Михаил Строганов - Лексикон Таро
Богач, напротив, расспрашивал приходящих подробнее; узнал, что солнце — огромная планета, которая греет и светит; что, вышедши из пещеры, он увидит тысячу вещей, о которых не имеет никакого понятия; но когда приходящие рассказали ему, что для сего надобно подняться по крутой лестнице, то богач рассудил, что это будет труд напрасный, что он устанет, может оступиться, упасть и сломить себе шею; что гораздо благоразумнее обойтись без солнца, потому что у него в пещере есть камин, который греет, и свеча, которая светит; к тому же, тщательно собирая и записывая все слышанные рассказы, он скоро уверился, что в них много преувеличенного и что он сам гораздо лучшее имеет понятие о солнце, нежели те, которые его видели.
Один, несмотря на крутизну лестницы, не пощадил труда и выбрался из пещеры, и когда он дохнул чистым воздухом, когда увидел красоту неба, когда почувствовал теплоту солнца, тогда забыл, какое ложное о нем имел понятие, забыл прежний холод и нужду, а, падши на колени, лишь благодарил Бога за такое непонятное ему прежде наслаждение. Другой остался в смрадной пещере, перед тусклой свечою и еще смеялся над своим прежним товарищем!»
Владимир Одоевский «Косморама»
Аркан XX — Страшный Суд
Трактовка образа:
Кроме общепринятого «иконописного» смысла, в Страшном Суде Марсельского ТАРО идеографически раскрывается идея человеческого бытия перед лицом Божьего Замысла об этом бытие.
Три изображенных фигуры символизируют некое человеческое подобие Троицы, но не предвечное и совершенное, а разделенное по половому признаку и подверженное власти греха — Смерти.
Труба Архангела застала мужчину и женщину нагими, как во время их грехопадения. Отсутствие атрибутов религии и власти подчеркивают их житейские лишения и метафизическую беспомощность, а скрывающий ноги лабиринт указывает на несбыточность соединения друг с другом. По-сути, их жизнь превращена в западню одиночества, выбраться из которой можно по счастливой случайности или чудом.
Финал их жизненного пути, итог блуждания по лабиринту, раскрыт в третьем персонаже карты — мертвеце. Восставший при звуке архангельской трубы человек нарочно лишен половых и индивидуальных признаков, что подчеркнуто его изображением со спины. Это не мужчина и не женщина, а труп, у него даже того малого счастья блуждания в лабиринте бытия, которым пользуются живые. Его удел — могила, его участь зависит от планов и замыслов Божьих — Страшного Суда.
Картинка предупреждает и напутствует живущих: «Когда прежние устои жизни поколеблются до основания, тогда не верь никому и ничему. Прежде всего — самому себе. Потому что тебе изменят не только чувства, жизненный опыт и здравый рассудок, но и сами инстинкты на каждом шагу станут тебе лгать. Это — конец; это — твой персональный Страшный Суд.»
Еще этот аркан можно сравнить с напоминанием, что в такие дни Бог взывает к прошлому, воскресает и представляет его живым наглядным как наглядное руководство к личному спасению. Но для этого надо быть готовым предстать перед Господом в неизмененной природе, неизвращенной духовной сущности. «Иметь уши» — чтобы услышать звуки ангельской трубы; «иметь глаза» — чтобы увидеть, какие знамения подает для тебя Господь.
Созвучно этой карте прорекал и предостерегал великий немецкий мистик Якоб Бёме: «Когда в конце сего времени Бог сделает сокровенное явным, ты увидишь, где была любовь Божия, и где гнев Его…»
Психологический аспект:
Человечество веками ждет Конец Света, подчас не замечая, что он происходит достаточно регулярно. Пусть и не в таких глобальных, вселенских масштабах.
Россия только за прошедшее столетие пережила его дважды. Но если на первый откликнулись наши великие религиозные мыслители и писатели, подробно день за днем описав и проанализировав «Апокалипсис нашего времени», то Конец Света «a la 1990-е» обошелся и без скорбных строк, и без мудрых выводов. И ничего, вроде бы живы. Вроде бы мыслим, а, следовательно, и существуем…
Конец Света вовсе не подразумевает новое начало, но, безусловно, предполагает потерю прежнего. Без остатка и навсегда. Потому Суд и называется Страшным, что после себя не оставляет ничего, кроме обрывочных воспоминаний и пережитого ужаса. А вот сможет ли потерявший найти Новое, обрести его, и каким образом это он сделает — вот в чем вопрос.
