Уильям Фолкнер - Реквием по монахине
Теперь свет не мигает. Он тускнеет, гаснет.
Стивенс (продолжает.) Нэнси сперва была наперсницей, пока она - Нэнси очевидно, считала, будто единственная проблема, трудность - раздобыть деньги для шантажиста так, чтобы господин, хозяин, муж не узнал об этом; потом она - я говорю о Нэнси - начала понимать, догадываться, может быть, осознавать, что, в сущности, она давно уже не наперсница, еще не понимая, что на самом деле стала шпионкой своего нанимателя; поняла это она, только узнав, что, хотя Темпл взяла деньги и драгоценности из сейфа мужа, она - Темпл - не отдала их шантажисту и не забрала письма, что выкуп деньгами и драгоценностями не составлял даже половины плана Темпл.
Свет гаснет полностью. Сцена погружается в темноту.
Стивенс (продолжает). Тогда Нэнси отыскала спрятанные деньги и драгоценности и сама спрятала от Темпл; это произошло в ту ночь, когда Гоуэн отправился на неделю в Арансас-Пасс ловить рыбу, взяв с собой старшего ребенка, мальчика, чтобы завезти к дедушке с бабушкой в Новый Орлеан, а потом, по пути из Техаса домой, забрать. (В темноте, обращаясь к Темпл.) Теперь продолжай.
Сцена в полной темноте
Вторая сцена
Личная гостиная или гардеробная Темпл.
13 сентября. 21 час 30 мин.
Свет загорается справа внизу, как в первом действии при переносе действия из зала суда в гостиную Стивенсов, хотя теперь на сцене личная комната Темпл. Дверь слева - это выход из дома. Дверь справа ведет в детскую, где в колыбели спит младенец. В глубине сцены застекленная дверь, выходящая на террасу; это личный вход с улицы. Дверца стенного шкафа слева распахнута. Возле него по всему полу разбросана одежда, это показывает, что шкаф обыскан не столько торопливо, сколько неистово, ожесточенно и тщательно. Справа газовый камин с горелкой в виде поленьев. Ящики письменного стола у задней стены выдвинуты и хранят следы того же ожесточенного, неистового обыска. На столе в центре комнаты шляпка, перчатки и сумочка Темпл, с ними сумка для детских вещей; две сумки, очевидно, принадлежащие Темпл, набиты, застегнуты и стоят на полу возле стола. Вся обстановка говорит о предстоящем отъезде Темпл и о тщетных, но тщательных, неистовых, возможно, даже отчаянных поисках.
Когда свет загорается, Пит стоит у распахнутой дверцы стенного шкафа, держа в руках последнюю вещь, пеньюар. Питу около двадцати пяти лет. На преступника не похож. То есть это не привычный, расхожий гангстерский или уголовный тип. Скорее он напоминает студента, может быть, удачливого торговца автомобилями или бытовыми электроприборами. Одет без роскоши и франтовства, просто, как одеваются все. Но в нем явственно видится нечто "необузданное". Он красив, привлекателен для женщин, загадочного в нем нет ничего, потому что вам - точнее, им - ясно, чего можно от него ожидать, вы только надеетесь, что сейчас он этого не сделает. В нем есть что-то жестокое, безжалостное, не аморальное, а внеморальное.
На нем легкий летний костюм, шляпа сдвинута на затылок, и, занятый своим делом, он похож на молодого детектива из фильма о преступниках. Он торопливо и грубо ощупывает тонкий пеньюар, бросает на пол, замечает, что ноги его запутались в лежащей на полу одежде, разбрасывает ее пинками, подходит к письменному столу и стоит, глядя с каким-то мрачным, презрительным видом на разбросанные вещи, которые уже неистово и тщательно обыскал.
Из левой двери входит Темпл. На ней дорожный костюм темного цвета, поверх него легкое расстегнутое пальто, она без шляпки, через одну руку переброшены меховое манто, которое мы уже видели, и детский костюм или одеяльце, в другой руке полная бутылка молока. Останавливается и оглядывает захламленную комнату. Потом идет к столу. Пит поворачивает голову; других движений он не делает.
Пит. Ну?
Темпл. Нет. Соседи говорят, что не видели ее с тех пор, как утром она ушла сюда.
Пит. Я мог бы заранее сказать тебе это. (Смотрит на свои часы.) Время у нас еще есть. Где она живет?
Темпл (стоя у стола.) А что потом? Прижечь сигаретой ей пятку?
Пит. Там пятьдесят долларов, даже если ты привыкла мыслить сотнями. Да еще драгоценности. А что предлагаешь ты? Вызвать фараонов?
Темпл. Нет. Но тебе нужно исчезнуть. Я предлагаю выход.
Пит. Выход?
Темпл. Нет монеты - нет жратвы. Ты ведь так говоришь?
Пит. Я что-то не понимаю тебя.
Темпл. Сейчас пока уезжай. Смойся. Спрячься. Подожди, пока вернется муж, и начни все сначала.
Пит. Опять что-то не понимаю.
Темпл. Письма у тебя, так ведь?
Пит. А, письма. (Достает из внутреннего кармана пиджака пачку писем и швыряет на стол.) Вот они.
