Жорж Сименон - Часовщик из Эвертона
Гэллоузй молчал, ничем не обнаруживая своих чувств.
— Я понял, что они так и будут препираться, и отправил обоих спать. Ваш сын ночевал на раскладушке в одном кабинете, Лилиан Хоукинс — в другом, под присмотром надзирательницы. Девица спала беспокойно, парень — словно у себя дома. Насилу добудились.
— У него всегда крепкий сон.
— Я вообще не собирался подвергать их допросу по всей форме: этим займется прокурор в Либерти, главном городе округа, где было совершено преступление. Если не ошибаюсь, это милях в пятидесяти от вашего городка. Вы знаете кого-нибудь в Либерти, мистер Гэллоуэй?
— Никого.
— Если психиатры установят, что ваш сын и его подружка вменяемы, их будут судить там. Утром я заказал для обоих кофе с булочками. Поели они с аппетитом. Я несколько раз звонил по телефону, а сам тем временем на них поглядывал. Они сидели вон там... — Он кивнул на темную кожаную кушетку у стены. — ...держались за руки, так же, как ночью, перешептывались и восторженно смотрели друг дружке в глаза. Войди в этот момент кто-нибудь, кто не в курсе дел, он решил бы, что перед ним — самая счастливая парочка на свете. Когда мне доложили о вашем приходе, я сказал парню: «Здесь ваш отец». Не хотелось бы причинять вам боль, мистер Гэллоуэй, но думаю, вам лучше знать правду. Он обернулся к подружке, нахмурился и сквозь зубы процедил: «Принесла нелегкая!» Я сказал ему: «Разрешаю вам несколько минут поговорить с отцом и, если хотите, наедине». — «Не желаю я его видеть! — крикнул он. — Мне с ним не о чем разговаривать. Вы можете не пускать его сюда?» — «Я не имею права заставить вас встречаться с вашим отцом». — «Раз так, отказываюсь, и все». Словом, теперь им займутся другие, а я, сознаюсь вам откровенно, очень рад, что не мне решать его судьбу.
— Он не сумасшедший, — убежденно повторил Дейв.
— Но это же его единственный шанс, неужели вам не понятно? А теперь, если вы ручаетесь, что способны держать себя в руках и не кинетесь к нему, когда его поведут мимо...
— Ручаюсь.
— В таком случае сообщу вам то, что пока еще строго секретно. Без четверти час ваш сын и Лилиан Хоукинс в сопровождении охранника и надзирательницы будут доставлены в аэропорт к нью-йоркскому самолету. Их проведут через зал аэропорта; там наверняка окажется несколько репортеров и фотографов. Вы тоже можете там подождать...
— Они полетят рейсовым самолетом?
Инспектор кивнул.
— А мне можно полететь тем же рейсом?
— Если будут билеты, то можно.
В распоряжении Дейва оставалось полтора часа, но он так боялся опоздать, что тут же бросился из здания федеральных служб в гостиницу.
— Мне придется улететь в двенадцать сорок пять, — объявил он портье. — Я за чемоданом. Сколько с меня?
— Нисколько, мистер Гэллоуэй, вы ведь не пользовались номером.
Он проделал в такси тот же путь, что утром, и устремился в кассу.
— Скажите, есть билеты на нью-йоркский рейс в двенадцать сорок пять?
— Сколько мест?
— Одно.
— Минуточку.
Было очень жарко. У девушки-кассирши верхняя губа покрылась капельками пота, на платье под мышками были темные круги, и пахло от нее, как от Рут. Она позвонила диспетчеру.
— Фамилия? — спросила она, собираясь выписывать билет.
— Гэллоуэй.
Девушка изумленно глянула на него и, поколебавшись, спросила:
— А вы знаете, что тем же самолетом...
— Летит мой сын? Да, знаю.
Дейв поел в ресторане аэропорта. Он не был потрясен рассказом инспектора ФБР — возможно, потому что возбуждение все еще не отпускало его. И лишь когда речь пошла о Лилиан, о том, как гордо она объявила о своих отношениях с Беном, у Дейва сжалось сердце.
Конечно, Бен только потому отказался увидеться с отцом, что ему стыдно. Мальчик тоже ведь держится на одних нервах. Надо дать ему прийти в себя. В четверть первого Гэллоуэй уже караулил у входа в аэропорт, впиваясь взглядом в каждую подъезжающую машину. Спросил у какого-то служащего аэропорта, нет ли второго входа, на всякий случай переспросил другого. И тут он заметил фотографов с аппаратами и еще троих - наверняка, репортеров. Они стояли посреди зала; один из них пристально посмотрел на Дейва, наморщил лоб, сказал несколько слов коллегам, затем подошел к кассирше и что-то спросил у нее. Она кивнула в ответ.
Дейва узнали. Но ему это было безразлично. Газетчики гурьбой подошли к нему.
— Мистер Гэллоуэй?
