Уильям Конгрив - Любовь за любовь
Нянька мисс Пру.
Дженни, служанка Анжелики.
Управляющий, судебные приставы, матросы, несколько слуг.
Место действия - Лондон.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена первая
Комната Валентина.
На столе лежит несколько книг. Валентин читает одну из них.
Джереми прибирает в комнате.
Валентин. Эй, Джереми!
Джереми. Да, сэр?
Валентин. Забери-ка все это. Я пойду немного пройдусь - переварю прочитанное.
Джереми (унося книги, в сторону). Да, страсть как разжиреешь на этом книгочействе!
Валентин. Слышишь, ступай подкрепись! Тут в Эпиктете есть одна страница - сразу не проглотишь. Царское кушанье!
Джереми. А что этот Эпиктет, он сам стряпал или только рецепты сочинял?
Валентин. Читай книги и развивай свой вкус! Учись жить, как велит философия. Питай ум и умерщвляй плоть. Черпай пищу из книг. Замкни уста и впитывай познания очами. Так учит Эпиктет.
Джереми. Господи! Я только про него и слышал, когда служил у одного джентльмена в Кембридже. Да кто он такой, этот Эпиктет?!
Валентин. Богач без гроша в кармане.
Джереми. То-то, верно, давал пиры - живот подводило.
Валентин. Да не без этого.
Джереми. Вы джентльмен, сударь, и вам, может, по вкусу эта тонкая пища, а я, с вашего позволения, охотнее бы получал деньги на харчи. Разве этот Эпиктет, или Сенека {9}, или кто другой из голоштанных богачей научит вас, как разделаться с долгами без денег? Заткнет рот кредиторам? Вот, к примеру, Платон {10}: возьмет он вас на поруки? Или Диоген {11}, даром что привык к заточению в бочке, пойдет за вас в тюрьму? И что вам за радость сидеть взаперти, среди изъеденных плесенью книг и прославлять муз да пустые кишки.
Валентин. Да, я беден, ты прав. И посему решил поносить всех имущих. Я лишь следую в этом примеру мудрецов и остроумцев всех времен - поэтов и философов, коих ты ненавидишь по схожей причине: они светочи мысли, а ты отпетый дурак.
Джереми. Что ж, пусть я дурак, сэр. Только я, помоги мне бог, достаточно беден, чтобы жить своей головой. А дураком я был и тогда, когда предупреждал вас, к чему приведет ваше транжирство - эти ваши кареты, ливреи, угощения и балы. Да вы еще принялись ухаживать за дамой, которая знать вас не хотела со всем вашим богатством, и завели дружбу с остроумцами, которые только и знали что ваше богатство, а нынче, как вы обеднели, обходятся с вами не лучше, чем друг с дружкой.
Валентин. Хоть я и беден, а все же сумею взять верх над ними. Я буду еще настойчивей ухаживать за Анжеликой и бедняком выкажу больше страсти, чем прежде, когда добивался ее любви на равных с богатыми франтами. Я принес свое состояние в жертву ее гордости и в награду за это надеюсь вызвать в ней ответное чувство, ведь богатый я был ей не нужен. А что до остроумцев, то мне у них шуток не занимать.
Джереми. Да, вам друг у дружки ничем не разжиться, что правда, то правда!
Валентин. Придется иным из них поучиться у меня острословию.
Джереми. Еще спасибо, что есть налог на бумагу! Надеюсь, вы не вздумали заняться сочинительством?
Валентин. Ты угадал. Я собираюсь написать пьесу.
Джереми. Вот оно что! Тогда соизвольте, сэр, выдать мне письменное свидетельство - этак строчки в три, не больше - в коем бы сообщалось заинтересованным лицам, что "податель сего, Джереми Фетч, семь лет служил верой и правдой эсквайру Валентину Ледженду и ныне увольняется не за какую-нибудь провинность, а по доброй воле и единственно из желания избавить барина от всякой заботы о себе...".
Валентин. Ну нет! Ты будешь жить со мной.
Джереми. Невозможно, сэр. Предложи вы мне умереть с вами, сдохнуть с голоду, быть освистанным - это дело другое. А жить на пьесу - тут и трех дней не протянешь! Это так же верно, как то, что меня после смерти не причтут к сонму муз.
Валентин. А ты остряк, приятель! Мне понадобится твоя помощь. Я научу тебя сочинять куплеты и концовки действий. Слушай, подыщи себе компанию девиц, с которыми ты будешь по вечерам играть в рифмы, чтобы понабить руку в стихоплетстве. Чего доброго, ты бы прославился анонимными песенками или памфлетами, вроде тех, какие пишут в кофейнях.