Темпл. Я еще позавчера сказала тебе, что они мне не нужны.
Пит. То было позавчера.
Какой-то миг они глядят друг на друга. Потом Темпл сбрасывает пальто и одеяльце с руки на стол, осторожно ставит бутылку с молоком, берет письма и
протягивает к Питу другую руку.
Темпл. Дай зажигалку.
Пит достает из бокового кармана зажигалку и протягивает ей. При этом не двигается с места, так что Темпл приходится сделать несколько шагов, чтобы
взять ее. Потом она подходит к камину и щелкает зажигалкой, два раза зажигалка не срабатывает, потом появляется пламя. Пит, не двигаясь с места, наблюдает за Темпл. Несколько секунд она стоит неподвижно, в одной руке у нее письма, в другой горящая зажигалка. Потом оглядывается и смотрит на
Пита. Еще миг они глядят друг на друга.
Пит. Ну давай. Жги. Когда я отдавал их тебе прошлый раз, ты отказалась, чтобы потом не передумать. Жги.
Они глядят друг на друга еще секунду. Потом Темпл отворачивается и стоит,
отвернувшись, зажигалка горит. Пит смотрит на Темпл.
Пит. Тогда брось этот хлам и иди сюда.
Темпл гасит зажигалку, идет к столу, кладет письма и зажигалку, подходит к неподвижно стоящему Питу. В это время из левой двери появляется Нэнси. Они
ее не видят. Пит обнимает Темпл.
Пит. Я тоже предложил тебе выход. (Притягивает ее ближе.) Малышка.
Темпл. Не зови меня так.
Пит (сжимает объятия страстно и нежно). Рыжий звал. Разве я хуже его?
Они целуются. Нэнси входит и останавливается на пороге, глядя на них. Она в
обычной одежде прислуги, но без чепца и передника, сверху легкое расстегнутое пальто; на голове измятая, почти бесформенная фетровая шляпа,
видимо, когда-то принадлежавшая мужчине. Пит обрывает поцелуй.
Пит. Пошли. Уедем отсюда. У меня есть мораль или что оно там такое. Не хочу касаться тебя в его доме даже рукой.
Через плечо Темпл замечает Нэнси и оборачивается. Темпл тоже оборачивается и
тоже видит Нэнси. Нэнси входит в комнату.
Темпл (к Нэнси). Что ты здесь делаешь?
Нэнси. Пришла со своей пяткой. Пусть он ее прижигает.
Темпл. Так ты не только воровка - ты еще и шпионка.
Пит. Может, и не воровка. Может, она принесла все обратно. (Они глядят на Нэнси, та не отвечает.) А может, и нет. Может, нам все же придется пустить в ход сигарету. (К Нэнси.) Что скажешь? Ты же за этим и пришла?
Темпл. Замолчи. Возьми сумки и иди к машине.
Пит (обращаясь к Темпл, но глядя на Нэнси). Подожду. Может, понадобится кое-что сделать.
Темпл. Говорю тебе, иди! Ради Бога, уйти отсюда. Ступай.
Пит еще секунду глядит на Нэнси, та стоит лицом к ним, но не смотрит ни на
что, лицо ее печально, хмуро и непроницаемо. Затем Пит поворачивается,
подходит к столу, берет зажигалку, собирается идти дальше, потом задерживается и с почти незаметными колебаниями берет письма, кладет их обратно в карман, берет обе набитые сумки и идет к застекленной двери мимо
Нэнси, которая по-прежнему ни на кого не смотрит.
Пит (к Нэнси). Знаешь, я бы с удовольствием. Даже не ради пятидесяти долларов. Просто на добрую память.
Берет обе сумки в руку, открывает дверь, шагает через порог, останавливается
и смотрит на Темпл.
Пит. Буду начеку - вдруг ты передумаешь насчет сигареты.
Нэнси. Постойте.
Темпл (торопливо Питу). Иди! Иди! Ради Бога, иди!
Пит выходит и закрывает дверь. Нэнси и Темпл глядят друг на друга.
Нэнси. Видно, я ошиблась, решив, что, если спрячу деньги и бриллианты, это вас остановит. Нужно было отдать их ему вчера, когда я нашла, где вы их спрятали. Тогда бы он сразу укатил в Чикаго или в Техас.
Темпл. Значит, ты их украла. И видишь, какой от этого прок?
Нэнси. Я тоже могу назвать вас воровкой. Ведь тут не все ваше. Только бриллианты. Уж не говорю, что денег почти две тысячи долларов, мне вы сказали, что двести, а ему - что всего пятьдесят. Понятно, что он не волновался - из-за полусотни. Он не стал бы волноваться даже из-за двух тысяч, тем более, как вы мне сказали, двухсот. Его даже не волнует, будут ли вообще у вас деньги, когда вы сядете в машину. Он знает, что ему нужно только держать вас при себе, а потом стоит только поприжать, как следует, так вы раздобудете другой сверток с бриллиантами и деньгами у своего мужа или отца. Только тогда вам не удастся сказать, что в свертке пятьдесят долларов, а не две тыся...
