Микаел Рамадан - Тень Саддама Хусейна
Удай широко улыбнулся по завершении развлечения, но, не дожидаясь его насмешливых замечаний, я быстро вышел из комнаты, с трудом добежал до туалета, и меня нещадно стошнило в унитаз.
Я надеялся, что Саддам не знал об этом ужасном эпизоде и что он никогда не будет поддерживать подобные варварские методы. Вскоре мне представилась возможность узнать об этом. Два дня спустя я встретился с президентом в первый раз после пребывания в плену, и он похвалил меня за храбрость при побеге от курдов. Он сказал, что меня наградят. Я подумал, что если храбрость определяется тем, насколько быстро ноги несли мня прочь от опасности, то я действительно был храбрым человеком.
После того как я стал свидетелем жестокой казни Муллы, что-то во мне умерло. Возможно плен и смерть Мухаммеда также отразилась на мне, и я больше не заботился о своей дальнейшей судьбе. Страх порождается инстинктивным желанием человека выжить, а это для меня теперь не много значило. Возможно, у меня началась тяжелая депрессия и то, что сейчас называют посттравматическим стрессом. Его воздействие на меня оказалось очень сильным. Мне не польстили комплименты Саддама, и, так как я перестал думать о последствиях моих действий, мне было легче высказать то, что мучило меня.
- Я был на химическом заводе в Самара во вторник, - сказал я, хотя раньше я ни разу не менял тему беседы при общении с Саддамом. - Я был там вместе с Удаем и Фаделем Бараком.
- Да, - ответил Саддам, несколько смущенный, как мне показалось. Удай говорил мне.
- Мулла был казнен в моем присутствии.
- Я знаю об этом.
Я помедлил, прежде чем продолжить, но не потому, что боялся его ответной реакции, а просто мне хотелось подобрать слова так, чтобы получить ответ, прямой и недвусмысленный.
- Его опустили в ванну с серной кислотой.
- Да. - Саддам внимательно смотрел на меня, без сомнения думая, куда я веду.
- Это был ваш приказ? - спросил я, проявляя дерзость куда большую, чем позволял кто-либо другой, кого я видел с Саддамом. Он не ответил. Я смиренно склонил голову. - Я был бы признателен, Саддам, - продолжал я, если вы избавите меня от подобных сцен в будущем. У меня кишка тонка для этого.
Саддам неожиданно встал и приблизился ко мне.
- Конечно, мой дорогой друг. Тебе столько пришлось пережить в эти последние месяцы. Я так рад, что ты опять здесь, что возможно вел себя чересчур эгоистично. Ты с женой и дочерью отправишься отдохнуть за мой счет. У меня милый дом и лодка около Шитатаха на Бахр аль-Мильхе. Возможно ты знаешь, где это?
- Да, - ответил я без особого энтузиазма. - Это озеро неподалеку от моего родного города. Отец возил меня туда, когда я был ребенком.
- Тогда решено. Дом твой на все то время, что ты захочешь остаться там.
Я пробормотал слова благодарности. Были сделаны все приготовления для отъезда. "Милый дом", о котором говорил Саддам, оказался на деле небольшим дворцом, а лодка - яхтой, оснащенной так, как мне и не снилось, и конечно, я не видел ничего подобного, когда бывал здесь с отцом.
Мы прожили у озера почти месяц, и постоянный штат прислуги относился к нам как к членам президентской семьи. Однако для меня это был трудный период. Моя жена многие годы довольно резко высказывалась по поводу личности Саддама и сущности его режима. А теперь и я тоже осознал, как тяжело находиться ежедневно бок о бок с таким садистом и безжалостным человеком. Я не заговаривал об этом, и она не поднимала тему Саддама и моей преданности ему. Когда пришло время возвращаться в Багдад, меня охватили дурные предчувствия. В отпуске я ещё раз понял, что мне есть ради чего жить. Амна и Надия очень дороги мне, и нужно было найти силы продолжать свою роль, хотя бы ради них.
После нашего отпуска, Амна вновь забеременела, но даже это не принесло особой радости в мою жизнь. Саддам фактически признался, что крайне жестокая пытка, которой подвергли Муллу, проводилась по его приказу, и я все более скептически воспринимал речи Саддама и страстно возненавидел Удая. Я ни с кем не делился своими мыслями, и моя ноша становилась все более невыносимой.
Во время моего вынужденного отсутствия у Саддама появился новый двойник, родственник одного из старших гвардейцев. Внезапное возвышение бросилось ему в голову, и он оказался достаточно глуп, чтобы сделать неосторожное, хотя и безобидное замечание в присутствии Саддама. Его тут же на месте жестоко избили охранники.
