(Джордж Байрон - Марино Фальеро, дож венецианский
Снимаю этот роковой убор,
Сияющую погремушку эту,
Безвластия насмешливый венец.
Один из Десяти
Дрожишь, Фальеро?
Дож
Старческая слабость.
Бенинтенде
Фальеро! Нет ли у тебя к Сенату
Просьб, согласуемых с законом?
Дож
Что же:
О милости к племяннику прошу,
О справедливости к жене; ведь смертью,
Такою смертью, думаю, сквитался
Я с государством.
Бенинтенде
Мы уважим просьбу,
Хотя твоя неслыханна вина!
Дож
Неслыханна! Да, тысячи владык
В истории злоумышляли против
Народа! За свободу же его
Погиб один лишь и один погибнет.
Бенинтенде
И кто они?
Дож
Спартанский царь и дож
Венецианский: Агис и Фальеро!
Бенинтенде
Что хочешь сделать иль сказать еще?
Дож
Могу ль я говорить?
Бенинтенде
Ты можешь; помни,
Однако, что народ - за воротами
И голос твой к нему не долетит.
Дож
Я воззову ко Времени, не к людям,
И к Вечности, уже причастный к ней.
О вы, стихии, в коих растворюсь я,
Пусть голос мой как дух над вами реет;
Ты, синий вал, стремивший флаг мой; ветер,
Любовно им игравший, надувая
Крылатый парус, что летел к победам
Бесчисленным; ты, родина, которой
Дарил я кровь мою, и ты, чужбина,
Что эту кровь из щедрых ран пила;
Вы, плиты, кровь с которых, не всосавшись,
Взойдет горе; ты, небо-восприемник;
Ты, солнце, факел этой казни; ты,
Кто зажигает или гасит солнца!
Глядите! Я - виновен. А они
Безвинны?! Гибну я; но мщенье - будет!
Грядущие века встают из бездны
Явить моим глазам, еще открытым,
Что станет с гордым градом, над которым
Вовек виси проклятие мое!
Да, зреет втайне день, когда ваш город,
Твердыня, отогнавшая Аттилу,
Падет - и подло, без борьбы падет
Перед Аттилою-ублюдком, меньше
Потратив крови на свою защиту,
Чем эти жилы пролили в боях
И здесь прольют в миг казни. Продадут
Его и купят, и с презреньем на него
Воззрит владелец. Станет он уездом,
Империи ничтожным городком,
С Сенатом раболепным, с нищей знатью,
Со сводниками вместо горожан.
Когда еврей в твои дворцы проникнет,
Венеция, и гунн в твои приказы,
И грек на рынки, усмехаясь втайне;
Когда на узких улицах патриций
Заклянчит хлеба, выставляя титул,
Чтоб вызвать жалость к мерзкой нищете,
А кучка тех, кто сохранят обломки
Наследных благ, придет вилять хвостом
Пред варваром-наместником - на месте,
Где их отцы блистали, государи,
Где их отцы казнили государя;
Когда с гербом, что сами запятнали,
С прабабкою распутной, что гордилась,
Блудя с плечистым гондольером или
С наемником, - они триумф позора
Сквозь три звена ублюдков пронесут;
Когда их всех, рабов презренно-падших,
Подарит победитель побежденным,
И трусы в них двойную трусость презрят,
И сверхпорочный презрит в них пороки,
Чью грязь и мерзость ни единый кодекс
Не нарисует и не назовет;
Когда от Кипра, что теперь подвластен,
Последней данью к дочерям твоим,
Честь позабывшим, отойдет распутство,
Чтоб их разврат в пословицу вошел;
Когда весь тлен земель порабощенных
В тебя вползет: порок без блеска, грех,
Где нет намека на любовь, но только
Привычный грубый блуд, разврат бесстрастный
И холодно изученная похоть,
Искусно извратившая природу;
Когда все это ляжет на тебя
И скучный смех, безрадостные игры,
Без чести юность, без почета старость,
Скорбь, скудость, слабость, с коими в борьбу
Не вступишь ты, роптать - и то не смея,
Тебя в последний из задворков мира
Преобразят, - тогда, сквозь агонию,
Средь всех убийств, мое припомни ты!
Ты, логово пьянчуг, что пьяны кровью
Князей! Геенна вод! Содом приморский!
Богам тебя я предаю подземным!
Тебя и род змеиный твой!
(Поворачиваясь к палачу.)
За дело,
Ты, раб! Руби, как я рубил врагов!
Как деспотов рубил бы я! Сильней
Как проклял я! Руби - одним ударом!
Дож сам опускается на колени, и, когда палач заносит меч,
занавес падает.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Площадь и площадка у св. Марка. Толпа народа
у решетчатых ворот Дворца дожей. Ворота заперты.
Первый гражданин
Ну, у ворот я!.. Вижу, вижу: Десять
В парадных платьях окружили дожа.
Второй
Как ни толкаюсь, не могу пробиться!