Он подтвердил.
— Вы виделись утром с сыном?
Дейв почувствовал искушение солгать — до того нестерпимо было признаваться, что он приехал зря.
— Нет, не виделся.
— Вам не разрешили?
Очень хотелось сказать «да», но ведь его ответ опубликуют в газетах, и инспектор ФБР уличит его во лжи.
— Сын отказался повидаться со мной, — признался он, пытаясь улыбнуться, словно речь шла о ребячьей шалости. — Его можно понять...
— Вы полетите вместе с ним?
— Да, тем же самолетом.
— Суд будет в Либерти?
— Так мне сказали час назад.
— Вы нашли адвоката?
— Нет еще. Я найму самого лучшего, деньги у меня есть.
Внезапно Дейву стало стыдно: он понял, как он смешон.
— Вы позволите? — обратились к нему. — Пройдите немного вперед. Так, спасибо.
Фотографы защелкали. И тут из подъехавшей машины вышел. Бен. Его запястье было приковано наручником к запястью полицейского в штатском, тот был совсем еще молод и казался старшим братом Бена. Бен был все в том же бежевом плаще, с непокрытой головой. Следом шла Лилиан Хоукинс в сопровождении крупной женщины в темном английском костюме, который выглядел на ней, как мундир.
Широкие стеклянные двери были распахнуты. Удалось ли Бену, ослепленному вспышками фотографов, издали заметить отца? Газетчики бросились к выходу; толпа, мгновенно поняв, что происходит, тут же расступилась, образовав живой коридор, словно на пути высокопоставленного лица.
Работая локтями, Дейв протиснулся в первый ряд, и когда Бен был уже в нескольких метрах от выхода на посадку, взгляды отца и сына встретились. Бен нахмурился и прошел мимо; чуть погодя он обернулся, но не к Дейву, а к Лилиан, и что-то сказал ей.
Она была бледнее, чем Бен, — несомненно, сказывалась усталость. В дешевеньком пальто поверх ситцевого платья в цветочек, она рядом с надзирательницей казалась больной девочкой.
Бен не сделал ни малейшего движения навстречу отцу, и до Дейва стало доходить, что хотел ему сказать инспектор. Шестнадцати прожитых бок о бок лет, каждодневной близости как не бывало. В глазах сына не отразилось ничего, лицо осталось бесстрастным. Он только нахмурил брови, словно заметил на дороге нечто неприятное. Наверно, бросил своей Лилиан, обернувшись:
— Вон мой старик.
Арестованных уже увели на летное поле, чтобы посадить в самолет раньше остальных пассажиров.
— Он вас видел? — обратился к Дейву один из репортеров.
— Да, кажется...
И добавил:
— Но я не уверен.
Дождавшись своей очереди, он одним из последних поднялся по трапу, и стюардесса указала ему место в хвосте самолета. Бен и Лилиан оказались далеко, в самом начале салона; полицейский сидел слева от Бена, надзирательница — справа от Лилиан; парочку разделял только проход.
Привстав, Дейв мог их увидеть — правда, только затылки, и то если беглецы сидели прямо, не откидываясь назад, но от него не ускользнуло, что они все время смотрят друг на друга. Порой они наклонялись в проход и перебрасывались словами; охрана им не препятствовала. Потом им, как и другим пассажирам, стюардесса предложила чаю с сандвичами, но они отказались.
Неужели они не понимают, в какой переплет попали? Их можно принять за школьников на каникулах, радующихся путешествию в самолете. Дейв заметил, что остальные пассажиры, глядя на них, удивлены не меньше его.
Через полчаса Лилиан начала клевать носом; вскоре она, судя по всему, заснула и проспала чуть ли не до посадки. Бен тихо разговаривал с полицейским, а потом углубился в газету, которую тот ему дал.
Гэллоуэй был уверен: все это сплошное недоразумение. Чужие поступки вечно кажутся нам странными, потому что мы не знаем их настоящих причин. В свое время, когда Дейв женился на Рут, весь цех смотрел на него с изумлением, к которому примешивалась жалость, а он напускал на себя такой же вид, как Бен сейчас, на глазах у зевак.
Он знал, что делает, когда женился на Рут. Он один знал, больше никто. Дейва жалели. Воображали, что Рут обвела его вокруг пальца, что он поддался мимолетному увлечению, и никому в голову не пришло, что он хотел жениться только на такой, как Рут. Может быть, кое-кому казалось, что на него просто нашло затмение?
Он, точно так же как Бен, на людях окружая жену подчеркнутым вниманием, смотрел на всех с вызовом. А когда она была беременна, гордо прогуливался с нею по центру города. Чуть не все его приятели переспали с ней. И все-таки до свадьбы Дейв запретил себе к ней прикасаться. Вопреки ожиданиям это так ее растрогало, что она со слезами благодарила его. Правда, в тот вечер они выпили. Пили они каждый вечер.
