Фарли Моуэт - Проклятие могилы викинга
Во дворе поднялся отчаянный шум - выли собаки, кричали ребята. Первым справился с упряжкой Питъюк; он громко, задорно попрощался с товарищами, прыгнул на свои длинные эскимосские сани, и они, кренясь набок, покатили по льду озера к югу. Джейми и Эуэсин чуть замешкались. А когда выехали на лед, упряжки их поначалу шли голова в голову, стараясь обогнать друг друга. Но вот Джейми закричал: "Давай! Давай!" - и его упряжка послушно свернула влево, к восточному краю озера.
Ребячьи упряжки уже мчались во весь опор, а Энгус все еще обстоятельно запрягал своих собак. Глядя, как бешено несутся тобогганы [тобогган - сани без полозьев, передок загнут, вместо бортов натянута шкура или береста; канадские индейцы перевозят на них грузы] и нарты, он улыбнулся и покачал головой.
- Джульетта, голубка, - говорил он, затягивая постромки на брюхе своего вожака, - видала, какие проворные ребята? Что твои барсуки.
Джульетта заскулила в ответ и натянула постромки, давая другим собакам знак трогаться. Неторопливо, степенно она вывела упряжку на лед, и тобогган Энгуса свернул к северу.
Последний завиток голубого дыма поднялся из старой черной трубы, истаял в небе, и вокруг воцарилась морозная тишина январского дня.
2. ХОЛОД, КОТОРЫЙ УБИВАЕТ
Следующие четыре дня, пока Энгус и мальчики объезжали капканы, безмолвие дома нарушалось лишь резкими криками соек, слетавшихся на отбросы. Только под вечер четвертого дня из трубы к голубому, чуть затуманенному небу вновь поднялся дым. Перед дверью дома в свежевыпавшем снегу стояли нарты Эуэсина, а собаки, уставшие от последнего тридцатимильного перехода но рыхлому снегу, тяжело дыша, развалились подле своих бревенчатых конурок. Эуэсин гнал их вовсю: он непременно хотел вернуться первым. Но едва у него успел закипеть чайник, как на пологий берег озера стремительно влетела упряжка Джейми.
- Ты что это как долго? - насмешливо спросил Эуэсин.
Джейми не ответил. Посвистывая, он привязал вожака к дереву и снял с нарт что-то большое и темное. Потом подошел к дому и небрежно бросил свою ношу к ногам Эуэсина.
Тот присел на корточки и недоверчиво на нее поглядел.
- Илька! - восхищенно воскликнул он, поглаживая прекрасный темный мех. - Я такую видел только раз в жизни. Где ты ее взял, Джейми?
- В куньем капкане, в ельнике, у моей избушки, где я ночевал вторую ночь. Наверно, там их полно. Да только они не всякому даются, тут нужно уменье.
Но Эуэсин не попался на эту удочку: он не мог оторвать глаз от ильки. Ведь куница илька - одно из самых редких млекопитающих в здешних местах, и притом самое ценное. Эуэсин торжественно внес ее в дом и положил на стол: тут можно будет рассмотреть ее всю - от острой, совсем как у ласки, мордочки до великолепного пушистого хвоста.
На дворе снова залаяли собаки. На сей раз они возвещали о прибытии Питъюка. А в сумерки вернулся и Энгус.
Поездка у всех была удачная. Питъюк привез двух лис, куницу, трех горностаевых ласок и норку. Эуэсин - двух норок и двух красных лисиц. Энгус, у которого был самый большой участок, привез трех лис, двух норок, ласку и выдру. У Джейми, кроме ильки, оказалась еще только красная лисица, но илька одна стоила едва ли не всей сегодняшней добычи.
После ужина зажгли керосиновые лампы, и все принялись за работу. Снимали шкуры, чистили их, распяливали, а тем временем рассказывали друг другу, что интересного произошло с ними за эти дни. Эуэсин рассказал о том, как, расставляя капкан, ступил одной ногой на тонкий лед, провалился - пришлось поскорей развести костер и сушить мокасин, чтобы нога не заледенела окончательно. У Джейми в одной избушке побывала росомаха и съела все припасы, так что пришлось довольствоваться белой куропаткой, которую он подстрелил из ружья. Питъюк повстречался с двумя индейцами-чипеуэями: с зимней стоянки в лесах у озера Кэсмир они держали путь на юг, к фактории на озере Оленьем. Но самая интересная новость была у Энгуса: он видел свежие следы карибу.
Как всегда, ранней осенью началось передвижение оленей-карибу, они ушли из тундры и укрылись в лесах Но главные стада миновали озеро Макнейр всего за какую-нибудь неделю, свернули на запад и скрылись Однако, судя по словам Энгуса, выходило, что они сделали круг - прошли на север, на восток - и теперь снова двигаются на юг. Известие это взбудоражило всех: ведь вот уже три месяца они ели только кроликов да куропаток, другого свежего мяса на озере Макнейр не было.
Потолковали об оленях, и Энгус вновь заговорил о встрече Питъюка с чипеуэями, или, как сами они себя называли, элделями (слово это означает "едоки оленины").
