Стивен Миллхаузер - Ниже погребов нашего города
9
Порой, уезжая в другие города, мы освобождаемся от нашего подземелья. Тротуары, улицы и парки чужих городов исполнены для нас своеобразного обаяния, какой-то солнечной невинности, не прерываемой, как у нас, ныряющими вглубь каменными лестницами. Люди в этих городах, живущие на поверхности земли, кажутся нам необычными, словно вышедшими из сказки. Но вскоре на ровной плоскости улиц и тротуаров нам становится неуютно. Мы тоскуем о подземных ходах, куда, может, не спускались неделями, и не успокоимся, пока не сбежим из жестких городов и не окунемся сладострастно в наше темное, упругое подземелье.
10
Мы беспрестанно защищаем наше подземелье от вранья и неверных суждений посторонних, однако нельзя отрицать, что между нами тоже имеются свои разногласия. Одной из причин раздоров остается абсолютная нагота лабиринта, которая расстраивает наиболее практичных из нас. Время от времени в городской совет подается проект с просьбой разрешить в пустых помещениях, протянувшихся под землей, продажу безалкогольных напитков или хот-догов, а то и более изобретательные предприятия - стационарную тележку с рекламой кухонного оборудования или кожаных сапог, кафе, книжные киоски, точку с микроволновой печкой нового образца, где будут продаваться жареные куриные ноги и свежие рогалики. Управляющие и мелкие торговцы, выступающие за подобные проекты, вовсе не фанатики или безумцы, желающие осквернить историю нашего подземелья вульгарной коммерцией. На самом деле, исторические прецеденты - на их стороне. В наших хрониках ясно сказано, что в начале восемнадцатого века купцы нанимали мальчиков, которых называли "коробейниками", и тем разрешалось таскать по лабиринту сумки с печеньем и булочками с изюмом под названием "плюшки". Имеются факты, подтверждающие, что к середине века в определенных коридорах устраивались маленькие киоски, - практика, от которой, видимо, целиком отказались после Войны за независимость. Но лишь в последней четверти девятнадцатого века с лабиринта внезапно сняли все ограничения, и он открылся тотальному неистовству коммерческих замыслов. По обеим сторонам широких проходов расположились киоски и палатки с полосатыми навесами, где продавались панамы, английские блузки, сигары в кедровых портсигарах, горячий арахис в бумажных кульках, трости с костяными набалдашниками, майолика, лошадиные попоны, лемехи, нитки. Гравюры того периода изображают усатых мужчин в котелках и затянутых в корсеты дам в широкополых шляпах с фруктами; они стоят в толпе, в ослепительном свете и резких тенях от ламп, свисающих с киосков и палаток, а слева и справа длинными рядами тянутся высокие груды товаров. Картины эти - воплощенный восточный базар. На одном волнующем наброске в узком проходе, словно сплющенном по бокам, полупривстала на дыбы лошадь, человек в цилиндре тянет ее вперед, а продавец скрючился в углу с пачкой десятидолларовых банкнот в руке. Лихим дням коммерции внезапно положил конец большой пожар 1901 года, во время которого погибло двадцать шесть человек. На следующий год приняли новый закон: земли под нашим городом объявлялись свободными от деловой активности любого рода.
11
Но почему, спрашивают нас, следует изгнать из подземелья любую коммерцию? Какой в этом смысл? Застройщики не навредят богатой экосистеме, не угробят ценную природу; похоже, единственная жизнь внизу - тонкий слой мха в искусственном свете наших масляных ламп. Определенно, отдельные формы коммерции, говорят нам, - к примеру, какой-нибудь стильный манекен в темно-синем костюме или кожаном плаще, - будут вполне уместны. На все подобные предложения мы возражаем, что коммерция привнесет в наше тихое подземелье беспорядок; она противоречит духу нашего подземного города, склоняющего к одиноким созерцательным прогулкам; в любом случае, торговцам не требуется пространство под землей, поскольку в верхний город мы приглашаем всё новые предприятия и всеми способами активно поддерживаем развитие торговли. Все подобные возражения - не что иное, как вариация единственного, никогда не произносимого, но всем понятного: нижний мир любой ценой следует отделять от верхнего. Продажа товаров - вторжение верхнего мира в нижний, экспансия города вниз. Изгнав торговцев, мы утверждаем абсолютную отдельность нижнего царства, его радикальные отличия, пусть сами не можем сойтись во мнениях, пусть едва понимаем, почему эти отличия важны.
