Уильям Фолкнер - Деревушка
- А вы почем знаете? - сказал один.
- А вы думаете, я бы встал с постели и потащился в такую даль, ежели б не знал? - сказал Рэтлиф.
- А вы бы сели в свой фургончик да ехали к нему не откладывая, - душа спокойнее будет, - сказал Букрайт. Он сидел у столба, лицом к окну, которое было у Рэтлифа за спиной.
Рэтлиф поглядел на него, приветливый и загадочный под своей всегдашней неприметной и насмешливой маской.
- Конечно, - сказал он. - А козы эти у него уже давно. Он, верно, снова пойдет толковать: того-то мне нельзя, а это непременно надо и, уж конечно, счетов наприсылает за свои советы...
Он переменил тему разговора так плавно и вместе с тем так решительно, словно, - как они поняли позже, - вдруг выставил табличку, на которой красными буквами было написано: "Тише!", и приветливо, непринужденно поглядел на Уорнера и Сноупса, показавшихся в дверях лавки. Сноупс не сказал
- Не рано ли закрываете, Джоди? - сказал Рэтлиф.
- Смотря что вы называете "поздно", - неохотно сказал Уорнер и пошел следом за приказчиком.
- Может, уже пора ужинать? - сказал Рэтлиф.
- В таком случае, я на вашем месте закусил бы да поехал покупать этих коз, - сказал Букрайт.
- Конечно, - сказал Рэтлиф.- Но, может, у дяди Бена к завтрашнему дню лишняя дюжина прибавится. Ладно, была не была...
Он встал и застегнул пальто.
- Перво-наперво коз купите, - сказал Букрайт.
И снова Рэтлиф посмотрел на него, приветливый, непроницаемый. Потом посмотрел на остальных. На него никто не смотрел.
- Да ладно, не горит. А что, ребята, кто-нибудь из вас столуется у миссис Литтлджон?
Вдруг он сказал: "Что это?" - и все сразу поняли, про что он спрашивает, - взрослый человек, босой, в тесном выцветшем комбинезоне, годном разве на четырнадцатилетнего подростка, шел по дороге мимо галереи, волоча за собой на веревке деревянную чурку с двумя приколоченными к ней жестянками из-под табака, и, ничего не видя вокруг, глядел через плечо на пыль, которая клубилась за чуркой. Поравнявшись с галереей, он поднял голову, и Рэтлиф увидел его лицо - тусклые и, казалось, вовсе незрячие глаза, разинутый слюнявый рот, окаймленный легким золотистым пушком.
- Тоже из ихних, - сказал Букрайт хрипло и резко.
Рэтлиф, не отрываясь, глядел на это жалкое существо, - штаны едва не лопаются на толстых ляжках, голова болтается на вывернутой шее, глаза устремлены назад, па волочащуюся в пыли чурку.
- И нам еще толкуют, будто все мы созданы по образу и подобию божию, сказал он.
- По-моему, и хуже этого бывает, чего только не насмотришься на свете, - сказал Букрайт.
- Не знаю, что-то не верится, хоть, может, оно и так, - сказал Рэтлиф.Значит, он здесь просто появился, и все?
- А что тут особенного? - сказал Букрайт. - Не он первый.
- Конечно. Но ведь надо же ему где-то жить.
Странное существо дошло до дома миссис Литтлджон и свернуло в ворота.
- Он ночует у нее в конюшне, - сказал один. - Она его кормит. Он кое-чего делает. А она как-то объясняется с ним.
- Видно, она-то и создана по образу и подобию божию, - сказал Рэтлиф. Он повернул голову; в руке у него все еще был забытый кусочек леденца. Он положил его в рот и вытер пальцы о полу пальто.
- Ну, так как же насчет ужина?
- Сначала купите коз, - сказал Букрайт. - А потом поужинаете.
- Завтра куплю, - сказал Рэтлиф. - Может, у дяди Бена тем временем еще полсотни голов поднакопится.
"А может, и послезавтра, - думал он, шагая по хмельному холодку мартовского вечера на медный зов колокольчика миссис Литтлджон. - Так что времени у него довольно. Кажется, я чисто сработал. Сыграл не только на том, что он, по-моему, знает обо мне, но и на том, что я, по его соображениям, знаю о нем, хоть я целый год и проболел и сильно отстал в великой науке и благородной забаве надувательства. А Букрайт сразу попался на удочку. Из кожи лез, чтоб меня предупредить. Даже в чужие дела вмешался ради этого".
Так что назавтра он не только не побывал у хозяина козьего стада, но уехал за шесть миль совсем в другую сторону и убил целый день, пытаясь продать швейную машину, которой у него и с собой-то не было. Там же он и заночевал, а в Балку вернулся только на другой день утром и поехал прямо к лавке, где к одному из столбов галереи была привязана чалая лошадь Уорнера. "Стало быть, он теперь уж и на лошади ездит, - подумал Рэтлиф. - Так, так". Он не вылез из своего фургончика.
- Не возьмет мне кто-нибудь на пять центов леденцов? - сказал он. Может, придется подкупить дядю Бена через которого-нибудь из внуков. - Один из сидевших на галерее сходил в лавку и вынес леденцы. - Вернусь к обеду, сказал он. - И тогда снова буду к услугам любого бедствующего молодого врача - пусть режет.
Ехать ему было недалеко: меньше мили до моста, да еще за мостом чуть побольше мили. Он подъехал к чистому, опрятному дому, позади которого был большой хлев, а за хлевом выгон; там он увидел коз. Крепкий, рослый старик, сидевший в одних носках на веранде, закричал:
- Здорово, В. К.! Какого дьявола ты там, у Билла Уорнера, затеял?
