Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал
Даурия — это особый отпечаток, это совсем другое понимание жизни, это дно. Люди, которые были там и которые там не были — это совершенно разные люди. Мне ближе те, которые там были и остались людьми, а начальники, власть, наше отношение к ней — это искушение того, кто хохочет, но он же и ревёт.
Реформы в России, в том числе и военные, всегда приходились на периоды, когда казнокрадство, взяточничество и должностной беспредел становились просто опасными, когда из–за этих злоупотреблений государства уже не было видно.
Наши сегодняшние реформы — это, вообще, явление в истории уникальное. Вместо того, чтобы ослабить тот опасный предел, до которого мы дошли в период «застоя», остановить разложение, вместо этого и всему этому был дан зеленый свет.
Мы все личное, человеческое, что называется гордостью, независимостью, патриотизмом, забиваем друг в друге с особым старанием, будучи постоянно пьяными и следуя за очередным «мудрым» руководством. Это формирует в нас комплекс «маленького» человека.
Лицемерие и хамство — основной гнет нашего терпеливого народа. Страшно даже не это хамство. Обидно, что эти униженные люди даже не обижаются. Эта беззащитность, лицемерие, хамство, глупость порождают новое творение того, кто хохочет, нового начальника, и чем больше он растет в чине, тем хуже он становится.
Наш начальник — это болото, чем оно больше, тем непролазнее и вонючей. Но что нам до того, что бываем оплеваны и охаяны своей же властью, «собака лает — ветер носит», да и жить спокойно долго мы ей не даём. Цареубийства, народные войны, бунты, революции, перестройки — это всё наша жизнь. Я знаю. Я давно играю за Россию.
Еще одно рабское проявление русской ментальности нагоняет на меня страшную тоску. Шутят, говоря, что в России секса нет, врут! Есть, еще какой! Мы лижем начальника и сами получаем кайф. Хотя везде наоборот. Надеюсь, и мы к этому придем. А у нас лизун «тащится», облизываемый злится, а тем, кому лизнуть не удаётся, всегда готовы к бунту. Вот они условия, вот она среда, вот они мы. Но мы ли это?
Чтобы творить, сочинять стихи, писать картины, нужно общение с себе подобными. Чтобы творить талантливо, к этому надо добавить недовольство собой, жизнью. Чтобы творить гениально, надо дойти до предела отчаяния.
Писатели, поэты, художники даже при внешнем благополучии все время на грани этого предела. И хорошо, если каждый день находишь, чем свое отчаяние подкормить, какой новой мыслью себя утешить, а если не находишь и уже на грани, быстро угасаешь здесь, но где–то рядом спасение.
В России есть с чего затосковать. Едва рассветает, бомжи уже ползают по мусорным ящикам, за ними следом идут кошки, собаки, а в Забайкалье даже коровы, невозмутимые, живучие забайкальские коровы. Они медленно жуют консервные банки, я о таком даже подумать не мог. Изо дня в день по одной тропе ходят бомжи, кошки, коровы, собаки и все остальное население.
Настроение на Родине — это что–то безликое, видимо, в силу того, что, совершая ошибки, мы приобретаем опыт. Становясь опытней, опять совершаем ошибки, но эти ошибки переживаются уже не так остро, а часто просто не замечаются.
Даурия, после тебя уже нет ничего, чему бы можно было удивляться, чего бы можно было испугаться, здесь стареешь не по годам, а по минутам.
Жизненный опыт — это когда в 35 лет ты выглядел на тридцать, а потом сразу на 45. Набравшись ума, опыта, успокоившись и став максимально полезным этой Земле, приходится уходить. Живет незрелое, «зеленое», надеющееся. Хотя от созревания никуда не денешься, но это созревание необходимо на что–то направить, раз уж родился. Раз так неудачно получилось, в том смысле, что человека формирует не время, а семя. Вот это семя кому–то открывает глаза, а кому–то нет. Первым, конечно, хуже, но и видеть немало.
Видеть? Что я видел за прожитые годы? Что видели недавно родившиеся и уже прожившие жизнь?
Дикость разных народов под общим названием РОССИЯНЕ.
По многонациональности мы сравнимы с Америкой, но население США составили представители наций, в том числе и русской с богатейшей культурой, со сложившимися моральными принципами, с чувством собственного достоинства и уважением к закону, пусть и воровскому. Кто бы они ни были первоначально, бандиты, воры, мошенники, лодыри, они видели и знали, как должно быть.