Нападения Ирака на зарубежные суда в Персидском заливе продолжались два последних года. Иран пригрозил заблокировать Хормузский пролив, что имело бы разрушительные последствия для западной экономики. США, Франция и Великобритания послали свои военные суда в этот район, но угроза Ирана не была материализована. Саддам утверждал, что эта угроза всего лишь блеф со стороны Хомейни, в чем иранцы позже признались. Закрыть пролив означало бы нанести удар иранской экономике, которую уже невозможно было бы восстановить. Ирак к тому времени получал существенную экономическую помощь от соседей-арабов, так как все они осознали, чем грозит исламская революция для арабского мира. В частности, Кувейт передал значительные средства в распоряжение Саддама и этим жестом, как это ни парадоксально, положил начало цепи событий, которые приведут шесть лет спустя к войне в Заливе.
Мои сложные проблемы и постоянное напряжение повлияли также и на Амну - на поздних стадиях беременности у неё сильно повысилось кровяное давление и тестирование обнаружило белок в моче. Врачи диагностировали поздний токсикоз, и её отправили в госпиталь. Кровоснабжение плода было недостаточным, и возникло опасение, что ребенок может погибнуть во время схваток. Наконец, в начале апреля, когда не оставалось никаких других шансов, ребенок появился на свет при помощи кесарева сечения под местным наркозом. Это был мальчик, и мы назвали его Салих.
Когда сразу после рождения ребенка я вернулся домой, казалось, моя мать избегает меня. Она убедила себя, что родится непременно ещё одна внучка, и отказывалась выслушивать новости.
Когда я наконец нашел её в саду, она проигнорировала меня, хотя я подошел к ней вплотную.
- Амна и ребенок чувствуют себя хорошо, мама, - прошептал я ей на ухо.
- Хорошо, - сказала она, - как вы решили её назвать?
- Мы назовем его Салих Микаелеф, - ответил я, широко улыбаясь.
Мать резко обернулась ко мне, не уверенная, что расслышала меня правильно.
- Это мальчик? - спросила она, едва сдерживая радость.
- Да, мама, у вас - внук.
Она сразу же приникла ко мне и начала причитать:
- О, Микаелеф, я не верю этому! Мальчик, мальчик!
Я крепко обнял её и почувствовал, как огромный груз спал с моих плеч. Я подарил внука своей матери.
- Довольна ли ты теперь?
- О, Микаелеф, не брани меня, глупую старую женщину. Я так счастлива, я так долго ждала. Как бы мне хотелось, чтобы сегодня твой отец был здесь. Он был бы так горд, особенно после того, как вы назвали ребенка в его честь.
- Мог ли я назвать его как-либо еще?
- Салих Микаелеф аль-Кадхими, - вздохнула она, - это прекрасное имя.
Несколько последующих дней моя мать провела на седьмом небе от счастья, но Амна все ещё была больна и её оставили в госпитале до тех пор, пока не восстановит силы. Что касается меня, я был весьма горд и счастлив иметь сына. Я мог сколько угодно доказывать, что появление мальчиков в семье традиционно сильно преувеличивают, но не мог отрицать инстинктивного удовлетворения, которое я почувствовал после рождения сына. Это был сложный период моей жизни, но маленький Салих оказался воистину солнечным лучиком среди мрачных туч над моей страной.
Когда я вернулся к своим обязанностям во дворце, я с болью думал о смерти Мухаммеда. Я провел много часов в Черном кабинете, вспоминая все беседы, которые мы вели, мысленно видел его лицо и слышал его голос. Иногда, когда кто-то входил в комнату, я с надеждой оборачивался, ожидая увидеть его.
Его место занял молодой человек из президентского офиса - Хашим Мушир. Он был довольно мил и не обижался, когда я поначалу называл его Мухаммедом.
Я не знаю, что было тому виной - возраст или мои недавние переживания, но как-то утром Хашим заметил, что волосы у меня на висках поседели. Возможно, это покажется странным, но я надеялся, что, благодаря этому, смогу оставить свои обязанности, однако проблема была решена очень просто. Удая послали с заданием привезти высококачественные краски для волос в диапазоне оттенков от коричневого до черного. Коробка, в которую они были упакованы, оказалась так велика, что потребовалось двое мужчин, чтобы поднять её. Саддам лично помог мне выбрать правильный оттенок.
Я старался навещать Амну каждый день, но это было непростой процедурой. Когда Саддам публично выступал и множество людей знали о его местонахождении, я был вынужден оставаться в тени. В такое время я должен был приезжать в госпиталь тихо, используя боковой вход, надевать фальшивую бороду и темные очки и сразу направляться в её личную палату, предварительно очищенную от случайных посетителей.
