Густав Майринк - Bal Macabre
Он схватил руками этот туман, и что-то загудело, словно басовые струны, и с грохотом посыпались куски известкового камня.
Вот какова смерть, - почувствовал я, - как известковый камень.
Тогда медленно, как пузырь, поднялась середина белой скатерти, ледяной ветер подул и развеял туман.
Показались блестящие струны, они были натянуты от ключицы к бедру девки. Существо - наполовину арфа, наполовину женщина!
Он играл на ней, так снилось мне, песнь о любви и любовной язве, и вдруг эта песнь перешла в какой-то странный гимн:
В страданья обратится страсть,
На благо не пойдет она,
Кто страсти ищет, страсти ждет,
Найдет лишь скорбь, отыщет скорбь:
Кто страсти никогда не ждал,
Не будет скорби знать вовек.
И при этих стихах у меня появилась тоска по смерти, и я захотел умереть, но в сердце встала жизнь, - как темное стремление. И смерть, и жизнь стояли грозно друг против друга; зто столбняк.
Мои глаза были неподвижны; акробат наклонился надо мной, и я увидел его болтающееся трико, красную покрышку на его голове и брыжжи на шее.
"Столбняк", - хотел прошептать я и не мог.
И вот, когда он переходил от одного к другому и испытующе смотрел нам в лицо, я понял, что мы парализованы: он был, как мухомор.
Мы съели ядовитые грибы, а также veratrum album, траву белого остреца.
Это все ночные видения!
Я хотел громко выкрикнуть это и не мог.
Я хотел посмотреть в сторону и не мог. Горбун в белой лакированной маске тихо встал, остальные последовали за ним и молча построились в пары.
Акробат с француженкой, горбун с женщиной - арфой, Игнация с Альбиной Вератриной. - Так прошли они, выстукивая пятками па кэк-уока, по двое и скрылись в стене.
Альбина Вератрина еще раз обернулась ко мне и сделала непристойное движение.
Я хотел отнести глаза или закрыть их и не мог. - я должен был смотреть на часы, висевшие на стене и на их стрелки, скользившие по циферблату, как воровские пальцы.
В то же время в ушах у меня звучал дерзкий куплет:
"Одна лишь Клара
Мне в жизни пара.
Трала, трала, трала
Тра-лалала-ла"
и как basso ostinato кто-то проповедовал в глубине:
В страданья обратится скорбь:
Кто страсти никогда не ждал,
Не будет скорби знать вовек.
Я выздоровел от этого отравления после долгого, долгого времени, всех же остальных похоронили.
Их уже нельзя было спасти, так сказали мне, - когда пришли на помощь.
Я же подозреваю, что их похоронили заживо, хотя доктор говорит, что столбняка не бывает от мухоморов, что отравление мускарином другое; - я подозреваю, что их похоронили заживо, и с ужасом думаю о клубе Аманита и о призрачном горбатом слуге, пятнистом Ароне в белой маске.
