Чарльз Диккенс - Письма 1833-1854
И последнее, об исправительном доме. Я писал Крукшенку и просил его дать мне записку к Честертону *, чтобы еще раз побродить по тюрьме. Впрочем, я бы предпочел не описывать ее здесь. Тюремное заключение сроком на один год, каким бы суровым оно ни было, никогда не вызовет того острого интереса у читателя, какой вызывает смертный приговор. Топчак не может завладеть человеческим воображением в той же мере, что и виселица; Хогарт, например, а его суждением не следует пренебрегать, так как у него многолетний опыт, говорит, что, по его мнению, еще один тюремный очерк может ослабить 'ффект первого.
Всегда и искренне Ваш.
7
ДЖОНУ МАКРОУНУ
Четверг утром,
7 января 1836 г.
Дорогой сэр,
Я не стал заниматься сочинением нового заглавия для очерков, и поэтому большая часть книги, если не вся книга, уже набрана. С техникой этого дела я незнаком и, признаться, не понимаю, как можно заменить слова: "Очерки Боза", когда они значатся уже на каждой странице, - не уничтожая всего тиража. Если Вам придет в голову какое-нибудь другое заглавие, сообщите, пожалуйста, я буду рад и подумаю; единственное соображение, которое заставляет меня держаться за мое старое заглавие, - это то, что оно скромное и простое - два качества, которыми начинающему писателю не следует пренебрегать. Джордж Крукшенк заходил ко мне в понедельник и сказал, что к концу недели пришлет мне записку с приглашением провести у него вечер и посмотреть его офорты. Он, должно быть, даст о себе знать либо сегодня вечером, либо завтра, и тогда я тотчас зайду к Вам.
Я чрезвычайно польщен суждением Эйнсворта о "Посещении Ньюгетской тюрьмы" и его очевидным сочувствием к нашим делам. Видел ли он "Черную вуаль"?
Искренне Ваш.
Не пора ли давать объявление? Все меня об этом спрашивают.
8
ТОМАСУ БИРДУ *
Вторник днем,
2 февраля 1836 г.
Мой дорогой Бирд,
Леметр заходил ко мне сегодня утром, чтобы поговорить о том, что нам делать, и я предложил ему следующий план, с которым он тут же согласился. Партию несогласных составляете Вы, я, Леметр, Гарфилер и Уотс. Пусть завтра днем, когда все приготовления к сессии будут окончены, один из нас (я не возражаю против того, чтобы это был я) скажет, что мы пятеро хотим поговорить с Истхопом *, - само собой разумеется, что с теми, кто уже поставил свою подпись, мы не будем входить ни в какие контакты. После этого мы скажем, что, поскольку среди нас возникли разногласия, мы хотели бы получить вполне определенный ответ и уяснить себе, будут ли те, кто отказался поставить свою подпись, уволены по истечении срока настоящего договора. Если ответ будет утвердительный, то мы письменно выразим наш протест и объявим о своем намерении заключить первый же годовой контракт, который нам предложит любая редакция. Если же Истхоп не станет настаивать на своем, то подписываться мы не будем, зато выразим готовность пойти навстречу любому приемлемому для нас предложению, если таковое не будет касаться продолжительности наших контрактов и оградит нас от повторения неприятностей, на которые мы жалуемся.
Завтра вечером я иду в "Адельфи" *. Нашей редакции оставили отдельную ложу, в которой будет место и для Вас, если Вы захотите сопровождать меня и Хогартов. Но в любом случае, поскольку встреча назначена на пять, Вы обедаете со мной ровно в три.
Всегда Ваш.
9
ЧЕПМЕНУ И ХОЛЛУ*
Фернивалс-инн,
четверг вечером, 18 февраля 1836 г.
Господа, позвольте сообщить вам, что наконец-то я принялся за "Пиквика", которому суждено будет предстать перед читателем во всем величии и блеске своей славы *. Первая глава будет готова завтра. Мне очень хотелось бы напечатать своего "Чудака" *. Если у вас нет возражений, я был бы счастлив передать его вам. Стоит ли говорить, что вы - единственные, кто знает о его существовании. Но спешу вернуться к своему "Пиквику"...
Искренне ваш.
10
МИСС ХОГАРТ
Фернивалс-инн,
воскресенье вечером, 21 февраля 1836 г.
...Только что посадил Пиквика и его друзей в рочестерский дилижанс, и они чувствуют себя превосходно, в обществе нового персонажа, весьма непохожего на всех, доселе мной описанных, который, льщу себя надеждой, будет иметь успех. Прежде чем лечь спать, я хочу доставить их с бала в гостиницу, - а это, я думаю, совершится _в лучшем случае_ во втором или третьем часу ночи. Издатели нагрянут с утра, так что мне, как видишь, остается одно: приковать себя к письменному столу.
11
ТОМАСУ БАРРОУ
Четверг, 31 марта 1836 г.