Роль в социальной мифологии:
Существует давно замеченная закономерность: устойчивость цивилизации и жизнеспособность составляющих ее народов в огромной степени определяются наличием в обществе религиозных, идеологических и даже политических связей живущих ныне со своими предшественниками; и даже представление их в качестве неких коллективных ангелов-хранителей. Сверхъестественных арбитров — наблюдающих за жизнью, контролирующих все происходящее, занимающихся разработкой национально-государственных путей развития.
Действительно лучшим и наименее субъективным тестом для любой цивилизации является ее мировоззренческая составляющая «теории и практики» коллективного и индивидуального Страшного Суда, который взвешивает все содеянное на своих точных и праведных весах подобно Ангелу.
«День Страшного Суда есть не что иное, как второе рождение и пробуждение усопшего, разрушение смерти, которая пребывает в четырех стихиях; тогда земной покров будет снят и все, что родилось из Вечного, снова прорастет и оживет. Что же родилось из смерти, т. е. из четырех стихий, как-то скотина и вообще всякая жизнь четырех стихий, то не обретет уже более тела. И если дух пребывал только в четырех стихиях, то он разрушится также вместе с ними и от него останется лишь видимая фигура стихийного существа, т. е. форма четырех порождений. А то, что происходит от Вечного — от вечного центра жизни, то есть и пребывает вечно…»
Яков Бёме «О тройственной жизни человека»
Основополагающий культурный код так же находится в существующих погребальных традициях и обычаях поминовения, в общепринятых канонах «искусства и философии мертвых».
Ключом к этническому менталитету служит комплекс бытовых, социальных и религиозных рефлексий представителей данного народа на умирание и мир мертвых.
Следовательно, чтобы понять «чем дышит» обыватель страны N можно посетить ее кладбища и понаблюдать за народными традициями почитания мёртвых. Или посмотреть, как относится данное население к теме смерти, почтению и защите чести умершего в массовом искусстве, составляющим добрые 90 % его духовной жизни.
Анализ скреп «жизни со смертью» позволяет понять, через какие испытания будет проходить это население или этот народ в ближайшее время, и какая участь ожидает их в момент очередного Страшного Суда.
Цитата:
«Когда окончательно окажутся ненужными искусства, науки, творческая фантазия и интеллектуальные способности человека, и между людьми не останется ничего кроме раздоров и распрей. Вот тогда и начнется Страшный Суд.»
Уильям Блейк
Ключ:
«Чудилось мне, что я нахожусь где-то в России, в глуши, в простом деревенском доме.
Комната большая, низкая, в три окна; стены вымазаны белой краской; мебели нет. Перед домом голая равнина; постепенно понижаясь, уходит она вдаль; серое, одноцветное небо висит над нею как полог.
Я не один; человек десять со мною в комнате. Люди всё простые, просто одетые; они ходят вдоль и поперек, молча, словно крадучись. Они избегают друг друга — и, однако, беспрестанно меняются тревожными взорами.
Ни один не знает: зачем он попал в этот дом и что за люди с ним? На всех лицах беспокойство и унылость… все поочередно подходят к окнам и внимательно оглядываются, как бы ожидая чего-то извне.
Потом опять принимаются бродить вдоль и поперек. Между нами вертится небольшого росту мальчик; от времени до времени он пищит тонким, однозвучным голоском: «Тятенька, боюсь!» — Мне тошно на сердце от этого писку — и я тоже начинаю бояться… чего? не знаю сам. Только я чувствую; идет и близится большая, большая беда.
А мальчик нет, нет — да запищит. Ах, как бы уйти отсюда! Как душно! Как томно! Как тяжело!.. Но уйти невозможно.
Это небо — точно саван. И ветра нет… Умер воздух, что ли?
Вдруг мальчик подскочил к окну и закричал тем же жалобным голосом:
— Гляньте! гляньте! земля провалилась!
— Как? провалилась?!
Точно: прежде перед домом была равнина, а теперь он стоит на вершине страшной горы! Небосклон упал, ушел вниз, а от самого дома спускается почти отвесная, точно разрытая, черная круча.
Мы все столпились у окон… Ужас леденит наши сердца.
— Вот оно… вот оно! — шепчет мой сосед.
