Уильям Фолкнер - Непобежденные
Бабушка поглядела молча вопросительно, и он сказал:
-- Двенадцать. Из той оксфордской партии.
Бабушка посмотрела на карту; Ринго тоже нагнулся над кроватью.
-- Двадцать второго июля, -- сказала бабушка.
-- Да, мэм, -- сказал Ринго.
Бабушка присела перед картой на чурбак. Оконная эта шторка одна только и нашлась у Лувинии; карту на ней нарисовал Ринго. Отец прав: Ринго смышленей меня -- он даже рисовать наловчился, хотя в тот давний раз, когда Люш учил меня писать свое имя печатными буквами, Ринго и не сел к нам, отмахнулся; но рисовать стал моментально, стоило ему лишь взять перо в руки, -- а ведь, как он сам признает, к рисованию у него нет склонности; но кому-то ж надо было сделать эту карту. А где врисовать города, показала ему бабушка. Она же и записывала меленько, как в нашу поваренную книгу, своим бисерным почерком у каждого города: полковник, или майор, или капитан такой-то; полк или эскадрон такой-то. И пониже: 12, или 9, или, скажем, 20 мулов. А четыре города вместе с записями она кругло обвела красно-лиловым соком лаконоса и в каждом таком круге написала дату и слово "Исчерпано" крупными четкими буквами.
Смотрят на карту; свет из окна падает на седую бабушкину голову; Ринго наклонился, смотрит сверху. За прошедшее лето он вырос, он теперь выше меня -- возможно, от развивающих тело разъездов по краю; все время он ездит верхом, выведывает о прибытии свежих полков с мулами; а на меня теперь смотрит снисходительно, как бабушка, -- точно он не мне, а ей ровесник.
-- Мы тех двенадцать продали всего только в июле, -- говорит бабушка. -Итого остается лишь семь. И на четырех, ты сказал, клейма.
-- Июль давно прошел, -- говорит Ринго. -- Теперь октябрь. Они уже не помнят. Да вы глядите сами... -- Он ткнул пальцем в карту. -- Мы этих вот четырнадцать взяли двенадцатого апреля в Мэдисоне, отправили в Мемфис и продали, а третьего мая вон тут в Каледонии{28} снова взяли всех четырнадцать плюс еще троих.
-- Но Каледония и Мэдисон разделены четырьмя округами, -- говорит бабушка. -- А Моттстаун{29} от Оксфорда всего в нескольких милях.
-- Ну и что, -- Ринго ей. -- Эти янки так заняты завоеванием, что не станут и присматриваться к плевому десятку или дюжине каких-то мулов. А если и признают этих мулов в Мемфисе, так уж это Эба Сноупса забота.
-- Мистера Сноупса, -- поправила бабушка.
-- Ладно, -- сказал Ринго. Посмотрел на карту. -- Девятнадцать голов, и меньше двух суток пути. Всего сорок восемь часов -- и они у нас в загоне.
Бабушка поглядела на карту.
-- По-моему, так рисковать нам не следует. До сих пор мы были удачливы. Чересчур удачливы, быть может.
-- Девятнадцать голов, -- сказал Ринго. -- Четырех в загон, а пятнадцать снанова продать янкам. Чтоб уж ровно двести сорок восемь конфедератских мулов вернуть с процентами и денежной лихвой.
-- Не знаю, как и быть, -- сказала бабушка. -- Надо подумать.
Бабушка сидит тихо у карты, а Ринго не то чтобы нетерпеливо или терпеливо, а просто ждет, стоит на свету из окна, худой и выше меня ростом, и почесывается. Потом ногтем правого мизинца ковырнул у себя в передних зубах, поглядел на ноготь, цыкнул сквозь зубы и сказал:
- Пять минут уже продумали.
Повернул чуть голову ко мне:
-- Доставай перо с чернилам.
Бланки хранятся у них под той уке половицей, где и карта и жестянка. Не знаю, как и где Ринго раздобыл их. Но однажды вечером привез около сотни служебных бланков, и сверху на них напечатано: "Вооруженные силы Соединенных Штатов, Теннессийский военный округ". И тогда же привез эти чернила и ручку; я подал ему их, и теперь на чурбак сел уже он, а стояла над ним бабушка. У бабушки так и остался тот первый документ -- приказ, оформленный для нас полковником Диком в прошлом году в Алабаме, -- она хранит его в той же самой жестянке, и Ринго теперь до того навострился копировать писарской почерк, что сам полковник Дик, по-моему, не смог бы распознать подделку. Остается только вписывать нужный полк и то или иное число мулов, заранее высмотренных и одобренных Ринго, и ставить подходящую генеральскую подпись. Сперва Ринго непременно порывался давать подпись главнокомандующего Гранта -- или президента Линкольна, коль скоро бабушка уже не разрешает Гранта. Она не сразу уяснила себе, что, на взгляд Ринго, нам, сарторисовцам, вести дела с кем-либо пониже главнокомандующего значит ронять себя перед янки. Но и Ринго понял наконец, что бабушка права, что надо всякий раз подумать, подпись какого генерала ставить и каких реквизировать мулов. Теперь у нас в ходу генерал Смит, с которым Форрест каждый день сражается на мемфисской дороге; и Ринго никогда не забывает вставить про недоуздки, про веревку.