12
Многократные измерения наших коридоров дают противоречивые результаты отчасти потому, что лишь немногие проходы заканчиваются ясно и однозначно. Есть мнение, что все коридоры обрываются точно на границе нашего города. Некоторые возражают, что коридоры фактически бесконечны, пусть и на ограниченном пространстве, они свиваются и расходятся в замысловатой беспредельной системе; малочисленная школа, всеобщий объект насмешек, утверждает, что коридоры вьются под городом, под холмами и под океанским дном в огромном лабиринте, оплетающем всю землю. Мы, бродившие под городом с раннего детства, знаем что многие коридоры постепенно все больше сужаются, и наконец становятся непроходимы, хоть и не заканчиваются. В сумеречной полутьме мы вглядываемся в узкие расщелины, исчезающие в черноте.
13
То и дело доходит до того, что наш лабиринт закрывают на ремонт. Поперек проходов на лестницы или через нижние арки, ведущие в коридоры, натягивают синие бархатные ленты. Мы знаем, что ремонт продлится всего несколько дней, но нами овладевает нетерпение. В жаркие солнечные дни мы спасаемся в прохладных погребах, где сметаем куски штукатурки, упавшие со стен, обследуем водопроводные трубы в поисках ржавчины или свищей, собираем кипы хлама на выброс: древние кольца садовых шлангов, жесткие, словно трубы; отсыревшие и пыльные каталоги подарков. Иногда по ночам, просыпаясь и не в силах вновь уснуть, мы спускаемся в погреба и бродим в темноте, ощущая знакомый запах сырости. В неподвижной ночи мы слышим, или нам чудятся скрип и шорох: это тайно роют тоннели в погребах нашего города.
14
Порой нас охватывает сильнейшая тяга к высоте, нас - тоннельных скитальцев, подземных пресмыкающихся, странников во тьме. Тогда мы взбираемся на чердаки или покатые крыши, поднимаемся на колокольню самой высокой нашей церкви и обозреваем улицы и кровли, выглядывая из-за огромного чугунного колокола, устраиваем пикники на вершине Индейского холма, с завистью пристально наблюдаем за рабочими на верхушках телеграфных столбов или на водонапорных башнях, оплетенных лестницами. В солнечных конторах турагентств мы медлим над глянцевыми каталогами с белыми отелями высоко в горах, голубыми вершинами под шапками снега, дивными небоскребами, что словно тянутся к самому солнцу. Мы размышляем об особенностях солнечного света и вида сверху, осыпаем себя упреками за то, что живем под землей, слепо роя норы в темноте. Но настает момент - и вдруг высота уже раздражает нас; от яркого света больно глазам и ничего не видно; синее небо грузно обрушивается на наши черепа. Смущенные неудачей, мы возвращаемся к утешению нашей тьмы и ветвящихся коридоров. Порой нам кажется, что только здесь, под землей, нас по-настоящему опьяняет высота: сам город, воображаемый снизу.
15
Кто ничего не знает о подземелье, легко может счесть его скучным, пустым и лишенным неожиданностей. С точки зрения поверхностной, безусловно, так оно и есть. Пыльные коридоры - всего лишь пыльные коридоры; ни украшения, ни отделка не радуют глаз. Никаких поразительных видений (хрустальной пещеры, минотавра) за ближайшим поворотом. Можно спорить, что переливающиеся всеми цветами радуги ряды супермаркета куда увлекательнее нашего занудного нижнего мира. Но тем, кто знает наше подземелье, кажется абсурдной сама мысль о скуке. Во- первых, коридоры постоянно расширяются и сужаются, и потому сталкиваешься с разнообразными и всегда переменчивыми ландшафтами. Во-вторых, каменные стены грубы и неровны, покрыты трещинами, нишами, выступами, щелями, выпуклостями, впадинами и провалами, подобными пещерам; а проходы, по большей части ровные, тут и там размечены, усыпаны камешками и покрыты пятнами сырости или лужицами. Кроме того, наши коридоры постоянно пересекаются с другими коридорами, что идут в иных направлениях, так что вскоре перестаешь узнавать местность, и появляется чувство, будто отправился в новое путешествие; рабочим, ремонтирующим подземелье, постоянно открываются новые коридоры, а старые, в свою очередь, нескончаемо меняются под действием сил природы и кирок. А если не забывать, что переменчивые коридоры идут не на одном уровне, а время от времени ныряют вниз, проходя под другими коридорами; и если помнить еще, что вертикальная система коридоров так запутанна и сложна, что нет единого мнения о том, сколько всего уровней, - некоторые считают, что существует три разных уровня, некоторые - что четыре, пять, или два, а другие - их, надо заметить, меньшинство, - настаивают, что под самым глубоким уровнем всегда есть еще один, ожидающий открытия, - вот тогда станет ясно, что нам никогда не бывает скучно в нашем подземелье, наоборот: нас охватывает ощущение приятной неизвестности, неожиданности и приключения. В конечном итоге, спускаясь в коридоры, мы раскрываемся, - будто что-то внутри внезапно сбрасывает оковы.
