Уильям Фолкнер - Высокие люди
- Ордер на арест, Бадди, по всей форме.
- Значит, тюрьма?
- Ордер на арест, - повторил старый полицейский.
Следователь заметил, что человек на кровати наблюдает за ним, мерно попыхивая трубкой.
- Налей мне виски, Джексон, - сказал он.
- Не надо, - возразил врач. - Он и так слишком много выпил.
- Налей мне виски, Джексон, - сказал человек на кровати. Он мерно попыхивал трубкой, глядя на следователя. - Вас правительство послало? спросил он.
- Да, - ответил следователь. - Надо было встать на военный учет. Это пока все, что от них требовалось. А они... - Голос его замер, семь пар глаз смотрели на него, человек на кровати мерно попыхивал трубкой.
- Никуда бы мы не делись, - сказал человек на кровати. - Мы бежать не собирались. - Он повернул голову. Парни стояли рядом, у него в ногах. Анс, Люций, - сказал он.
Следователю показалось, что они ответили как один:
- Да, отец?
- Этот джентльмен ехал из самого Джексона, чтобы сказать вам, что правительство вас ждет. По-моему, быстрее всего вам завербоваться в Мемфисе. Ступайте наверх, соберите вещи.
Следователь встрепенулся, сделал шаг вперед.
- Постойте, - крикнул он.
Но его опередил самый старший, Джексон. Он тоже сказал: "Постойте", и теперь они смотрели не на следователя. Все смотрели на врача.
- Так что с ногой? - спросил Джексон.
- Вы же видите, - сказал врач. - Он ее уже почти ампутировал. Тянуть больше нельзя. И везти его невозможно. Мне понадобится помощь медицинской сестры и эфир - если он, конечно, выдержит наркоз после такого количества виски. Кто-нибудь из вас съездит в город на моей машине. Я позвоню...
- Эфир? - спросил человек на кровати. - Зачем? Вы же говорите, что ее и так почти нет. Еще стаканчик-другой виски да наточить получше секач Джексона, и я бы ее сам отрезал. Давайте. Кончайте с ней.
- Такой боли вы больше не выдержите, - сказал доктор. - Это в вас хмель говорит.
- Ерунда, - возразил тот. - Раз во Франции мы перебегали пшеничное поле, вдруг вижу, лезет на меня из пшеницы пулемет, - думал я перескочить через него - как через жердь, когда тебя подшибить хотят, - да только ничего у меня не вышло. И вот лежу я на земле, а как смеркаться стало, начала она болеть, но тут меня как звизнет по каске - словно по наковальне молотом, и больше я ничего не видел, пока не очнулся. Нас там чуть ли не штабелями складывали под пригорком у полевого госпиталя, да врач ведь не скоро всех обошел, и тут она заболела не приведи бог. А сейчас, когда бутылка-то под рукой, - разве это боль называется? Давайте кончать. Если вам нужна помощь, Стюарт и Раф вам помогут... Джексон, налей.
На этот раз доктор поднял бутыль и поглядел, много ли там осталось.
- Тут целой кварты не хватает, - сказал он. - Если вы с четырех часов дня выпили кварту виски, вы едва ли выдержите наркоз. Ну как сможете терпеть, если я сейчас докончу?
- Кончайте. Я ее искалечил, надо от нее избавиться.
Доктор обвел взглядом остальных - застывшие, похожие друг на друга лица, которые не сводили с него глаз.
- Если бы он был в городе, у меня в больнице, под наблюдением сестры, я бы, наверное, подождал, пока у него пройдет шок, и алкоголь выйдет из организма. Но везти его сейчас нельзя, кровотечение в таком виде я не могу остановить, и если бы у меня даже был эфир или местный наркоз...
- Ерунда, - сказал человек на кровати. - Бог не создал лучшего местного и общего утешения и наркоза, чем этот вот, в бутылке. И нога ведь - не Джексона, не Стюарта, не Рафа, не Ли. Это моя нога. Я начал это дело и имею право покончить с ним, как мне угодно.
Но доктор продолжал смотреть на Джексона.
- Так что, мистер Макколлем? - спросил он. - Вы тут старший.
Но ответил ему Стюарт.
- Да, - сказал он. - Кончайте. Чего вам надо? Горячей воды, наверно?
- Да, - сказал доктор. - И чистых простынь. Найдется у вас большой стол, чтобы перетащить сюда?
- Кухонный стол, - сказал тот, который их встретил у входа. - Мы с ребятами...
- Постой, - сказал человек на кровати. - Ребятам некогда тебе помогать. - Он снова поглядел на них. - Анс, Люций! - позвал он.
Следователю опять показалось, что они ответили как один:
- Да, отец?