Россия же несёт тяжелейшую ношу. Она объединяет народы еще очень и очень дремучие. На этом фоне каждое выделяющееся лицо сразу кажется святым. И это незаурядное рвется за границу само, или его от нас просто выхватывают, а оно несильно сопротивляется. Куда «зрячему» деваться, если чувство патриотизма губят в нем с детства. Гражданином быть обязан, несмотря ни на что. Восхождение через всё общество, а если оно «тёмное» и дремучее?
Родина моя, мой очаг, приют и защита. Счастливы те, кого это чувство не покидает всю жизнь? Есть ли оно у нас? Может быть, под этим вопросом необходимо собирать подписи и проводить референдумы, пока еще кое–где и кое у кого выскакивает здоровый сперматозоид, то есть то самое семя, которое открывает глаза. Хотя тут уже начинается юмор. Сначала мы доводим до «ручки» «зрячих», а потом начинаем ими восхищаться, говоря о литературе, живописи и даже научно–технических «шарашках» как о великой русской мысли. Мы все при этой русской мысли теоретики.
Это и интеллигенция, которая «улетает» от реальной жизни; это и богатые, которые так доворуются, что любой катаклизм вроде революции или перестройки принимают как наказание за грехи, но ни остановиться, ни думать о будущем не могут. Это и обыватель как трезвый, так и пьяный, много рассуждающий о судьбе России, забыв при этом о своей.
Мы все теоретики. Теоретикам не надо думать о причинах и следствиях, а, главное, не надо принимать решений ни сегодня, ни завтра. Как будет, так и будет.
Теоретически Россия обречена на успех. Но кто к этому успеху приведет?
Русские женщины? Они слишком глупы, много и впустую работают, когда надо просто трудиться, любить и быть любимыми.
Мужчины? Они сильны только в массе своей и объединенные чужой волей. Поодиночке они никакие и дороги женщинам, своим женам, матерям, чаще всего как память, ибо взять с них больше нечего, они слишком долго и усердно самоуничтожаются.
Дети? Кто бы дал им образование?
Старики? Они слишком злы, да и не успеют уже.
Власть? Это уже юмор. Наверное, Россия — единственная страна, где нет и не было ни одного царя, генерального секретаря, президента, которого бы благодарно помнила вся нация. Не было, нет и…, надежда умирает последней.
Церковь? Она во многом и есть суть нашей дикости и дикости власти над нами. Церковь, которую нам навязывают, — это вечное чувство вины, страха наказания ни за что, а просто так. Много смеешься, церковь накажет. Если постоянно в горе, то церковь не накажет, а за подаяние и утешит, но жить в горе сам не хочешь. Наша церковь, как и чиновник, все видит, за все наказывает и прислуживает только сильным. Даже татаро–монгольское иго обирало народ меньше, чем наша церковь.
Это порождает вечный страх, боязнь самой жизни, поэтому рушили и взрывали «божьи» храмы. Народ интуитивно рвался на свободу. Теперь восстанавливаем с мыслью о том, что все, что произошло, — это наказание за грехи, за отказ от Веры, Царя и Отечества, за попытку отказаться от вечного страха. Но мы себе не изменяем, опять церкви — попам, а себе — Православие. Пока попы и чиновники воруют, мы верим в православие и в искупление. Главное, нас в тоску не вводить. Боятся в основном люди совестливые, им не прощается, все же остальные в нашей церкви могут свои грехи замолить. Ну а потом опять всё разрушить.
Россияне — это люди, которые не знают, чего хотят, и, не зная, пробуют всё подряд: от водки до полётов в космос. Вот в чем весь ужас для внешнего мира и, наверное, благо для нас! Пока они там разберутся с нашим очередным «вывихом», мы уже успеем «свихнуться» по — новому.
Под строительством, реставрацией церквей сегодня мы понимаем искупление вины. Как просто. Рушим — искупаем, строим — искупаем. Каждому поколению свое искупление, свое покаяние. Ни больше, ни меньше.
Душа согрешила, а тело в ответе. Из всего числа всевозможных ответов на вопрос: «Почему мы так плохо живем?» более других нам знакомы эти:
— первый, самый знаменитый — «дороги и дураки»;
— второй — «власть тьмы и тьма власти»;
— третий вытекает из первого и второго — «Россия — страна пространственная, чтобы управлять ею, нужны особые люди, не люди, а звери».
Все эти выражения оправдывают диктатуру, самодержавие, любую сильную власть в России. Люди, которые хотят видеть Россию сильной державой и за счет этого занимать сильное, личное положение в мире, борются за свою власть над Россией. Они меньше всего думают над законностью власти, ибо если и встречают сопротивление своим целям, то только со стороны таких же, как они, «волков». А между ними, этими «волками» и народом огромная армия чиновников, развращенных безнаказанностью полудурков, которым все равно куда и за кем идти.
