Лео Перуц - Парикмахер Тюрлюпэн
4 октября 1642 года, когда он, стоя на ступенях церкви Сен-Жак де-ла-Буржи, назвал короля коронованной обезьяной, его арестовал лейтенант королевской гвардии. Несколько друзей, лодочники с Сены, освободили его во время перевода арестованного в тюрьму Шателе. Спустя два дня его вызвал к себе герцог де Ришелье.
Беседа их происходила в той отдаленной зале кардинальского дворца, где десятью годами позже королева втайне принимала курьеров сосланного Мазарини. Продолжалась она почти два часа. Потом кардинал проводил своего посетителя через пустые помещения в неосвещенные коридоры к запасному подъезду, откуда можно было выйти прямо на берег Сены.
На следующий день впервые заговорили на парижских улицах об игре в волан и о дне св. Мартина. 11 ноября виконт де Сен-Шерон должен был повести толпу на дворец Лаванов, куда обычно сходились тайные враги кардинала; дворец Лаванов предстояло взять штурмом, сжечь и тем самым дать сигнал к повсеместному избиению аристократов и низвержению Французского королевства.
Вождь государства заключил союз с мятежником, чтобы подарить Франции республику.
* * *
Судьба этого не пожелала. Судьба пошла своими собственными путями. Еще раз суждено было старой, на гибель обреченной Франции восторжествовать над идеями нового времени.
Для разрушения титанических планов Ришелье судьба воспользовалась одним безумцем, по имени Тюрлюпэн.
Глава II
На улице Двенадцати Апостолов, неподалеку от цеха ножовщиков и Воловьевого рынка, находилась маленькая парикмахерская, принадлежащая вдове Жакелине Сабо. Покойный муж ее, хоть и был довольно ловок в своем ремесле, ничего не оставил ей в наследство, кроме орудий своего промысла, списка кабачков, где можно было получить бутылку вина за два су, и заботы о панихидах за упокой его души. Вначале вдова попыталась содержать себя и ребенка уличной продажею сливочных тортов, медовых пряников и тех паштетов в сахаре, которые называются "флорентийцами". Искусству этому она научилась в молодости, служа при кухне господина дез-Ивето. Но этот промысел оказался не особенно доходным. А так как восколеи, красильщики сукон, ножовщики и басонщики квартала привыкли после обеда приходить на улицу Двенадцати Апостолов, чтобы болтать о новостях и скоблить себе подбородок, то она взяла в дом молодого парня, умевшего обращаться с бритвами, пластырями, повязками, втираниями и мазями покойного мужа.
Этого малого звали Танкред Тюрлюпэн. Он был найденышем. В морозное зимнее утро двухлетнего ребенка подобрали на паперти монастырской церкви Тринитариев, и несколькими днями позже его взял на воспитание старый плетельщик корзин Даниэль Тюрлюпэн. После того как приемный отец его погиб при большом пожаре, разрушившем в 1632 году квартал Сент-Антуан, мальчик некоторое время зарабатывал хлеб продажею на базаре булавок, застежек и пряжек. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, нашлись люди, обучившие его мастерству парикмахера и цирюльника.
Он был мечтателем и большим чудаком. Вопреки моде того времени, он считал излишним носить парик и по улицам всегда ходил с непокрытой головою. Несмотря на молодость, в волосах у него была седая прядь, и он ее зачесывал на лоб, так, чтобы она всем была видна. По этой примете его должен был, как он надеялся, узнать когда-нибудь незнакомец, который был его отцом.
Насчет личности и общественного положения своего отца он строил различные догадки, но никогда не высказывал их. Молчаливо и сосредоточенно исполнял он свою работу. Красив он не был: долговязый, со скуластым лицом, толстыми губами и косо торчащими зубами. Вдове он, впрочем, нравился, так как не был ни пьяницей, ни игроком; а особенно снискал он ее симпатию тем, что ласково обращался с маленькой Николь, ее дочуркой. Вдовство утомило ее. После того как Танкред Тюрлюпэн провел год в ее доме, она уступила ему постель покойного супруга, а сама стала спать на лежанке. Заказала она также медальон со своим и его портретами, окруженными гирляндами из роз, и подарила ему этот медальон в день его ангела, с наставлением блюсти этот дар и носить его на шее, на цепочке.
Так он и поступил, но только чтобы ей угодить, потому что не собирался окончить свой век цирюльником на улице Двенадцати Апостолов. В одиннадцатилетнем возрасте он был спасен из охваченного пожаром дома и со времени этого события проникся уверенностью, что рожден для великих дел, что судьба сохранила ему жизнь, потому что нуждалась в нем. В то время как с бритвою в одной руке и тряпкою в другой он исполнял обязанности своей профессии, в голове у него роились мечты о грядущем. Он видел себя королевским полководцем в латах, въезжающим в сдавшийся ему город, во главе своих всадников и алебардщиков. Он видел себя вельможею, разъезжающим по стране в карете, выложенной подушками; его встречали представители населения, подносили ему, стоя у дверей кареты, подарки, цветы, фрукты и пироги. Видел себя советником парламента, в длинной мантии, каноником собора, посланником при иноземных дворах, коронным прокурором и наместником короля, И мечтая об этом, он не тяготился своею работой.
