Курт Воннегут - Король и Королева Вселенной
Карпински заметил, что Генри и Анна читают табличку. Было видно, что в ней он черпает силы. Он протрезвел, стал почтенным и важным, настоящим магистром, как и сообщала табличка. Он причесал рукой волосы и оправил пиджак.
До этого Генри и Анна думали, что он старый. Теперь они увидели, что худоба Карпински была не увяданием, а результатом того, что он о себе не заботился.
Ему было всего лишь под тридцать.
— Я покажу дорогу, — сказал он.
Стены лестницы были обшиты колючим ДСП. Пахло капустой. Дом был старым особняком, разделенным на квартиры.
Это был первый грязный и небезопасный дом, в котором находились Генри и Анна.
Карпински дошел до второго этажа, и открылась дверь квартиры.
— Джордж, это ты? – ворчливо спросила женщина.
Она вышла в коридор и прищурилась. Это была большая глупая корова, которая поддерживала свой халат грязными руками.
— Ох, — сказала она, увидев Карпински, — это чокнутый ученый, опять пьяный.
— Здравствуйте, миссис Парду, — ответил Карпински. Он закрывал от нее Генри и Анну.
— Вы не видели моего Джорджа?
— Нет.
— Уже заработали миллион долларов? – криво улыбнулась она.
— Нет, нет еще, миссис Парду.
— Лучше поторопиться. Ваша мама совсем больна, чтобы вам помогать.
— Я знаю, — холодно сказал Карпински. Он шагнул в сторону, и она увидела Генри и Анну. – Это два моих хороших друга, миссис Парду. Они интересуются моей работой.
Миссис Парду была ошеломлена.
— Они танцевали в Спортивном Клубе, — продолжил Карпински. – Они услышали, что моя мама очень больна и решили навестить ее и рассказать ей, какие важные люди на танцах обсуждают мои эксперименты.
Миссис Парду открыл рот и тут же закрыла его обратно, не издав ни звука.
Миссис Парду служила зеркалом для Генри и Анны. Они взглянули на себя по новому. Она показали им, насколько они могущественны. Они всегда знали, что у них более приятные и более дорогие удовольствия, чем у остальных, но им никогда не приходило в голову, что они еще и более могущественны.
Только этим можно было объяснить благоговение миссис Парду.
— Приятно, приятно познакомиться, — сказала она, не отрывая от них глаз. – Спокойной ночи.
Она вернулась в квартиру и закрыла дверь.
Домом и лабораторией промышленному химику Стенли Карпински служила одна продуваемая чердачная комната с пропорциями пистолета. В ней было только два маленьких окна, одно из которых выходило на стену. Они сильно стучали.
Деревянный потолок комнаты был одновременно и крышей дома. Балки на стенах были голыми. Между ними были прибиты полки, на которых стоял скудный запас продуктов, микроскоп, книги, бутылки с реагентами, пробирки и мензурки.
Огромный обеденный стол орехового дерева с ножками в виде львиных лап стоял ровно посередине комнаты. Над ним висела лампочка. Это был лабораторный стол Карпински. На нем стояла целая конструкция из штативов, колб, стеклянных трубок и бюреток.
— Только тихо, — сказал Карпински и включил свет над столом. Он поднес палец к губам и многозначительно показал на кровать, спрятанную под карнизом. Она стояла настолько глубоко в тени, что была бы просто незаметна, если бы Карпински не показал ее. На ней спала его мама.
Она не шевелилась и слабо дышала. Казалось, что при каждом выдохе она говорит: «Три».
Карпински дотронулся до аппарата, стоящего на столе с львиными ножками. Дотронулся с чувством, балансировавшим между любовью и ненавистью.
— Это, — прошептал он, — именно то, о чем каждый говорил в Спортивном Клубе сегодня вечером. Финансовые и промышленные воротилы не могли говорить ни о чем, кроме этого, — он насмешливо поднял брови. – Ваш отец сказал, что я разбогатею на этом, не так ли? – обратился он к Генри.
Генри улыбнулся.
— Скажите «да», — прошептал Карпински.
Генри и Анна промолчали. Они боялись втягивать своих отцов в убыточное предприятие.
— Видите ли вы, что это? – шептал Карпински, широко раскрыв глаза. Он играл в волшебника. – Неужели это не очевидно?
Генри и Анна переглянулись и помотали головами.
— Осуществилась мечта моих родителей. Их сын станет богатым и знаменитым. Только подумайте, они были скромными крестьянами, никогда не умели даже читать и писать. Но они много работали на этой земле надежды, каждый заработанный потом пенни они вкладывали в образование своего сына. Они устроили его не только в среднюю школу, но и в колледж! И не только в колледж, но и в магистратуру! Теперь посмотрите на него – он добился успеха!