Дорогой дядя,
Огромный успех моей книги * и та репутация, которую благодаря ей я приобрел среди издателей, дают мне возможность обзавестись своим домом раньше, чем я предполагал. Поэтому я назначил на будущую пятницу свою свадьбу с мисс Хогарт, дочерью джентльмена, не так давно прославившего себя замечательной работой в области музыки. Мистер Хогарт - задушевный друг и компаньон сэра Вальтера Скотта и один из самых выдающихся литераторов Эдинбурга.
Ни одному из членов моей семьи я не представил бы свою жену с такой гордостью, как Вам, но я вынужден сказать - и я уверен, что Вы не будете на меня за это в обиде, - что не могу этого сделать по той же причине, по которой мне приходится в течение столь долгого времени отказывать себе в удовольствии видеться с Вами. Если, будучи холостым, я не мог посещать дом моего родственника, в который был закрыт доступ моему отцу, то я не смогу этого делать и став женатым, точно так же, как я не могу видеться ни с одним из моих родственников, которые относятся к отцу иначе, чем ко мне.
Мне горько говорить об этом в особенности Вам, с которым у меня связано столь многое. Я не могу забыть, как когда-то в детстве был Вашим другом и сиделкой во время Вашей долгой и изнурительной болезни, я никогда не перестаю вспоминать о тех многочисленных знаках любви и участия, которыми Вы дарили меня впоследствии.
Милый дядя, когда я говорю, что буду безмерно счастлив, если Вы дадите мне возможность снова видеться с Вами, и между нами возродятся те сердечные и дружеские отношения, которых я столь искренне желаю, я надеюсь, что Вы не поймете меня превратно. Я не прошу Вас изменить свое решение - я считал бы, что я унизил себя такой просьбой. Но я думаю, что время, быть может, смягчило Вашу непреклонную враждебность... Я могу забыть несправедливость (в этом я ничуть не сомневаюсь) по отношению к моему отцу. Я не могу, однако, быть здесь беспристрастным судьей, поскольку не в силах относиться к этим делам без предвзятости, а потому я и не могу позволить себе осудить Ваше решение.
Ни одно обстоятельство моей жизни не причинило мне такой боли, как невозможность видеться с Вами и с тетушкой. Мне остается лишь добавить, что содержание этого письма известно одной только тете Чарльтон, которой я написал на ту же тему, и заверить Вас, что при любых обстоятельствах я всегда останусь в душе
Вашим нежно любящим племянником.
11
РОБЕРТУ СЕЙМУРУ*
Фернивалс-инн,
четверг вечером, апреля 1836 г.
Сэр,
Я собирался написать Вам, как я ценю все, что Вы сделали для нашего общего друга мистера Пиквика и насколько результаты Вашей работы превзошли все мои ожидания. Я счастлив, что могу поздравить Вас, наших издателей, и самого себя с полнейшим успехом нашего предприятия.
А теперь у меня появилась еще одна причина беспокоить Вас. Вот в чем дело. Судьба "Рассказа странствующего актера" * меня очень волнует, тем более что многие из моих друзей-литераторов, суждению которых я привык верить, считают, что этот рассказ произведет сильное впечатление. Я видел Ваш эскиз к гравюре для этого рассказа. Рисунок мне кажется превосходным, но все же он не совсем передает мою мысль; а мне так хочется достигнуть возможного совершенства, что я решаюсь просить Вас сделать еще один рисунок. Я буду чрезвычайно рад видеть Вас, а также новый эскиз, когда Вы его закончите. С этой целью я пригласил Чепмена и Холла зайти ко мне вечером в воскресенье (мой единственный свободный вечер!) выпить по стаканчику грога, в надежде что и Вы присоединитесь к ним.
Попытаюсь объяснить, чего бы мне хотелось. Женщина, по-моему, должна быть моложе, а "мрачный субъект" тем более, не говоря уже о том, что у Вас он получился слишком несчастным. Вся гравюра была бы интереснее, если бы в фигуре рассказчика ощущалось больше сочувствия и заботливого внимания к больному, а сам больной, хоть он у меня изможденный, умирающий, не должен производить отталкивающее впечатление. Обстановку Вы изобразили _превосходно_.
Я позволил себе представить свои замечания на Ваше рассмотрение в полной уверенности, что Вы не истолкуете превратно чувство, которое движет мною. Надеюсь, что Вы будете в состоянии посетить меня в воскресенье вечером.
Искренне Ваш.
13
ДЖОНУ МАКРОУНУ
Фернивалс-инн, 15,
среда утром, 12 октября 1836 г.
Дорогой Макроун, что Крукшенк сумасшедший - я знаю давно, поэтому его письмо меня не удивило нисколько. Если Вы продолжаете с ним общаться, то очень меня обяжете, передав ему, что меня очень рассмешило его предложение править мою рукопись и что, если бы она попала в его руки, я бы сохранил его поправки, как "литературный курьез". Я самым решительным образом считаю, что он может отправиться к черту; и поскольку книга эта до некоторой степени моя, я положительно протестую против того, чтобы он к ней притрагивался.
