Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни
– Боже мой! воскликнул Франк, приказав лакею сказать, что его нет дома:– Боже мой! не дадут минуты подумать о серьёзных делах.
Но поздно было отдано приказание лакею. Лорд Спендквикк в несколько секунд влетел в приемную и оттуда прямо в комнату Франка. Друзья осведомились о здоровье друг друга и взаимно пожали руки.
– У меня есть к тебе записка, Гэзельден.
– От кого?
– От Леви. Я сейчас от него: никогда не видел его в таких хлопотах и беспокойстве. Он поехал в Сити, – вероятно, к господину Игреку. На скорую руку написал он эту записку; хотел было отправить ее с лакеем, но я вызвался доставить ее по адресу.
– Надеюсь, что он не требует долга, сказал Франк, боязливо взглянув на записку. – По секрету! это скверно.
– И в самом деле, чертовски скверно.
Франк вскрывает записку и читает вполголоса:
«Любезный Гэзельден….
– Превосходный знак! вскричал Спендквикк, прерывая Франка. – Леви всегда называет меня «любезным Спендквикком», когда присылает деньги в долг, а величает «милордом», когда требует уплаты. Чудный знак!
Франк продолжает читать, но про себя и с заметной переменой в лице:
«Любезный Гэзельден, мне очень неприятно сообщить вам, что, вследствие неожиданного раззорения торгового дома в Париже, с которым имею огромные дела, я нахожусь в крайности немедленно иметь наличные деньги, сколько будет возможно получить их. Я не хочу ставить вас в затруднительное положение, но постарайтесь по возможности очистить ваши векселя, которые находятся у меня, и которым, как вам известно, недавно минул срок. Я делал уже предложение устроить ваши дела, но это предложение, как кажется, вам не понравилось; к тому же и Лесли говорил мне, что вы имеете сильное нерасположение обеспечить свой долг имением, получить которое вы имеете в виду. Итак, мой добрый друг, об этом более ни слова. По приглашению, я спешу оказать помощь моему очаровательному клиенту, который находится в пренеприятном положении: это – сестра иностранного графа, богатого как Крез. В её доме производится теперь следствие по долговому иску. Я отправляюсь к негоцианту, который предъявил этот иск, но не имею ни малейшей надежды смягчить его и боюсь, что в течение дня явятся другие кредиторы. Вот еще причина моей нужды в деньгах: о, если бы вы помогли мне, mon cher! Следствие в доме одной из самых блестящих женщин в Лондоне – следствие в улице Курзон! Если мне не удастся остановить его, молва о нем вихрем пронесется по всему городу. Прощайте. Я спешу.
«Ваш Леви.»
«P. S. Ради Бога не сердитесь на мое послание. Я бы не побезпокоил вас, еслиб Спендквикк и Барровель хоть сколько нибудь прислали мне в уплату своих долгов. Быть может, вы убедите их сделать это.»
Пораженный безмолвием и бледностью Франка, лорд Спендквикк с участием друга положил руку на плечо молодого гвардейца и заглянул на записку с той непринужденностью, которую джентльмены в затруднительном положении допускают друг другу в секретной переписке. Его взор остановился на приписке.
– Чорт возьми, это скверно! вскричал Спендквикк. – Поручить тебе упрашивать меня об уплате долга! Какое ужасное предательство! Не беспокойся, любезный Франк, я никогда не поверю, чтобы ты решился сделать что нибудь неблаговидное; скорее я могу себя подозревать в…. в уплате ему….
– Улица Курзон! граф! произнес Франк, как будто пробудившись от сна: – это должно быть так.
Надеть сапоги, заменить халат фраком, надеть шляпу, перчатки и взять трость, оставить без всяких церемоний Спендквикка, стремглав сбежать с лестницы, выскочить на улицу и сесть в кабриолет, – все это сделано было Франком с такой быстротой, что изумленный гость его не успел опомниться и произнесть:
– Что это значит? в чем дело?
Оставленный таким образом один, лорд Спендквикк покачал головой, – покачал два раза, как будто затем, чтоб вполне убедить себя, что особенного ничего не случилось; и потом, надев свою шляпу, перед зеркалом и натянув перчатки, он спустился с лестницы и побрел в клуб Вайт, но побрел в каком-то замешательстве и с рассеянным видом. Простояв несколько минут безмолвно и задумчиво перед окном, лорд Спендквикк обратился наконец к одному старинному моту, в высшей степени скептику и цинику.
– Скажите, пожалуста, правду ли говорят в различных сказках, что в старину люди продавали себя дьяволу.