Джереми. Уж не думаете ли вы примириться таким способом с батюшкой, сэр? Нет, сэр Сэмпсон человек крутой! Вернись только с моря ваш младший братец, так отец и вовсе на вас не взглянет. Плохи ваши дела, сэр. Конец вам. А пойдете в поэты - и вовсе останетесь без друзей. И все это проклятая кофейня Уилла - скольких молодых людей сгубила, куда там лотерея в Ройал-Оук! {12} Хозяин этой кофейни давно бы стал олдерменом, кабы перебрался в Сити, хоть там посетителей было б поменьше. Что до меня, так я раза в два больше съем в кофейне, чем на скачках: воздух Бэнстед-Даунз {13} - ничто по сравнению с ароматом кофе. А все же, как вспомню про кофейню, так и чудится мне - ходит по ней Голод-повелитель в обличье престарелого рассыльного, уставшего сводничать, разносить любовные записочки и стишки, за что ему платят не деньгами, как другим рассыльным, а остротами. Еще он представляется мне изможденным носильщиком портшеза. Бедняга вдвое похудел против прежнего, а все таскает в кредит поэта, которому еще жди когда улыбнется фортуна. Долгонько тут до расплаты: она, как возмездие за грехи, то ли в час кончины придет, то ли в день свадьбы.
Валентин. Браво, продолжай!
Джереми. А порою голод является мне в образе тощего шельмы книгопродавца, который глядит таким несчастным, точно сам написал все эти книги или задумал стать сочинителем и довести своих собратьев до столь же плачевного состояния. Или, наконец, потаскухой со стихами в руках, которая из тщеславия предпочла их наличным, хотя юбка на ней вся в дырах и она почти так же гола, как муза. А может, она просто несет свое исподнее на бумажную фабрику, где его превратят в книги, наставляющие девственниц отдавать предпочтение не поэзии, а здравому смыслу. Или она довольствовалась любовью какого-нибудь нищего острослова, вместо того чтоб искать богатого дурака.
Входит Скэндл.
Скэндл. О чем тут витийствует Джереми?
Валентин. Громит острословов со всем доступным ему остроумием.
Скэндл. Ужели? Тогда, боюсь, он сам острослов, ведь острословы всегда стараются себе на погибель.
Джереми. Вот и я про то хозяину толкую. Прошу вас, мистер Скэндл, пожалуйста, отговорите его, если можете, идти в поэты.
Скэндл. В поэты?! Пусть лучше идет в солдаты. Там нужнее крепкий лоб, чем мозги. У тебя что, мало недругов из-за твоей бедности, и ты решил увеличить их число своим остроумием?
Джереми. Что правда, то правда! Не любим мы ближнего, коль у него побольше ума, чем у нас.
Скэндл. Джереми вещает как оракул. Разве ты не видел, как опасливо поглядывают никчемный вельможа и безмозглый богач на неимущего умника? Точно он самой судьбой предназначен для лучшей доли и вот-вот посягнет на их земли и титулы.
Валентин. Вот я и буду из мести писать сатиру.
Скэндл. На кого, скажи? На весь свет? Пустое занятие! Кто станет мучеником здравого смысла в стране, где исповедуют глупость? Ну побрешешь немного, но ведь если на тебя спустят всю свору, от тебя ничего не останется. А коли тебя не растерзают собаки, то пристрелят из-за дерева охотники. Нет, наймись лучше в капелланы к безбожнику, иди в сводники, в приживалы, в знахари, в стряпчие, в попы, в любовники к богатой старухе, только не в поэты! Нынче поэту меньше чести, чем всей этой швали, и он пуще них должен трястись и вилять хвостом. Так оставь свои мечты о былой славе сатирика, не тщись возродить афинскую комедию и не жди, что тебе позволят откровенно и прямо кого-то высмеивать.
Валентин. Ты прямо кипишь ненавистью к поэтам. Можно подумать, что тебя вывели в какой-нибудь пьесе. Успокойся, не так уж я рвусь Б сочинители.
Стук в дверь.
Эй, Джереми, погляди, кто там!
Джереми выходит из комнаты.
Ну а чем мне, по-твоему, заняться? Как принял свет мое вынужденное исчезновение?
Скэндл. Как всегда в таких случаях. Одни жалеют тебя и осуждают твоего батюшку, другие оправдывают его и порицают тебя. Только дамы все за тебя и желают тебе удачи, ведь главные твои грехи - любовь и мотовство.
Возвращается Джереми.
Валентин. Ну что там?
Джереми. Да ничего нового, сэр: с полдюжины кредиторов, с которыми я управился так же быстро, как голодный судья с делами в предобеденный час.
Валентин. Что ты им ответил?
Скэндл. Верно, просил подождать, это старый метод!
Джереми. Что вы, сударь! Я столько тянул, столько взывал к их выдержке и терпению и прочим добрым чувствам, что нынче должен был сказать им честно и прямо...
Валентин. Что?
Джереми. ...что им заплатят.
Валентин. Когда же?
Джереми. Завтра.
Валентин. Но как ты собираешься выполнить обещание, черт возьми?!
Джереми. А я и не думаю его выполнять. Просто оно совсем растянулось, мое обещание, увидите - завтра лопнет, и никто этому не удивится.
Стук в дверь.
Опять стучат! Что ж, если вам не по вкусу мои переговоры с кредиторами, сэр, соизвольте выйти к ним сами.
![Сэмюэль Беккет - В ожидании Годо [другой перевод]](/uploads/posts/books/271510/271510.jpg)
