Клапка Джером - Сюрприз мистера Милбери
- Костэр Кинг? - удивленно повторил он. - Моя фамилия Милбери.
- Но, - возразил я, - на наклейке с внутренней стороны крышки сказано, что его отец Костэр Кинг, отпрыск Старлайта, а мать - Дженни Динс, отпрыск Дарби Дьявола.
Он подозрительно посмотрел на меня и поставил между нами стул. Очевидно, теперь пришел его черед думать, что я сумасшедший. Убедившись, по-видимому, что я во всяком случае не опасен, он стал придвигаться поближе к корзине, пока наконец ему не удалось заглянуть в нее. Никогда в жизни я не слышал, чтобы мужчина издавал такой нечеловеческий вопль. Он стоял по одну сторону кровати, я - по другую. Щенок, разбуженный шумом, сел и зарычал сначала на одного из нас, потом - на другого. Я разглядел, что это был бульдог примерно месяцев десяти. Превосходный щенок для своего возраста.
- Мое дитя! - закричал молодой человек, и глаза у него буквально на лоб вылезли. - Это не мое дитя! Что случилось? Или я сошел с ума?
- Вы к этому близки, - произнес я, и так оно и было. - Успокойтесь. Что вы рассчитывали увидеть здесь?
- Моего мальчика, - снова закричал он. - Моего единственного ребенка, моего сыночка!
- Вы имеете в виду настоящего ребенка? - продолжал я. - Человеческого ребенка?
У некоторых людей есть глупая привычка говорить о своих собаках, как о детях, так что кто его знает, кого он имел в виду.
- Конечно, настоящего! - отвечал он. - Самого прелестного ребенка, какого вы в своей жизни видели. В воскресенье ему исполнилось ровно тринадцать недель, а вчера у него прорезался первый зубик.
Вид собачьей морды, кажется, сводил молодого человека с ума. Он бросился к корзине, и если бы я не помешал ему, наверное, задушил бы несчастного пса.
- Щенок не виноват, - говорю я. - Осмелюсь сказать, что ему так же тошно, как и вам. Его ведь тоже потеряли. Кто-то сыграл с вами шутку: вытащил вашего младенца и сунул вместо него вот этого... если только тут вообще был ребенок.
- Что это значит? - возмутился он.
- Ну, сэр, - говорю я, - вы меня извините, но джентльмены в здравом уме не возят ребят в бельевых корзинах. Откуда вы приехали?
- Из Бенбери, - говорит он. - Меня хорошо знают в Бенбери.
- Вот этому можно поверить, - ответил я. - Такого молодого человека, как вы, наверное, все знают.
- Я мистер Милбери, - говорит он, - бакалейщик с Хай-стрит.
- В таком случае, что вы делаете здесь с этой собакой? - спрашиваю я.
- Не доводите меня до исступления, - отвечает он. - Говорю вам, я сам не знаю. Моя жена сейчас в Уорвике, ухаживает за своей больной матерью, и в каждом письме вот уже две недели только и пишет: "Ах, как я хочу видеть Эрика! Если бы мне хоть на минутку увидеть Эрика!"
- Естественные материнские чувства, - говорю я, - они делают ей честь.
- И вот сегодня, - продолжает он, - я рано окончил работу и решил привезти сюда ребенка, чтобы жена могла повидать его и убедиться, что с ним все благополучно. Она не может оставить мать больше чем на час, а мне нельзя идти к ней, потому что теща меня недолюбливает и я ее раздражаю. Я хотел подождать здесь, а Милли - это моя жена - пришла бы сюда, когда освободится. Я собирался сделать ей сюрприз.
- По-моему, - говорю я, - большего сюрприза вы ей никогда в жизни не устраивали.
- Не шутите с такими вещами, - говорит он. - Я все еще сам не свой и могу вас искалечить.
Он был прав: нельзя было шутить с этим делом, хотя, конечно, оно имело свою смешную сторону.
- Но зачем же, - спрашиваю, - было совать ребенка в бельевую корзинку?
- Это вовсе не бельевая корзинка, - с яростью отвечает он. - Это плетенка для пикников. В последнюю минуту я подумал, что мне не к лицу нести ребенка на руках: уличные мальчишки кричали бы мне вслед. Мой малыш очень любит спать, и я решил, что если его устроить поудобнее в этой корзинке, он отлично перенесет такое короткое путешествие. Я взял корзинку с собой в вагон и не спускал ее с колен. Ни на одну минуту я не выпускал ее из рук. Это колдовство, вот что. Я теперь буду верить в чертей.
- Не валяйте дурака, - говорю я. - Всему должно быть объяснение, надо только доискаться до него. Вы уверены, что это та самая корзина, в которую вы упаковали младенца?
Милбери был теперь немножко спокойнее. Он наклонился и тщательно осмотрел корзину.
- Кажется, - сказал он, - но не могу поручиться.
- Скажите-ка, - говорю я, - вы не выпускали корзины из рук? Подумайте хорошенько.