- Зачем они двинулись на юг в такую неподходящую пору? - рассуждал он вслух. - Они тебе не сказали, Питъюк?
Питъюк покачал головой:
- Я по-ихнему не говорю. Да только видно: они очень голодный и спешил здорово. На нарты никакой мех нет, и у собак живот подвело.
- Чудной народ эти чипеуэи, - задумчиво продолжал Энгус. - Стараются жить, как жили их предки сто лет назад, а ведь теперь так уже не проживешь. В прошлом году они чуть не перемерли с голоду, а сейчас, может, у них дела и того хуже. Да, к нам Альфонс Миуэсин собирается. Я остановился у Танаутского озера, хотел его повидать, а он в это время объезжал свои капканы. Твоя мать, Эуэсин, сказала, он скоро нас навестит верно, хочет знать, как твои успехи в ученье.
Альфонс Миуэсин появился еще раньше, чем его ждали. Назавтра в час обеда собаки возвестили о приезде гостя, и через несколько минут на пороге встал высокий сухощавый вождь племени кри. Под мышкой у него был какой-то узелок, завернутый в оленью шкуру. Еле сдерживая улыбку, он протянул этот небольшой сверток Питъюку.
- Моя дочка Анджелина думает, эскимосы не умеют шить хорошие сапоги, объяснил он. - Вот она тебе и посылает...
В свертке оказались две пары прекрасно сработанных лосевых мокасин, искусно расшитых красными, зелеными и золотыми бусами. Питъюк очень смутился, он держал в руках мокасины и не знал, что сделать и что сказать.
- Ну, Пит, попался! - весело воскликнул Джейми. - Уж если девушка кри шьет парню мокасины - тут ему и конец. Правда, Эуэсин?
Эуэсин важно кивнул:
- Верно. Моя сестра еще никогда никому не шила мокасины. Теперь буду следить за тобой в оба, Питъюк. Я ведь ей брат, помни!
Питъюк, весь красный, растерянно обернулся к Эуэсину, натолкнулся на его суровый взгляд и крикнул в отчаянии:
- Меня зачем ругаешь? Я слова с ней не сказал.
Мученьям Питъюка положил конец Альфонс - он отвернулся от смущенного парнишки и заговорил с Энгусом:
- Вчера утром я проезжал стойбище едоков оленины на Кэсмирском озере; там женщины причитали по покойнику. Я хотел пойти в чумы, но старый вождь Деникази остановил меня, сказал, что на них напала болезнь и уже есть мертвые. Все больные; только он сам да несколько стариков здоровые и еще охотники Пенъятци и Мэдис. Этих двух он послал на юг, к белым людям за помощью.
Лицо Энгуса омрачилось:
- Плохие вести. А что у них за болезнь, ты знаешь?
- Легкими они болеют. Сперва горят в жару, а потом коченеют и помирают.
- Тогда и сомневаться нечего, - пробормотал Энгус. - Это грипп, дело ясное. Видно, подхватили, когда ездили на рождество в миссию. - Он вскинул голову и спросил с тревогой: - А как твое племя, Альфонс? Тоже есть больные?
Альфонс помотал головой.
- Мои все здоровые. И я послал Деникази двое саней с вяленым сигом, а то у них есть нечего.
- Да, знаю, ты всегда готов помочь, - сказал Энгус и положил руку на плечо друга. - Но пускай твои люди больше к ним не ездят. Я позабочусь, чтоб они не голодали. Для белых грипп не так страшен, для индейцев он опасней. А у меня хорошие вести. Олени идут на юг. Капканы наши подождут. А ты давай нам в помощь несколько твоих охотников, и мы с ребятами заготовим мясо для племени Деникази.
Весть, принесенная Альфонсом, круто изменила жизнь мальчиков. И объезд капканов, и уроки были отставлены. На другое утро все трое отправились к северо-востоку от озера Танаут, в те места, где Энгус видел оленьи следы, а Энгусу предстояло одному объехать все капканы и собрать всю добычу. Энгус велел гнать собак без роздыха, а когда ребята настигнут стадо, охотиться два дня и убить как можно больше оленей. Потом пусть нагрузят нарты, все, что не поместится на них, спрячут понадежней и едут к стойбищу едоков оленины. Он будет их ждать неподалеку и переправит мясо больным сородичам Деникази.
Первого оленя мальчики повстречали на южном берегу Кэсмирского озера, но, помня наказ Энгуса, поехали дальше, на северо-восток, по реке Кэсмир, пока не оказались среди кочующих оленьих стад.
Они раскинули лагерь и два дня охотились на карибу, которые во множестве сошлись там у несчетных мелких озер. Двое мальчиков прятались, держа ружья наготове, а третий выезжал на своей упряжке на лед и гнал перепуганных оленей прямиком на засаду.
К концу второго дня было убито и готово к отправке десятка два оленей. Наутро молодые охотники двинулись к стойбищу Деникази; тяжело груженные нарты двигались вверх по реке Кэсмир, потом выехали на широкий простор Кэсмирского озера. У северного его рукава к небу поднимались тонкие спирали дыма над чумами чипеуэев, что стояли среди чахлого кустарника подле устья реки Касба.