Рэтлиф сказал, не слезая с козел:
- Так. Значит, он меня обошел.
- Пятьдесят коз! - кричал старик. - Слыхал я об одном человеке, который десять центов платит, только бы избавиться от пары коз, но сроду не слыхивал, чтоб кто-нибудь их покупал, да еще разом полсотни!
- Он ловкий малый, - сказал Рэтлиф. - Если купил полсотни, то, верно, знает, что ему ровно столько и понадобится.
- Да, ловкий малый. Ишь ты, пятьдесят коз. Вот адово племя! Тьфу! А у меня есть еще стадо, сказать - не соврать, курятник доверху набить можно. Может, возьмешь?
- Нет, - сказал Рэтлиф. - Мне нужны были именно те пятьдесят.
- Я тебе их даром отдам. И еще четвертак приплачу, только бы они мне глаза не мозолили.
- Благодарю, - сказал Рэтлиф. - Что ж, придется отнести это на счет накладных расходов.
- Пятьдесят коз, - сказал старик. - Оставайся обедать.
- Благодарю, - сказал Рэтлиф. - Боюсь, я и так уж слишком много времени
Он вернулся в Балку - одна долгая миля до реки, а потом одна короткая, за рекой, - маленькие крепкие лошадки бежали хоть и не дружно, зато резво. Чалая лошадь все стояла у лавки, и люди все сидели на галерее, но Рэтлиф не остановился. Он доехал до дома миссис Лпттлджон, привязал лошадей к загородке, а сам поднялся на веранду, откуда ему была видна лавка. Из кухни у него за спиной уже доносился запах стряпни, и люди на галерее скоро стали расходиться, так как дело шло к полудню, а чалая лошадь все еще стояла на прежнем месте. "Да, - подумал Рэтлиф. - Прижал он Джоди. Если человек отберет у тебя жену, остается одно - застрелить его, и тогда тебе полегчает. Но если кто отберет лошадь..."
Позади него раздался голос миссис Литтлджон:
- А я и не знала, что вы вернулись. Будете обедать?
- Да, мэм. Вот только сперва схожу в лавку. Я не долго.
Она вернулась в дом. Он вынул из бумажника два векселя, один положил во внутренний карман пальто, другой - в нагрудный карман рубашки и пошел по дороге прямо в мартовский полдень, ступая по полуденной, плотно прибитой пыли, вдыхая бездыханный, недвижный воздух полудня, поднялся на крыльцо и пересек опустевшую галерею, заплеванную табаком и изрезанную ножами. Лавка внутри была как пещера - темная, прохладная, пропахшая сыром и кожей; глаза не сразу привыкли к темноте. Потом он увидел серую кепку, белую рубашку, крошечный галстук бабочкой, жующие челюсти. Сноупс взглянул на него.
- Вы меня обошли, - сказал Рэтлиф. - Сколько?
Приказчик повернул голову и сплюнул в ящик с песком, стоявший под холодной печкой.
- Пятьдесят центов, - сказал он.
- Я сам уплатил за подряд двадцать пять. А получу семьдесят пять. Так что лучше разорвать договор в клочки, на перевозку не надо будет тратиться.
- Ладно, - сказал Сноупс. - Сколько дадите?
- Я дам вам за них вот это, - сказал Рэтлиф.
Он достал первый вексель из кармана пальто. И увидел - на секунду, на мгновение какая-то новая, полнейшая неподвижность сковала пустое лицо и приземистую, дряблую фигуру за конторкой. На это мгновение даже челюсть перестала жевать, но сразу же задвигалась снова. Сноупс взял бумагу и взглянул на нее. Потом положил ее на конторку, повернул голову и сплюнул в ящик с песком.
- Вы думаете, этот вексель стоит пятидесяти коз, - сказал он.
Это не был вопрос, это было утверждение.
- Да, - сказал Рэтлиф. - Потому что, кроме него, я должен еще передать вам кое-что на словах. Хотите выслушать?
Сноупс смотрел на него и жевал. Если б не это, он был бы совершенно неподвижен; казалось, он даже не дышал. Помолчав, он сказал:
- Нет. - И не спеша встал. - Ладно, - сказал он. Он вынул бумажник, достал оттуда сложенную бумагу и протянул ее Рэтлифу. Это была подписанная Квиком купчая на пятьдесят коз. - Спички есть? Я не курю. - Рэтлиф дал ему спичку и смотрел, как он поджег вексель, дождался, пока вся бумага вспыхнула, бросил ее в ящик с песком и, когда она сгорела, носком ботинка растер золу. Потом Сноупс поднял глаза; Рэтлиф не пошевельнулся. И тут, снова всего на миг, Рэтлифу показалось, будто челюсть перестала жевать. Ну? - сказал Сноупс. - Что еще? - Рэтлиф вытащил второй вексель, из другого кармана. Теперь он уже ясно видел, что челюсть перестала жевать. Она не двигалась целую минуту, пока широкое, бесстрастное лицо висело, как воздушный шар, над грязной бумагой с обтрепанными краями - вот он перевернул ее раз, другой. Потом опять поглядел на Рэтлифа, и в лице его не было ни малейшего признака жизни, хотя бы намека на дыхание, словно все тело каким-то образом приспособилось обходиться своими внутренними запасами воздуха. - Хотите и по этому взыскать? - сказал Сноупс. Он отдал вексель Рэтлифу - Ладно, обождите здесь. - И он вышел из лавки через заднюю дверь.