- Нет, она все время была у меня на коленях.
- Но это же чепуха, если только вы сами по ошибке не сунули туда щенка вместо ребенка. Подумайте спокойно. Я не ваша жена и хочу только помочь вам. Я ничего не скажу, если вы сознаетесь, что на минутку отвели глаза от корзины.
Он опять задумался, и вдруг в глазах его блеснул свет.
- Ей-богу, - говорит он, - вы правы. Я на минутку поставил ее на платформу в Бенбери, чтобы купить иллюстрированный журнал.
- Ну вот, теперь вы говорите разумно. Подождите-ка, завтра, кажется, открывается собачья выставка в Бирмингаме?
- Как будто, - говорит он.
- Вот мы и добрались до сути, - говорю я. - По совпадению эту собаку везли в Бирмингам в точно такой же корзине, как та, в которую вы упаковали своего младенца. Вы по ошибке взяли корзину со щенком, а его хозяину достался ваш малыш. И я бы затруднился сказать сразу, кто из вас сейчас больше сходит с ума. Он, наверное, думает, что вы сделали это нарочно.
Мистер Милбери прижался головой к спинке кровати и застонал.
- В любую минуту может явиться Милли, и мне придется сказать ей, что нашего крошку по ошибке послали на собачью выставку! У меня язык не повернется сказать ей такое!
- Поезжайте в Бирмингам, - говорю я, - и постарайтесь уладить это дело. Вы можете успеть на поезд в пять сорок пять и вернуться около восьми.
- Поедемте со мной, - говорит он, - вы добрый человек, поедемте со мной. Я не могу ехать один.
Он был прав. В таком состоянии он бы угодил под копыта лошадей, не успев выйти на улицу.
- Ну что ж, - говорю я, - если хозяин отпустит...
- О, он не может не отпустить вас, - ломая руки, воскликнул молодой человек. - Скажите ему, что речь идет о счастье целой жизни, скажите ему...
- Я скажу ему, что речь идет о лишнем полсоверене по счету, - говорю я, - это больше поможет делу.
Так оно и было, и не прошло и двадцати минут, как я, молодой Милбери и щенок в корзине сидели в вагоне третьего класса, направляясь в Бирмингам. Тут я представил себе все трудности нашего предприятия. Предположим, по счастью окажется, что я прав; предположим, щенка действительно везли на выставку в Бирмингам; предположим, нам еще более посчастливится, и на вокзале нам скажут, что там видели джентльмена с такой корзинкой, как наша, приехавшего поездом в пять тринадцать; а дальше что? Может быть, нам придется опрашивать всех извозчиков в городе, и к тому времени, когда мы найдем ребенка, окажется, что уж незачем трудиться распаковывать его. Ну, конечно, я не собирался болтать о том, что было у меня на уме. По-моему, бедняга отец чувствовал себя так плохо, что дальше некуда. Мое дело было вселить в него надежду. Поэтому, когда он в двадцатый раз спросил меня, думаю ли я, что он еще увидит своего ребенка живым, я сердито оборвал его.
- Да не мучайтесь вы так, - говорю я. - Бы еще вволю насмотритесь на своего малыша. Дети не так-то легко пропадают. Только в пьесах люди готовы взять на себя заботу о чужих детях. Я в своей жизни знавал множество прохвостов, но даже худшему из них я не пожелал бы иметь дело с десятком-другим чужих младенцев. Не обольщайтесь, будто кто-то похитил его у вас. Поверьте мне, тот, к кому он попал, не успокоится до тех пор, пока ему не удастся вернуть ребенка законному владельцу.
Такая болтовня подбодрила его, и когда мы приехали в Бирмингам, он был гораздо спокойнее. Мы набросились на начальника станции, а тот на всех носильщиков, которые находились на платформе, когда прибыл поезд пять тринадцать. Все в один голос утверждали, что из этого поезда не выходил джентльмен с бельевой корзиной. Начальник станции оказался человеком семейным, и когда мы все ему объяснили, он посочувствовал нам и телеграфировал в Бенбери. Кассир в Бенбери помнил, что на этот поезд брали билеты три джентльмена. Одним из них был мистер Джессоп - торговец хлебом, другим - неизвестный, взявший билет в Вулфхэмптон, а третьим был сам молодой Милбери. Дело, казалось, становилось безнадежным, как вдруг мальчишка-газетчик, слонявшийся вокруг, вмешался в разговор.
- Я видел одну старуху, - говорит он, - которая болталась около вокзала и нанимала кэб. У нее была корзина, как две капли воды похожая на вашу.
Я думал, юный Милбери бросится мальчишке на шею и расцелует его. С помощью мальчика мы принялись допрашивать извозчиков. Нетрудно приметить старенькую леди с бельевой корзиной в руках, и мы узнали, что она поехала во второразрядную гостиницу на Астор-род.
Остальные подробности мне рассказала горничная. По-видимому, старушка по-своему переживала не меньше, чем мой джентльмен.
