Элизабет Гоудж - Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны
«Ничто не кончается и не исчезает бесследно в этом мире», — начал пастор. — «Ты можешь думать, что зерно исчезло навеки, когда оно упало, как мертвое, в землю, но когда следующей весной оно пустит росток и даст листья и цветы, ты поймешь, что ошибалась. Когда сэру Рольву сообщили, что сын Черного Вильяма умер, а его мать вернулась к своим родным, он не сомневался, что Мерривезеры увидели конец этого семейства. Его сын Джон, который не помнил своей матери, без сомнения считал, что Лунная Принцесса и ее белая лошадка исчезли навеки. Кроме того, он несомненно думал, что обман, с которого начались отношения его родителей, хоть и был грехом, но никак не мог повлиять на следующие поколения».
Однако все попытки постричь тисы так, чтобы получилось что-нибудь еще, кроме рыцарей, и петухов, оказались обреченными на провал, они снова становились рыцарями и петухами. А злые люди живут в сосновом бору по сию пору. И в каждом поколении Лунная Принцесса возвращается в усадьбу, и на какое-то время это приносит огромную радость, потому что солнечные и лунные Мерривезеры прекрасно подходят друг к другу, но потом, как наказание за первородный грех, следует ссора, и Лунная Принцесса снова исчезает».
«Она всегда исчезает?» — в ужасе прошептала Мария. Она уже догадалась, что в этом поколении она сама была Лунной Принцессой. А ей так не хотелось исчезать.
«Она всегда исчезала», — ответил Старый Пастор. — «Не обязательно из долины, но всегда из усадьбы. Хотя старики в деревне утверждают, что однажды появится Лунная Принцесса, у которой достанет храбрости избавить долину от злости Людей из Темного Леса. Но как принцесса из волшебных сказок, она должна смирить свою гордость и полюбить не принца, а бедняка, пастуха или пахаря, какого-нибудь деревенского парня, и с его помощью освободить долину. Но как раз этого Лунные Принцессы и не делают, они все, как одна, так горды, что отказываются принимать помощь других», — Старый Пастор вздохнул и налил себе еще кофе. — «Так вот все и идет, и злоба Людей из Темного Леса все еще с нами».
«Но кто ОНИ?» — спросила Мария. — «Если сын Черного Вильяма умер, они не могут быть его потомками».
«Это сэру Рольву сказали, что ребенок умер», — поправил ее Старый Пастор, — «но никто не видел этого ребенка мертвым. Говорят, что его мать, боясь, что сэр Рольв может обидеть ребенка, сказала, что он мертв, и ушла с ним к своей семье. Похоже, что так и было, потому что пятьдесят лет спустя в лесу снова послышался крик черного петуха, и там появились четверо мужчин, которые могли быть сыновьями того ребенка, они пришли из-за холмов и поселились в замке.
И их потомки до сих пор живут там на горе всему краю. Мерривезеры могут говорить, что они владеют сосновым бором, идущим до самого Моря, и бухтой Доброй Погоды, но на самом деле они не больше хозяева на этой земле, чем в Лондоне, ею владеют Люди из Темного Леса. В прошлом бывали Мерривезеры, которые пытались выгнать их оттуда силой или хитростью, но через короткое время они снова появлялись там. Твой дядя мудро не предпринимает подобных попыток. Он терпит их, делает, что может, чтобы защитить зверей от их жестокости, и охраняет своих людей, потому что все они страдают от них… И ждет».
«Лунную Принцессу?» — прошептала Мария.
Старый Пастор улыбнулся. «Не знаю. Может быть, сэр Бенджамин, прямо как в волшебной сказке, надеется на это старинное пророчество».
«А вы в него верите?»
«Во всякой сказке есть доля правды. Похоже, только Лунная Принцесса может справиться с жестокостью Людей из Темного Леса, потому что только луна может осветить черноту ночи. Это станет возможным только тогда, когда она смирит себя и полюбит бедняка, потому что в этом мире ничего нельзя достичь» без любви и смирения. Как бы они ни подходили друг другу, союз солнечных и лунных Мерривезеров всегда кончается ссорой — сэр Рольв был грешник, а грех отцов всегда падает на детей — пока они творят то же самое, что и отцы».
«Так вы думаете, что сэр Рольв убил Черного Вильяма?»
«Я так не думаю». — вешительно ответил Старый Пастор. — «Сэр Рольв до такого не дошел. Мерривезеры никогда не были убийцами».
«Так что же случилось с Черным Вильямом?»
«Не знаю. Может быть, он внезапно от всего устал, и решил немножко пожить в одиночестве и поразмышлять над своими ошибками. Злые люди, к счастью, часто устают, потому что зло очень утомительно».