Что там? Хотя б услышать что-нибудь,
Когда глядеть нельзя народу, кроме
Тех, кто добрался до самой решетки.
Первый
Один подходит к дожу: вот снимает
Тиару с головы его; а он
Возводит к небу острый взор; я вижу
Глаза блестят и шевелятся губы.
Тшш!.. Только шепот... Далеко - проклятье!
Не слышно слов, но голос нарастает.
Как дальний гром. Ах, если б разобрать
Хотя бы фразу!
Второй
Тише! Может быть,
Уловим звук.
Первый
Нет, ничего не выйдет,
Не слышу. О, как волосы седые
По ветру плещут, будто пена волн!
Вон, вон - пал на колени он, и все
Сомкнулись вкруг, все скрыли; о, я вижу:
Меч в воздухе сверкнул! Ах, он упал!
Народ ропщет.
Третий
Итак - убит он, несший нам свободу!
Четвертый
С простым народом был всегда он добр!
Пятый
Умны они, что заперли ворота!
Знай мы заране, что готовят, - мы бы
С оружием сюда пришли, взломали б
Решетки!
Шестой
Ты уверен, что он мертв?
Первый
Я видел меч упавший. Эй, что это?
На балконе дворца, выходящем на площадь св. Марка, появляется
председатель Совета Десяти с окровавленным мечом
и трижды потрясает им над народом.
Председатель
Возмездие свершилось над великим
Изменником!
Ворота распахиваются; народ устремляется к лестнице Гигантов,
где состоялась казнь; передние кричат отставшим.
Голоса
Скатилась голова
Кровавая по лестнице Гигантов!
Занавес падает.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые - Марино Фальеро. Лондон, Меррей, 1821 (вместе с поэмой "Пророчество Данте").
Трагедия "Марино Фальеро" была начата в апреле 1820 года, завершена в июле этого же года; на рукописи, отосланной Меррею, окончательная дата автора: 16-17 августа 1820 года.
Байрон задумал написать трагедию о Марино Фальеро в первый же год пребывания в Венеции. В письме от 25 февраля 1817 года, то есть тогда, когда "Манфред" был уже в основном, завершен, поэт просит своего издателя Меррея переписать и срочно выслать описание заговора Марино Фальеро из книги Джона Мура "Обзор общества и нравов в Италии" (см. ниже прим. к стр. 55). Свою просьбу Байрон объясняет тем, что не может в книгах итальянских историков найти мотивов заговора. В этом же письме Байрон далее пишет: "Думаю написать трагедию на эту тему, которая представляется мне очень драматичной. Старый и ревнивый человек организует заговор против правительства, главой которого является он сам. Последнее обстоятельство делает этот факт в высшей степени примечательным и единственным в своем роде во всех историях всех народов". В письме к Меррезо от 2 апреля этого же года поэт сообщает, что в Венеции его воображение более всего потрясло посещение Дворца дожей, где он увидел лестницу, на которой Марино Фальеро был коронован, а затем обезглавлен. После этих писем проходит три года, в течение которых Байрон создавал другие произведения, но, по всей видимости, наряду с работой над ними вел подготовку к осуществлению своего замысла - трагедии о Марино Фальеро. 9 апреля 1820 года Байрон написал Меррею, что "начал трагедию о Марино Фальеро, доже Венеции...", а в письме от 17 июля о ее завершении: "Трагедия завершена, теперь дело за перепиской и поправками. Она очень длинна... не считая исторических выдержек в качестве примечаний, которые я предполагаю дать в дополнение. Трагедия придерживается истории вплотную...". 31 августа 1820 Байрон пишет Меррею, что "вложил душу в эту трагедию", а также подчеркивает ее значение как исторической: "...Помните, это не политическая пьеса, хотя и может походить на таковую. Она строго историческая, читайте историю и судите по ней".
Несмотря на то, что Байрон возражал против постановки своей трагедии, однако еще при жизни поэта, 25 апреля, 1821 года, она была поставлена на сцене театра Дрюри-Лейн. Но спектакль не имел успеха. И все же в течение XIX века английские театры не раз включали "Марино Фальеро" в репертуар.
В России трагедия "Марино Фальеро" впервые была поставлена Передвижным театром под руководством П. П. Гайдебурова в 1912 году.
Сануто, Марино (Санудо Марин, 1466-1531) - итальянский историк.
...привожу в приложении. - Приложение Байрона (в настоящем издании опущено) состоит из трех разделов: а) Приводится текст "Истории Марино Фальеро, XLIX дожа, 1354" из сочинения Марино Сануто в переводе на английский; в) Приводится текст Послания Петрарки о заговоре Марино Фальеро; с) Приводится фрагмент из книги: Дарю. "История Венецианской республики", Париж, 1821, V, 328-332. В фрагменте, отобранном Байроном, говорится об упадке нравов в Венеции на протяжении длительного периода ее истории.
