Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней
В Штайнбахе бригады построены на выход. С замиранием сердца ждем, как выполнит, и выполнит ли, своё обещание наш конвоир. Вот он подходит к старшему и что-то ему говорит. Тот перелистывает блокнот, делает какие-то пометки. К воротам вызывают Цвиича, Радосавлевича, Шиячича и еще одного. Они выходят в сопровождении нашего бывшего конвоира. Молодец! Выполнил всё, как и обещал. Теперь Джока Цвиич будет нашим посредником: познакомит новеньких с ребятишками - "сопротивленцами в коротких штанишках". А нас включили в большую бригаду из сорока человек. Шесть конвоиров, седьмой - унтер с собакой и велосипедом. Под разрушенным взрывом мостом переходим через речушку. Налево - дорога на Ремельфинген, но нас ведут направо. Место нашей работы - огороженная невысокой каменной стеной площадка. В ней -взорванная в начале войны водонапорная башня. Теперь она превращена в огромные куски бетона. В некоторых местах стены - трещины после взрыва. За нею рукой подать до опушки леса. Надо осмотреться, познакомиться с порядком охранения, с распорядком дня у охраны. Отбойными молотками разламываем бетонные глыбы на мелкие куски, относим их в сторону, расчищаем место для восстановительных работ. Одни работают пневмомолотами-перфораторами (компрессор урчит рядом), другие кантуют или таскают глыбы. Пересчитывают нас визуально каждые 10-15 минут. За невысоким земляным валом - дощатая уборная, совсем рядом со стеной. Тут же определяем: через стену, по одной из ее трещин, легко будет перебраться на ту сторону. А там - лесок... Стучат молотки, трясутся руки, тело, голова... Через короткое время стук начинает болью отдавать в ушах. К обеду приносят бачок с "супом". На раздаче - один из конвоиров: - Лос, давай-давай!.. Дальше, следующий!.. С постов кругового оцепления ушли все: у них тоже обед, в отдельной дощатой будочке. На часах остается лишь один: очевидно, по мнению охраны, никто не решится бежать, не доевши свою похлебку, не воспользовавшись минутами полной тишины и прострации, когда, вдобавок, можно растянуться и раскинуть свои дрожащие руки. После грохочущего стука очередей десятка отбойных молотков, в голове такой гул, что долго еще не слышишь даже стука ложек! Раздатчик тоже удалился в будочку. Оставшийся часовой, пересчитав нас во время раздачи баланды, скучающе стал ходить взад-вперед на облюбованном им холмике. Он тоже рад тишине. Но она ему вскоре надоедает, и он начинает насвистывать популярную солдатскую песенку: “Мит дир, Лили Марлен, Мит дир, Лили Марлен..." {14}
У нас примерно десять минут. Мы расселись подальше друг от друга: не надо приучать посторонних видеть нашу компанию вместе! Обменяться же наблюдениями и впечатлениями успеем и в лагере. - Лос! Шнеллер! Построиться! Конвоиры уже на своих местах. Нехотя становимся в строй. Унтер считает нас, пересчитывает. Всё в порядке: - Ин орднунг! Веггетретен! - приказывает разойтись по рабочим местам. И опять зататакали адские очереди молотов. Работаем без рукавиц, - их не имеется. Руки покрыты волдырями, которые лопаются, соль пота разъедает голое мясо. Нам, новичкам, еще ничего. Но как беднягам, которые на этой работе уже три недели?! Поистине, каторга! Нас продолжают пересчитывать так же часто, как и до обеда: каждые 10-15 минут. Значит, лишь в обеденный перерыв у нас будет фора во времени, примерно 30-40 минут. Телефонного кабеля не видно, это - хорошо! Но плохо, что собака: помогут ли наши специи? К концу работы "молотобойцев" шатает, всё чаще и чаще опираются они на свой инструмент...
* * *Вернувшись в Штайнбах, разворачиваем карту. У нас три реальных направления: на запад - к Люксембургу, на юг - во Францию, на восток - к Швейцарии. Четвертое направление, на север - нереально: надо бы было протопать через всю Германию... Вот и лесок у водонапорной башни, - она тоже помечена на карте. За ним - другие леса, один возле другого. Подойти к Ремельфингену легко. Но, чтобы запутать следы, решаем начать свой бег на север: мы уверены, что погоня будет брошена именно в том направлении. Ведь естественно, что беглецы должны бы устремиться по кратчайшей дороге, прямиком к себе на родину. А это и есть северное направление. Пусть преследователи помчаться туда. А мы тем временем, через пару километров, свернем под прямым углом на запад, а еще через несколько километров повернем на юг, к Ремельфингену. Там возьмем чемоданчик с необходимыми туалетными принадлежностями...