Генри и Анна были слишком юными, невинными, чтобы понять, что представление Карпински на самом деле было лишь чудовищной насмешкой. Они серьезно смотрели на его аппарат и были готовы поверить, что он на самом деле шанс для химика.
Карпински ждал их реакции. Не дождавшись, он расплакался и ошарашил своих гостей. Он притворился, что хочет разбить аппарат об пол. Он остановился в последний момент, одна его рука боролась с другой.
— Вы хотите, чтобы я вам все объяснил? – прошептал он. – Мой отец работал до самой смерти ради моего будущего; моя мать умирает от того же. А я, со всеми своими дипломами, не могу устроится даже посудомойкой.
Он подошел к аппарату, словно опять хотел разбить его.
— Это? – грустно сказал он и мотнул головой. – Я не знаю, может в нем что-то и есть, а может — и нет. Я потратил годы и тысячи долларов, чтобы это понять, — он посмотрел на кровать. – Моя мать больше не может ждать моего успеха. Может, ей осталось всего несколько дней. Завтра она поедет в больницу на операцию. Врачи сказали мне, что у нее мало шансов вернуться обратно.
Женщина проснулась. Она не пошевелилась, но позвала сына по имени.
— Поэтому я должен добиться успеха сегодня ночью или уже никогда. Стойте здесь и восхищайтесь этим аппаратом. Смотрите на него так, словно это самая удивительная вещь, которую вы видели в жизни. Я скажу, что вы миллионеры и пришли купить аппарат!
Он прошел на половину матери, опустился на колени перед кроватью и рассказал ей эту чудесную новость на прекрасном польском.
Генри и Анна застенчиво подошли к аппарату, вытянув руки по швам.
Мама Карпински поднялась и воскликнула.
Генри улыбнулся стеклянной улыбкой, глядя на аппарат.
— Он замечательный, не так ли? – спросил он.
— О, да, — ответила Анна
— Улыбнись!
— Что?
— Улыбнись, сделай счастливое лицо! – сказал Генри. Это был первый приказ, который он отдал ей в жизни.
Анна поразилась и улыбнулась.
— Это большой успех, — сказал Генри. – Замечательный аппарат.
— Он сделает его богатым, — сказала Анна.
— Его мать должна им гордиться.
— Она хочет с вами познакомиться, — сказал Генри.
Генри и Анна подошли к изголовью кровати старой женщины. Она молчала и светилась.
Карпински тоже волновался от радости. Его обман сработал потрясающе. Меньше чем через минуту его мать получила большую, роскошную награду за все свои ужасные лишения. Ее радость со скоростью света перенесла ее в прошлое, освещая каждый несчастный момент жизни большой радостью.
— Представьтесь ей, — попросил Карпински. – Любые имена. Она все равно не различает.
— Генри Девидсон Меррилл, — поклонился Генри.
— Анна Лойсон Гейлер, — сказала Анна.
Они постыдились называться другими именами. Это был первый хороший поступок в их жизни, который отметят на Небесах.
Карпински уложил свою маму. Он вполголоса повторил ей хорошие новости.
Она закрыла глаза.
Генри, Анна и Карпински с блеском в глазах на цыпочках подошли к двери.
И тут вошли фараоны.
Трое, один с поднятым пистолетом, другие с дубинками наготове. Они схватили Карпински.
Сразу за ними появились отцы Генри и Анны в смокингах. Они были возбуждены и напуганы. Напуганы тем, что что-то страшное случилось или может случиться с их детьми. Они решили, что их похитили.
Мать Карпински села на кровати и увидела своего сына в руках полицейских. Это была последняя картина, которую она видела в жизни. Мать Карпински простонала и умерла.
Через десять минут с Генри, Анной и Карпински уже нельзя было разговаривать в привычном смысле, в одной комнате и даже, выражаясь поэтично, в одной Вселенной.
Карпински и полицейские безнадежно пытались оживить умершую женщину. Изумленный Генри вышел из здания вместе со своим потрясенным отцом, который просил сына остановится и выслушать его. Анна рыдала и ни о чем не могла думать. Отец легко увел ее в свою машину.
Через шесть часов Генри все еще гулял. Он дошел до окраины города, начинался рассвет. Он выбросил свой черный галстук и запонки. Он выпустил рукава рубашки и оторвал белую накрахмаленную манишку. Теперь у него была обычная рубашка с открытым воротом. Его когда-то блестящие черные туфли приобрели цвет городской грязи.
Он стал похож на очень молодого бродягу, именно на того, кем он и хотел стать. Наконец его нашел полицейский патруль и забрал домой. Он не сказал никому ни одного вежливого слова и ничего не хотел слушать. Он больше не был ребенком. Он стал суровым мужчиной.