По вечерам, когда темнело, он читал при свете очага, между тем как хозяйка крошила капусту и брюкву для супа. Читал он книгу под заглавием: "Печать мудрости", сочиненную Мариею, сестрою Моисея, весьма ученою еврейкой, и не переставал ее перечитывать от начала до конца. Его потрясали чудеса и тайны мира, которые в ней открывались ему. Он знал - ему объяснила эта книга,- что его судьба зависит от него одного. Существовали злые и добрые силы, поэтому необходимо было заручиться помощью Бога. И чтобы расположить к себе Бога, Танкред Тюрлюпэн соблюдал посты и все другие предписания церкви, в том числе долг нищелюбия, и никогда не проходил мимо нищего, не подав ему милостыни. Делал он это из осторожности и благоразумия; в действительности же ненавидел нищих, желал им столько бед, сколько не стряслось еще ни над одним творением" готов был всех их передушить собственными руками. Они были шпионами Бога, доносчиками, подлыми предателями, Они взимали подаяния как дань. И стоило кому-нибудь пройти мимо, не обратив на них внимания, - сейчас же они начинали его проклинать, и слова их возносились к Божьему престолу. Они сознавали свою власть и всегда готовы были обобрать трудолюбивого и честного человека. Скрежеща зубами и еле сдерживая ярость, давал им Танкред Тюрлюпэн мелкие деньги.
Он был мечтателем и безумцем. И в полдень восьмого ноября 1642 года проходил по деревянному Красному мосту со своими только что навостренными бритвами и кочаном капусты, который купил на овощном рынке.
Глава III
Он возвращался от точильщика и был в дурном расположении духа как раз по вине этих нищих, потому что встретил их уже четырнадцать за этот день, калек, старцев, женщин с грудными младенцами; словно сговорившись против него, все они расселись на его пути и просили о подаянии. Он уже роздал все свои медные деньги, в кармане оставалась только новенькая серебряная монета в восемь су, и ее было жаль ему.
Дождь шел с самого утра, небо было в тучах, ветер срывал последнюю блеклую листву с кленов и акаций, росших за садовыми огородами на противоположном берегу Сены. Танкред Тюрлюпэн озяб. Одежда на нем промокла, и ему хотелось поскорее очутиться в своей парикмахерской, чтобы согреться перед очагом. Он шагал быстро, но не успел ступить на мост, как опять уже заметил нищего, с деревянной ногой и рыжей, всклоченной бородой. Нищий сидел, прислонившись к перилам сходен, у самых ступеней, по которым нужно было подняться на мост, и вытянул ноги вперед, - мимо него нельзя было не пройти, настил был слишком узок, обойти его не было никакой возможности.
Тюрлюпэн остановился. В нем поднялась волна гневных, ожесточенных мыслей:
"Вот уже опять торчит один, пятнадцатый за этот проклятый день! Они все стакнулись против меня, они ни успокоятся, пока не вытащат у меня последнего су из кармана. Этого рыжего я знаю. На улице Капитула, перед сапожными мастерскими, он тоже попрошайничает. А ведь он совсем не стар и здоров - как ему не стыдно! Колол бы дрова, для этого нужны только руки. Но нет, ему приятней сидеть здесь и обирать честных людей; монета в восемь су пришлась бы ему по вкусу. За два года он столько накопит денег, что сможет содержать лакеев и карету. А я вот трудись весь день. Справедливо, нечего сказать!"
Тюрлюпэн нерешительно и беспомощно провожал взглядом баржу, медленно плывшую мимо мельницы по течению Сены, с грузом пустых бочек из-под вина. Пойти назад? Нет, это не годится. На соседнем мосту, наверное, подстерегает его другой нищий. Тюрлюпэн двинулся вперед. Монету в восемь су он достал из кармана и держал наготове.
Однако, приблизившись, он заметил, что у нищего закрыты глаза; он, по-видимому, спал, но и во сне просил милостыни, держа шапку в протянутой руке. И Тюрлюпэн решил сыграть с нищим штуку, остаться при своих деньгах, незаметно прокравшись мимо него. Эта затея ему понравилась. Бесшумно, как крыса, проскользнул он мимо калеки, потом пустился бежать. Бежал так, что запыхался, и только на другом берегу остановился и робко оглянулся.
![Лео Перуц - Прыжок в неизвестное [Свобода]](/uploads/posts/books/152683/152683.jpg)