С нетерпением дожидаемся возвращения товарищей из села. Вот и они. - Знает ли конвоир, в какую бригаду нас перевели? - По-моему, вряд ли. - отвечает Джока. - Ну, а наши "сопротивленцы", как они? - Были очень обеспокоены, что вместо вас пришли другие. Объяснили, что вас просто перевели в другую бригаду. Поль спрашивал, нельзя ли подойти к лагерю. Я начертил, указал, где вышка, у которой бы вы смогли его подождать. Он сказал, что хотел бы тебя, Аца, увидеть... - Как же он меня увидит? Только, когда будем возвращаться с работы... - Я ему так и объяснил. Впрочем, вот его записка. "Дорогой Алекс, твои товарищи. Почти всё собрано. Дело за чемоданчиком. Его обещают дать завтра. Отец был удивлен, обнаружив пропажу своего рабочего костюма.." В записке был перечень собранных вещей. - Конвоир поинтересовался, когда вы намереваетесь бежать. Я ответил, что, как думаю, не ранее, чем через неделю Он улыбнулся и больше ни о чем не спрашивал. Еще раз внимательно изучаем карту, объясняем друзьям из второй тройки, почему мы избрали именно такой витиеватый маршрут. В мыслях уже бредим первой ночевкой на свободе: лес, костер, печеная в золе картошка... "Ах, ты, милая картошка-тошка-тошка..." Стоп! А спички? Прошу Джоку передать Полю дополнительный заказ: спички, кусочек целлофана, чтобы предохранить их от дождя, сырости... - Вам бы еще и зонтики! - ехидничает Добри. - Вы их и прихватите! - парируем в ответ: - Не забудьте также спальные мешки, маникюрный набор и обязательно... галстуки. А то ни одна француженка вам глазки не состроит!.. Настроение - на высоте, "чемоданное": все случайности при подобной тщательной подготовке сведены, вроде бы, до минимума. Лишь бы обувь не подвела, - слишком уж она хлипкая! Я вспомнил, как отец учил меня словами А. Суврова: "Хочу - это уже половина "могу!". А мы очень-очень захотели!
* * *Последний концерт. Для нас - прощальный. В этот вечер, когда мы вместе в последний раз, нам хочется петь гимны и романсы всем песням, которые нас объединили, сплотили и, вопреки суровым охранникам, дали понять истинную прелесть и величие настоящей дружбы... И грустно на душе от предстоящей разлуки... "Капельдудка" Михаило уступает свое место преемнику - Добричко. Пусть тренируется! На душе торжественно. Именно такому моменту соответствует великий гимн, который всегда первым исполняли у костра: "Коль славен наш Господь в Сионе, Не может изъяснить язык! Велик он в небеси на троне, В былинках на земли велик!.." Великий, торжественный гимн! Затем зазвучала и шуточная черногорская песенка, где упоминалась и граница, - ведь сейчас у нас цель именно - граница. Родилась эта песня у черногорцев, видимо, после свержения турецкого ига, когда Черногория впервые обрела собственные границы: "На граници стража стоjи И сумнива лица броjи..." Кстати, а как нам повезет на границе? Как миновать эту "стражу", отнюдь не занимающуюся, как это в песне, лишь "подсчетом подозрительных лиц"? Не там ли ждет крушение всех наших надежд? Ведь мы не имеем ни малейшего о ней понятия! Но... как говорится во французской поговорке "Кто не рискует, тот и не выигрывает!" -"Qui ne risque rien - ne gagne rien!". Вспоминается и Козьма Прутков: "Всё стою на камне: дай-ка брошусь в море! Что судьба пошлет мне? Радость или горе? Может, озадачит. Может, не обидит: Ведь кузнечик скачет, а куда? - не видит!" Определенно, К. Прутков давал нам отличный совет: "Хоть и не видишь, куда скачешь, но не бойся рискнуть!".
* * *На следующий день, вернувшись из села, Джока сообщает, что к 21-го надо подежурить у стены, прилегающей к дороге: Поль во что бы то ни стало решил перебросить "привет от всей борющейся молодежи, которая любит свою Францию и ненавидит оккупантов". Ну и хватил! Джока продолжает: - Он сказал, что верит вам и в ваш успех. Убежден, что придаст вам решительности... Всегда будет помнить о вас, ждать встречи в лучшие времена... Джока явно растроган. - А еще дал вот этот адрес во Франции. Его двоюродный брат живет недалеко от границы, в городе Домбаль... Тут же разворачиваем карту. Да, вот он, Домбаль! Рядом с Нанси, как раз на избранном нами направлении. Молодчина! В назначенный час притаились близ стены с вышкой. Вслушиваемся в тишину. Башенные часы Сааргемюнда начинают отбивать час: первый удар, второй... восьмой... И тут послышалось шуршание летящего в воздухе предмета, который тут же и стукнулся невдалеке от нас. Но что это? - Часовой на вышке вдруг заметался, зажег прожектор, стал шарить им вдоль стены. Потом луч его побежал вдоль наружной ее стороны. Окрик с вышки: - Хальт! Хальт!. - и короткая очередь. - Ферфлюкте лумп! - слышится ругань часового. - Вас ист лос? - спрашивают с соседней вышки. - Какой-то маленький паршивец!.. Я его пуганул, а он такого стрекача задал, ха-ха-ха! Пока идут объяснения, улучаем момент, и камень с обернутой вокруг него бумагой оказался в наших руках. В комнате, при слабом свете, разобрали каракули: "Я с вами. Чемодан готов. Кураж, бон шанс (храбрости, удачи!)! Поль." Итак, всё готово, бежим завтра. "Что день грядущий мне готовит?" Рано утром, 22 августа, мы одеваем под свою униформу гражданскую одежду. В специально нашитых кармашках, у каждого из нас по кусочку ваты, бинтик, по флакончику йода, специи от собак. У меня, кроме того, компас и карта. У каждого - по малюсенькой сумочке сахарного песку. Мало ли что может случиться,- пусть у каждого будет и свои индивидуальная "аптечка" и "провиант". Перед разводом прощаемся с остающимися товарищами.