- Нашему гостю, я вижу, не терпится. Отправляйтесь-ка, пожалуй. Да вам и собираться-то нечего, если подумать. Через день-другой получите обмундирование. Возьмите грузовик. Везти вас в Мемфис и гнать грузовик обратно некому - оставьте его в фуражной компании Гейозо, мы за ним потом пошлем. Хорошо бы вам записаться в наш Шестой пехотный, где я служил. Ну, да вряд ли вам так повезет - пойдете, куда пошлют. Да и не важно это, когда ты уже там. Меня в ту пору правительство не обижало, не обидит и вас. Ступайте туда, куда назначат, где вы нужны, и слушайтесь своих сержантов и офицеров, пока не научитесь быть настоящими солдатами. Слушайтесь, но помните, какая у вас фамилия, и никому ничего не спускайте. А теперь идите.
- Постойте! - снова крикнул следователь; он снова встрепенулся, вышел на середину комнаты. - Я возражаю! Мне очень жаль, что с мистером Макколлемом произошел несчастный случай. Мне очень жаль, что получилась такая история. Но теперь от меня ничего не зависит, и от него - тоже. Уклонение от регистрации карается законом, и ордер на арест выдан. Так вы ареста не избежите. Процедура должна быть завершена, - до тех пор ничего предпринимать нельзя. Надо было думать раньше, когда молодые люди скрывались от военного учета. Если мистер Гомболт отказывается их арестовать, я сделаю это сам и сам отвезу молодых людей в Джефферсон, где им предъявят обвинение. И должен предупредить мистера Гомболта, что его привлекут к ответственности за неподчинение суду.
Старый полицейский оглянулся и, нахмурив косматые брови, назидательно, как ребенку, объяснил:
- Неужели вам еще непонятно, что ни вы, ни я никуда сейчас отсюда не выйдем?
- Как? - крикнул следователь. Он обвел взглядом хмурые лица людей, снова разглядывавших его внимательно и отчужденно. - Мне что, угрожают? закричал он.
- Да на вас никто внимания не обращает, - сказал полицейский. - Вы только помолчите маленько, и ничего с вами не будет, а немного погодя мы сможем вернуться в город.
Следователь умолк и не двигался с места, хотя серьезные внимательные лица уже не смотрели на него, освободили его от тяжести бесстрастных, невыносимых взглядов; он увидел, как оба паренька подошли к кровати, поочередно наклонились и поцеловали отца в губы, потом разом повернулись и вышли из комнаты, даже не взглянув на него. И сидя с полицейским в освещенной прихожей, против закрытых уже дверей, спальни, он слышал, как завелся грузовик, дал задний ход, развернулся и поехал по дороге; шум его постепенно стих, замер, и жаркая безветренная ночь - бабье лето в Миссисипи уже пережило половину ноября - полнилась лишь громким прощальным звоном цикад, словно и они чуяли неминуемость холодов и смерти.
- Помню старого Анса, - рассказывал полицейский, благодушно и беззаботно, как взрослые болтают с детьми. - Умер он лет пятнадцать назад. Ему шестнадцать было, когда началась Гражданская война, и чтобы попасть на нее, он прошел пешком до самой Виргинии. Мог бы, конечно, вступить в армию и тут, дома, но мать его была из Картеров, и ему непременно надо было идти пешком в Виргинию, чтобы там драться, хотя он этой Виргинии отродясь не видел; и он пришел в эту землю, которой отродясь не видел, вступил в армию Джексона Каменной Стены, с ней проделал весь путь по Долине, до Чанселорсвилла, где парни из Каролины по ошибке застрелили Джексона, и дальше - до того самого утра в шестьдесят пятом, когда конница Шеридана [Шеридан Филип Генри (1831-1888) - генерал северян, отличившийся в заключительные месяцы Гражданской войны] преградила дорогу из Аппоматокса [в этом городе штата Виргиния 9 апреля 1865 г. капитулировала армия Конфедерации, которой командовал Роберт Э.Ли] в Долину и отрезала им отступление. И тогда он пошел назад, в Миссисипи, с тем же мешком, с каким уходил на войну; потом женился здесь, поставил нижний этаж этого дома этот вот сруб, где мы сидим, - и стал рожать сыновей: Джексона, Стюарта, Рафаэля, Ли и Бадди.
Бадди родился поздно, так поздно, что успел попасть на другую войну, во Францию. Вы слышали, как он там... Привез оттуда две медали - американскую и французскую, но и по сей день никто не знает, как он их получил, за что ему их дали. По-моему, он даже своим не рассказывал - Джексону, Стюарту и остальным. И не успел он вернуться домой - со своими медалями, цифрами на мундире, нашивками за ранения, - как нашел себе девушку, нашел сразу, а через год родились у него близнецы - копия старого Анса Макколлема. Если бы старый Анс был лет на семьдесят пять моложе, они сошли бы за тройняшек. Я их помню: двое мальчуганов, похожи как две капли воды, оба озорные, как оленята, - день и ночь, бывало, гоняли за енотами со сворой собак, а когда подросли, стали помогать Бадди, Стюарту и Ли на ферме с хлопком, и Рафу который разводил лошадей и мулов, объезжал их и продавал в Мемфисе; а года три-четыре назад поступили на год в сельскохозяйственный колледж, чтобы узнать побольше про мясных коров.
