Пэлем Вудхауз - Мой малыш
Бинго набрасывал на конверте "Украли", гадая, насколько это правдоподобно, и "Ветер унес", когда услышал звонок, а там - и голос жены.
- Алло!
- Алло, - отвечал он.
- Здравствуй, дорогой!
- Здравствуй, душенька!
- Здравствуй, котик!
- Здравствуй, мой ангел!
- Ты слушаешь?
- Да, да, да.
- Как Алджи?
- О, прекрасно!
- Такой же хорошенький?
- Д-да...
- Письмо получил?
-Да.
- А деньги?
-Да.
- Правда, я хорошо придумала?
- Да.
- Наверное, в банк ты не успел?
- Нет.
- Пойди с утра, до вокзала.
- Вокзала?
- Я завтра приезжаю. Мама наглоталась воды, хочет перебраться в Пистени, на грязи.
В любой другой момент эта весть возвеселила бы его, но сейчас не произвела впечатления. Думал он лишь о том, что завтра приедет Рози.
- Поезд около двенадцати.
- Хорошо, хорошо.
- Пусть Алджи тоже меня встретит!
- Ладно, ладно.
- Да, забыла! Открой средний ящик стола.
- Средний ящик...
- Там корректура для "Женских чудес". Выправь ее и пошли сегодня же. Называется "Нежные ручонки". Ну, я пошла. Мама еще кашляет. До свиданья, лапочка.
- До свиданья, кроличек.
- До свиданья, пупсик.
- До свиданья, зайчик.
Бинго повесил трубку и пошел в кабинет жены. Он страдал. Казалось бы, чего лучше - теща наглоталась и кашляет, но нет, радости не было. Вспоминая доверчивый и приветливый голос, он сопоставлял его с тем металлическим голосом, каким жена произнесет сакраментальную фразу. Страдая, он правил гранки.
Не знаю, знакомы ли вы с творчеством Рози М. Бэнкс. Критики порой упрекают ее в сентиментальности. Где-где, а в рождественском рассказе свойство это проявилось вполне. Миссис Литтл не поскупилась на снег и омелу, снегирей и поющих крестьян. Бинго рассказал мне эти "Ручонки" во всех ужасных подробностях, но я ограничусь главным. Крестный выгнал крестницу, которая полюбила художника, однако под Рождество она пришла к нему с младенцем. Представьте себе финал. Вот он сидит в библиотеке, обитой дубовыми панелями, одной рукой держит ребенка, другою - выписывает чек...
Сцена эта потрясла Бинго. Он вспомнил, что Пуффи Проссер - крестный его сына. Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача?
Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что, если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню.
Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять - ей, десять - ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя "Ручонок". Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А. О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь.
- Привет, - сказал он. - Хозяин дома?
Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя.
- Да, сэр, - сообщил он. - Еще не встал. Поздно вернулся.
Бинго понимающе кивнул.
- Молодость, молодость! - заметил он. - Э?
- Да, сэр.
- Веселое время...
- По-видимому, сэр.
- Так я зайду?
- Прошу вас, сэр. Его взять?
- А? Нет-нет! Это - крестник мистера Проссера. Пусть повидаются.
- Да, сэр?
- Знаете, не виделись с крестин.
- Вот как, сэр?
- Ну, пошли.
- Мистер Проссер в гостиной, сэр.
- В гостиной? Я думал, в спальне.
- Нет, сэр. Он в камине, сэр.
Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: "Траля-ля!" Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался.
Однако, взглянув на часы, он понял, что выбора нет. Времени оставалось в обрез.
- Коркер, - сказал он, - через десять минут мне надо быть на вокзале. Пуффи будить опасно, пускай выспится. Я оставлю младенца тут, на ковре. Сами познакомятся.
- Превосходно, сэр.
- Конечно, хозяин сразу вызовет вас. Тогда скажите: "Это ваш крестник, сэр". Или: "Крестничичечечек, сэр". Выговорите?