«А может быть он сел в лодку и просто уплыл на закат и так и не вернулся. Как я рада, что сэр Рольв не убийца!»
«Хоть он и не убийца, он алчный до чужого добра разбойник, вероломный обманщик и вообще большой грешник», — резко сказал Старый Пастор. — «Тебя нельзя поздравить с таким предком».
«Я думаю, что Райский Холм нужно опять отдать Богу», — сказала Мария. — «У Мерривезеров нет на него никаких прав. Если солнечные и лунные Мерривезеры будут оставаться разбойниками, между ними всегда будут какие-нибудь неприятности».
«Мария», — одобрительно сказал Старый Пастор. — «Ты возвращаешь доброе имя своей в прошлом не слишком добродетельной семье».
«Наверно, Рольв — потомок того первого пса сэра Рольва, того, который вернулся в сосновый бор, когда сэр Рольв умер?»
«Может быть. Говорят, что за год-два до появления очередной Лунной Принцессы в Рождественский Сочельник из соснового бора приходит коричневый пес и остается жить в усадьбе. Потом, когда появляется Лунная Принцесса, он берет ее под свое покровительство».
Мария широко открыла глаза: «Сэр Бенджамин сказал мне, что Рольв появился из соснового «Да», — ответил Старый Пастор.
Мария еще шире распахнула глаза: «Может быть, Рольв не потомок того первого пса, а он самый и есть?».
«Собаки обычно не живут пятьсот лет».
«Но ведь это необычная собака?»
«Конечно», — отозвался Пастор, — «уж точно необычная».
Они кончили завтракать, и открыв футляр, Старый Пастор вынул скрипку, уселся на скамью у огня и начал натягивать новую струну. Мария не чувствовала себя в этой комнате чужой, казалось, что она тут дома, поэтому она непринужденно подошла к книжным полкам и начала разглядывать книги.
«Можешь брать читать то, что тебе понравится», — сказал Старый Пастор. — «Мои книги, как и я сам, всегда к — услугам моих друзей».
«Но почти все они на других языках».
«Если ты хочешь английскую книгу, возьми с верхней полки том английской поэзии… Но по моему мнению французский язык — самый прекрасный в мире».
В его речи проскользнула легкая иностранная интонация, Мария обернулась и посмотрела на него. «Простите, сэр», — робко спросила она, — «вы — француз?»
«Да», — ответил Старый Пастор, и прижав скрипку подбородком, начал нежно наигрывать мелодию, которую Мария играла на клавикордах перед тем, как выскочить к нему в розовый сад.
«Кто научил тебя ей?» — спросил он ее.
«Никто. Она выскочила из клавикордов, когда я первый раз их открыла».
«Ну да, понятно», — сам себе под нос сказал Старый Пастор. — «Она наверно играла ее прямо перед тем как закрыть клавикорды. Да, я помню, она играла в тот вечер. Это был ее последний вечер в усадьбе. Это было двадцать лет назад». Потом он позволил нежной мелодии, которую он играл, смениться веселым деревенским танцем, и Мария не смогла задать ему вопросы, которые так и вертелись у нее на языке. Она проглотила их и сняла с полки ту книгу, на которую указал Старый Пастор. У нее была бледно-лиловая обложка, и она была достаточно маленькая, чтобы умещаться в кармане. Но прежде чем засунуть ее в карман, она заглянула внутрь, и прочла на титульном листе имя, так хорошо известное ей, и написанное таким знакомым ей почерком. Имя было Луи де Фонтенель, а почерк был ее гувернантки, мисс Гелиотроп… Комната закружилась вокруг Марии… Она молча постояла, засунула книгу в карман, думая, что же делать, Ничего, решила она. Просто ждать.
Теперь Старый Пастор стоял, и музыка неслась по комнате, как стая белых птиц. Она решила, что он не заметил, что с ней произошло, казалось, он вообще забыл о ней. Он унесся на крыльях музыки туда, где летают белые птицы. Она присела в реверансе, на который он не обратил внимания, взяла свою шляпку и пелеринку, нажала на ручку двери, и быстро вышла в маленький, сладко пахнущий, заросший садик.
Но у деревянных ворот она остановилась, чтобы подождать, и ей не пришлось ждать долго, срез минуту-другую Малютка Эстелла показалась из-за угла дома, на плечи она накинула серую шаль, но прекрасную голову оставила непокрытой.
«Я знала, что ты меня ждешь», — сказала она глубоким мелодичным голосом. — «Хочешь, пойдем ко мне домой? Это небольшой крюк».
«Спасибо», — скромно сказала Мария, и когда стелла взяла ее за руку, засмущалась, как будто шла рука об руку с королевой. Хотя у Эстеллы были натруженные руки, и она работала в приходском доме, как простая служанка, она держалась, как знатная леди, и Мария относилась к ней так же.