Он вписал дату, город, штаб; вписал полковника Ньюбери, написал первую строку. Приостановился, не подымая пера от бумаги.
-- Под какой вас фамилией писать? -- спросил он.
-- Сомневаюсь я, -- сказала бабушка. -- Не надо бы нам рисковать.
-- Прошлый раз на "Ф" писали. Теперь нужно на "Г". Придумайте фамилию на "Г".
-- Миссис Мери Гаррис, -- сказала бабушка.
-- Мери мы уже использовали, -- сказал Ринго. -- Дать, что ли, Плюрелла Гаррис?
-- Неспокойна я на этот раз, -- сказала бабушка.
-- Миссис Плюрелла Гаррис, -- записал Ринго. -- Теперь, значит, и "П" использовали. Запоминайте. Как буквы кончатся, надо будет перейти на числа, что ли. Тогда спокойно нумеруй себе до девятьсот девяноста девяти.
Он дописал и подписался "Генерал Смит", дав росчерк в точности как на первом, диковском приказе; только число мулов теперь другое. Бабушка повернулась ко мне:
-- Передай мистеру Сноупсу, чтобы на рассвете был готов.
Мы поехали в повозке, а сзади Эб Сноупс с двумя помощниками на двух мулах из тех, что мы добыли. Ехали не слишком торопясь, чтобы прибыть в расположение полка перед самым ужином; бабушку и Ринго опыт научил, что нет времени лучше для нас: мулы все под рукой, а люди проголодались, спать хотят и соображать будут медленно или вообще не будут -- и дадут нам мулов, и дадут уйти, а тут и стемнеет как раз. Если тогда и пустятся в погоню, то пока разыщут и настигнут нас в потемках, на дороге останется лишь повозка со мной и бабушкой.
Так мы и на этот раз сделали; и хорошо, что сделали. Эб Сноупс с подручными остался в лесу около, а бабушка, Ринго и я точно в час ужина подъехали к палатке полковника Ньюбери, и бабушка прошла в палатку мимо часового -- худенькая, пряменькая, на плечах шаль, на голове шляпка миссис Компсон, в руке зонтичек, а в другой наш приказ от генерала Смита, -- а Ринго и я сидим в повозке и смотрим на костры, где ужин варят-жарят по всему леску, и пахнет кофе и мясом. А ход событий всегда один и тот же. Бабушка скрывается в палатке или в доме, и через минуту оттуда орет кто-то приказание часовому, а часовой -- сержанту какому-нибудь, и тот (а иногда и офицер даже, но не старше лейтенанта) спешит туда, и слышим чью-то ругань, и затем все появляются оттуда: бабушка идет прямая, подобравшись вся и ростом чуть разве побольше кузена Денни, а за ней трое-четверо разозленных офицеров-янки, и все разозленней они с каждым шагом. А тут и мулов нам пригоняют, сгуртованных общей веревкой; у бабушки с Ринго рассчитано все до секунды -- свету лишь ровно настолько осталось, чтобы увидеть, что пригнали именно мулов, и бабушка садится в повозку, а Ринго, свесив ноги с задка повозки, держит в руке ту общую веревку, и мы отъезжаем -- не торопясь, так что когда доезжаем до места, где Сноупс и его люди ждут нас в лесу, то уже не разобрать, что за повозкой идут мулы. А там Ринго садится на головного мула, и они всем скопом сворачивают в лес, а бабушка и я едем домой.
Так и сейчас мы сделали; только на этот раз чего опасались, то вышло. Уже и упряжку не разглядеть в сумраке, -- и вдруг слышим топот копыт. Скачут к нам быстро, бешено; бабушка встрепенулась, сжала ручку зонтика.
-- Черт бы взял этого Ринго, -- говорит. -- Так я все время и предчувствовала.
А они уже вокруг нас -- точно сама темнота на нас обрушилась, наполненная лошадьми, сердитыми всадниками, криками: "Стой! Стой! Если не станут, стреляй по упряжке!" Я и бабушка сидим в повозке, а янки схватили упряжных наших под уздцы, те шарахаются, дергаются, сталкиваясь; и крики: "А мулы где? Мулов нету!", -- и офицерский голос костит и бабушку, и темноту, и солдат, и мулов. Кто-то зажег сосновую щепку, и рядом с повозкой мы увидели офицера верхом на коне, а солдат зажигает новую лучинку от догорающей.
-- Где мулы? -- кричит офицер.
-- Какие мулы? -- спрашивает бабушка.
-- Не лгите мне! -- кричит офицер. -- Те самые, каких вы только что взяли у нас по липовому приказу! На этот раз попались! Мы знали, что вы опять заявитесь. Еще месяц назад оповещение было насчет вас по всему военному округу! В кармане лежало у растяпы Ньюбери, когда вы ему совали вашу липу. -- Офицер крепко обругал полковника Ньюбери. -- Не вас бы, а его бы под военный суд! Где ваш нигеренок с мулами, миссис Плюрелла Гаррис?
-- Не знаю, о чем вы говорите, -- отвечает бабушка. -- Никаких мулов у меня нет, кроме этой упряжки.