- Нет, сэр.
- Так я и думал. В общем, ясно? Хорошо. Пока. Поезд и Бинго прибыли одновременно, а через минуту появились и Рози с матерью. Старушенция еще толком не вылезла из вагона, когда дочь, бросив ее, кинулась к мужу:
- Кроличек!
- Зайчик!
- Как давно я тебя не видела! Где Алджи?
- У Пуффи Проссера. Заскочили по дороге, а тот в него вцепился. Все-таки крестный отец... Заберем на обратном пути.
- Забери ты. Я отвезу маму, ей нехорошо.
- Да, - согласился Бинго, - вид поганый. На грязи, и как можно скорей! Жду у Пуффи.
- Где он живет?
- Парк-Лейн, 62.
- Я скоро приеду. Да, дорогой, ты деньги положил?
- А, черт! - вскричал Бинго. - Забыл, спешил к тебе. Возьмем Алджи - и положим.
Смело сказано, но на Парк-Лейн, у дома, он все-таки заволновался. Кто его знает, этого Пуффи! А вдруг не даст? В конце концов, сэр Эйлмер Молверер поджарый, здоровый дядька, по-видимому - не с перепоя.
Поэтому он беспокоился, спрашивая Коркера:
- Все в порядке?
- И да, и нет, сэр.
- То есть как? Хозяин звонил?
- Нет, сэр.
- Почему же он не звонил?
- Он кричал, сэр.
- Кричал?
- Да, сэр. Издал пронзительный крик, свидетельствующий об испуге. Примерно так кричал он после Нового года, когда подумал - ошибочно, сэр, - что видит розового слона.
Бинго нахмурился:
- Мне это не нравится.
- Точно то же самое сказал мистер Проссер, сэр.
- Крестные не кричат при виде крестников. Пойду, посмотрю, в чем дело.
Он пошел - и остановился в изумлении.
Алджернон Обри сидел на ковре, пытаясь проглотить шарик. Пуффи смотрел на него выпученными глазами. Бинго, человек сметливый, заметил какую-то напряженность и решил, что тактичней о ней не говорить.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - отвечал Пуффи.
- Какое утро!
- Да, погода - будь здоров.
Поболтав о европейской политике, они замолчали. Потом Пуффи спросил:
- Бинго, ты, часом, не видишь ничего на полу?
- Это ребенка, что ли?
Пуффи протяжно вздохнул:
- Ре-бен-ка? Он тут есть?
- Конечно, - отвечал Бинго. - Тю-рю-рю, - прибавил он, втягивая сына в беседу. - Папа пришел.
- Папа?
- Папа.
- Это твой?
- Мой.
- Что он тут делает?
- Да так, зашел.
- Что ж он сразу не сказал?! Я чуть не спятил от страха.
- Ты его не поцелуешь?
Пуффи дернулся.
- Не шути так, - попросил он и прибавил, глядя на крестника с большой дистанции: - А я еще думал жениться!
- И правильно, - одобрил Бинго. - Жениться очень хорошо.
- До определенной меры, - сказал Пуффи. - Ты подумай, какой риск!
- А что такое?
- То есть как - что?! - проговорил Пуффи тихим, дрожащим голосом. - Как что? Да если бы не ты, это могло быть у меня! Честное слово, я собирался сделать ей предложение. Слава богу, ты помешал. - Он испустил глубокий вздох. - Бинго, старик, ты вроде просил пятерку?
- Десятку.
Пуффи покачал головой:
- Этого мало. Пятьдесят, а?
- Пятьдесят?
- Ты не против?
- Нет-нет, что ты!
- Хорошо, - сказал Пуффи.
- Замечательно, - сказал Бинго.
- Простите, сэр, - сказал Коркер, появляясь в дверях, - швейцар сообщил, что миссис Литтл ждет вас у входа.
- Скажите, я сейчас, - отвечал Бинго.
