на ужин? - говорю я смущенно, опустив голову (это я-то, телевизионная звезда:) - Допустим, в эту пятницу? "Тринадцатую комнату" ведет коллега:
Он колеблется.
- Обещаю вам, что надену майку получше. - Я стараюсь говорить непринужденно. - Поверьте, этот наряд не вполне отражает мой вкус.
- В пятницу не могу. - Он качает головой. - Но:
Чувствую, как краснею. Такого не случалось со мной уже много лет.
- Тогда в субботу?
- В субботу, к сожалению, тоже не получится.
Он хочет что-то добавить, но я опережаю его. Чувствую себя униженной, и мой голос неожиданно становится неприятно скрипучим.
- В вашем Коммерческом банке какое-нибудь важное совещание в выходной? Или к вам на дачу в Южной Чехии именно в этот уик-энд приедет говносос?
М. искренно смеется.
- Да нет, - говорит спустя минуту. - В этот уик-энд у меня будет дочка:
5.
Когда в первые годы после развода я заполучал Ренату на уик-энд (на каждый второй уик-энд, что, думаю, естественно), то встречались мы всегда в пятницу в пять часов на станции метро "Народни тршида" у последнего вагона. Я предпочитал встречаться внизу в метро, потому что наверху вокруг всех этих палаток перед универсамом "Май" (нынче он называется иначе, но это не имеет значения) уже тогда толпилась всякая пьяная шелупонь. Я обычно приходил немного раньше, минут за пятнадцать, чтобы она там не оказалась одна - ведь никогда не знаешь, что может случиться, особенно с молодой девушкой (и особенно в Праге).
Вспоминаю еще, как иногда я нервничал при мысли, что на сей раз она на себя напялит, ибо в том критическом возрасте между тринадцатью и шестнадцатью (естественно, это лишь приблизительные границы) она часто умудрялась надевать совершенно сногсшибательные вещи, в которых иногда походила, с позволения сказать, на шлюшку, и мне с трудом удавалось сдерживать себя, чтобы не взорваться и не сказать ей об этом. И что люди оглядываются на нас. Сын со мной не ходил, но, признаться, не потому, что стеснялся Ренатиных шмоток, а потому, дескать, что не может смотреть на мое "токование". Он, натурально, перебарщивал, ибо ни о каком "токовании" речь явно не шла, а то, что я, как отец, после двухнедельного перерыва страшно радовался своей дочери, - вещь, думаю, вполне естественная. Напротив, я никогда не позволял себе прилюдно гладить ее по голове - у нее была буквально аллергия на это, а поцелуя удостаивался лишь тогда, когда при нашей встрече или прощании сам напрашивался (максимум еще вечером перед сном, но для этого она должна была быть в хорошем настроении). Естественно, я понимал, что для молодой девушки уик-энд, проведенный с тридцатипятилетним "старцем", удовольствие небольшое, и потому всегда старался организовать для нее какую-нибудь программу. Мы ходили в кино, естественно, на Петршин и в зоопарк, я доставал билеты в театр и типа того.
Однажды мы пошли кататься на лодке на Славянский остров, но Рената была все время замкнутой и противной и только потом дома объяснила мне, что ей мешала моя форма, которую в тот день я не успел переодеть, ибо в части у нас была генеральная инспекция. Естественно, я мог понять чувства четырнадцатилетней девочки, но, с другой стороны, поверьте мне, мало приятного, когда вы вдруг обнаруживаете, что ваш ребенок стыдится того, чем вы занимаетесь, и даже говорит вам, что вы похожи на "капитана Коркорана". С тех пор я следил за этим и ходил только в цивильном, хотя мой цивильный костюм она также часто критиковала. Заказал я как-то столик в одном дорогом ресторане, но она сказала, что из-за "похоронной пары", которая на мне, она со мной никуда не пойдет. Однако на мне был выходной темно-синий костюм, и я действительно не понимал, что ей в нем не по нраву. С этими ресторанами в те ее годы я вообще нахлебался. Если когда-нибудь, к примеру, Рената и соглашалась пойти со мной на праздничный обед или ужин, то по дороге туда съедала две порции мороженого и еще орешки в сахаре, так что в конце концов я все равно ел один, а она лишь сидела, играла с ножом и вилкой и скучала. А об ее диетах и говорить не приходится - одно время она день за днем ела только овощные салаты и подобные глупости, хотя была такой худущей, что, глядя на нее, сердце кровью обливалось. А когда я пытался разумно ей объяснить, что она совершает огромную ошибку, ибо все еще развивается и ее организм требует гораздо более разнообразной и богатой пищи, она сердито затыкала уши. Тем самым, однако, не хочу сказать, что мы с Ренатой не провели уйму прекрасных выходных дней, когда, например, отправлялись в долгие вечерние прогулки по Старому Месту и Малой Стране, где Ренате, естественно, очень нравилось, ведь она была, как и всякая молодая девушка, "романтической душой" и иногда даже брала меня за руку. По субботам мы ходили плавать в бассейн "Славии", а по воскресньям с утра Рената обычно готовила обед.