– Гм! произнес мот, выказывая из себя слишком умного человека, чтоб удивляться подобному вопросу. – Вы принимаете личное участие в этом вопросе?
– Я – нет; но один мой друг сейчас получил письмо от Леви и, прочитав его, убежал из квартиры чрезвычайно странным образом, точь-в-точь, как делалось в старину, когда кончался контрактный срок души! А Леви, ведь вы знаете….
– Да, я знаю, что он не так глуп, как другой черный джентльмен, с которым вы его сравниваете. Леви никогда так дурно не собирает своих барышей. Кончился срок! Конечно, он должен же когда нибудь кончится. Признаюсь, мне бы не хотелось быть в башмаках вашего друга.
– В башмаках! повторил Спендквикк, с некоторым ужасом: – извините, вы еще никогда не встречали человека приличнее его одетого. Отдавая ему всю справедливость, он большую часть времени посвящает исключительно туалету. Кстати о башмаках: представьте себе, он бросился из комнаты с правым сапогом на левой ноге, а с левым – на правой. Это что-то очень странно…. весьма таинственно! И лорд Спендквикк в третий раз покачал головой, и в третий раз показалось ему, что голова его удивительно пуста!
Глава CIV
Между тем Франк примчал в улицу Курзон, выскочил из кабриолета и постучался в уличную дверь. Ему отпер совершенно незнакомый человек, в камзоле канареечного цвета и в толстых панталонах. Франк прибежал в гостиную, но Беатриче там не было. Худощавый, пожилых лет мужчина, с тетрадью в руке, по видимому, занимался подробным рассмотрением мебели и, с помощию служанки маркизы ди-Негра, заносил свои замечания в помянутую тетрадь. Худощавый мужчина взглянул на Франка и дотронулся до шляпы, торчавшей на его голове. Служанка, вместе с тем и чужеземка, подошла к Франку и, на ломаном английском языке, объявила, что барыня никого не принимает, что она не здорова и не выходит из комнаты. Франк всунул в руку служанки золотую монету и убедительно просил ее доложить маркизе, что мистер Гэзельден умоляет ее допустить его к себе. Едва только служанка исчезла с этим посланием, как Франк схватил руку худощавого мужчины:
– Скажите, что это значит? неужели опись имущества?
– Точно так, сэр.
– За какую сумму?
– За тысячу пятьсот-сорок-семь фунтов. Мы подали ко взысканию первые и потому, как видите, хозяйничаем здесь по своему.
– Значит есть еще и другие кредиторы.
– Еслиб их не было, сэр, мы ни под каким видом не решились бы прибегнуть к этой мере. Ничего не может быть прискорбнее для наших чувств. Впрочем, и то надобно сказать, эти иностранцы такой народ: сегодня здесь, а завтра ищи где знаешь. К тому же….
Служанка воротилась. Маркиза изъявила желание видеть мистера Гэзельдена. Франк поспешил исполнить это желание.
Маркиза ди-Негра сидела в небольшой комнате, служившей ей будуаром. её глаза показывали следы недавних слез; но её лицо было спокойно и даже, при её надменном, хотя печальном выражении, сурово. Франк, однако же, не счел за нужное обратить внимание на это обстоятельство. Вся его робость исчезла. Он видел перед собой женщину в несчастии и унижении, – женщину, которую любил. Лишь только дверь затворилась за ним, как он бросился к ногам маркизы. Он схватил её руку, схватил край её платья.
– О, маркиза! Беатриче! воскликнул он. – В глазах его плавали слезы, а его голос вполовину заглушался сильным душевным волнением. – Простите меня, умоляю вас, простите! не глядите на меня как на обыкновенного знакомца. Случайно я узнал, или, вернее, догадался об этом – об этом странном оскорблении, которому вас так невинно подвергают. Считайте меня за друга, за самого преданного друга. О, Беатриче! – И голова Франка склонилась над рукой, которую от держал. – О, Беатриче!.. кажется, смешно говорить теперь это, но что же делать! Я не могу не высказать вам этих слов…. я люблю вас люблю всем сердцем и душой, люблю с тем, чтоб вы позволили мне оказать вам услугу, одну услугу! Я больше ничего не прошу!
И рыдания вырвались из пылкого, юного, неопытного сердца Франка.
Маркиза была глубоко тронута. Надобно сказать, она имела душу не какой нибудь отъявленной авантюристки. Столько любви и столько доверия! Она вовсе не приготовилась изменить одному для того, чтоб опутать сетями другого.
– Встаньте, встаньте, нежно сказала она. – Благодарю вас от чистого сердца. Но не думайте, что я….
