Юхан Борген - Избранные новеллы
Раз в неделю Лиза спускалась в поселок к почтовому ящику, висевшему на столбе у проселочной дороги. Она ждала писем. Встречавшиеся ей люди заговаривали с ней. Им казалось, что они в чем-то перед ней виноваты; им хотелось чем-то помочь Лизе. Часто добрые люди говорили друг другу: "Нехорошо, что Лиза живет совсем одна. Подумать только, а вдруг с ней что случится!"
Им хотелось сделать для нее что-нибудь. Чаще всего они посылали за ней кого-нибудь из детей и приглашали ее зайти. И она заходила. Она брала маленькую детскую ручку в свои старые, жесткие руки, и так, крепко держась за руки, Лиза и ребенок входили в дом. Дети любили ее. Им казалось, что она принадлежит к какому-то иному миру, они наблюдали за игрой морщинок на ее лице, представлявшемся им как бы суммой многих лиц. Дети верили, что она знает все на свете.
И взрослые любили поговорить с Лизой. Им тоже казалось, что она знает больше других. Они не спрашивали прямо, есть ли у нее радио, но старались выведать, что делается в мире. Самое удивительное, что Лиза действительно знала все и могла рассказать об услышанном не в общих чертах, как обычно рассказывают старухи, нет, она знала все длинные и трудные названия городов и сел. И когда перед ней клали карту, она точно могла указать, где проходит линия фронта, она водила по карте скрюченным желтым пальцем, похожим на клюв птицы, хотя руки у нее были хорошей формы. В поселке лишь у немногих было радио и уже совсем мало кто решался передавать другим то, что слышал, ибо распространение сведений каралось смертной казнью. А кроме того, у каждого было много своих дел, своих забот, и люди часто забывали о том, что творится в мире.
У Лизы не было таких дел, о которых приходилось бы много думать. У нее была корова и маленькое поле, вспахивали его и боронили для нее добрые люди. Был у Лизы и луг, траву она косила сама и сушила сено. Зимой она протаптывала в снегу тропинку к колодцу и расчищала двор. Она колола дрова сильными, четкими движениями, а привозили ей их жители поселка.
Больше Лизе не о чем было думать, и поэтому она запоминала всякие трудные названия, которых другие не могли запомнить. Так Лиза, спускаясь в поселок верхом на своей старой, массивной палке от лыж, становилась вестницей, приносящей новости со всего широкого мира. И когда люди крестились, ужасаясь совершавшимся там безумствам - тысячи убитых, разоренные поля, сожженные леса, города, превращенные в прах и пепел, - Лиза думала о гибели "Титаника" и смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом. У нее раз навсегда создалось свое мерило ужасов. Миллионы убитых это все равно не больше, чем те тысячи людей, которые затонули вместе с "Титаником". Когда-то давно она узнала об этом несчастье, и оно так глубоко поразило ее, что как бы срослось с ее сердцем и продолжало жить в нем. И с тех пор самые ужасные события как бы не касались ее лично, а просто происходили где-то там, в мире.
А по вечерам, когда ветер трепал березы и их листья ласкали стекла окна, Лиза, рискуя жизнью, слушала радио, и звуки оркестра наполняли ее комнатку: триста человек в Лондоне играли для нее. Потом Лиза передвигала рычажок, и звуки бетховенской музыки неслись лавиной, бурным водопадом лились между шкафом, украшенным фарфоровой собачкой, и подоконником, заставленным комнатными цветами в горшочках, и тогда она заново переживала всю трагедию на тонущем "Титанике", видела его накренившуюся палубу, слышала вопли объятых страхом смерти мужчин, женщин и детей. Эти крики прорезывали ночь и неслись в море. И казалось, ледяные морские волны прокатывались по ее комнатке, синие и высокие, наполняя ее сердце холодом бесконечности. А позже, когда музыка стихала, она долго сидела, склонясь над вязаньем... для Йона.
Нередко случалось, что из лесу появлялись люди и по старой привычке заходили к Лизе. Когда-то это было для нее источником дохода - она варила им кофе, оставляла ночевать. Тогда они приходили чаще, по нескольку раз в месяц, если позволяла погода.
Но даже теперь, во время войны, когда люди без особой нужды не бывали в лесу, все же к Лизе кое-кто заглядывал. Иногда до путников доносились звуки радио даже прежде, чем они видели домик Лизы. И в другой раз, в темноте, вечером или ночью, они с радостью устремлялись на мерцавший где-то вдалеке огонек. Вопреки приказу Лиза не затемняла своих окон и часто сидела до глубокой ночи, слушая симфонию мира, звучавшую в ее комнатке. Она слушала речи на иностранных языках, которых не понимала, и поэтому все те ужасы, которые творились в мире, казались ей еще более мрачными и таинственными. И заходившие к ней люди в страхе прислушивались к голосу мира, будучи вдали от него, и никогда никому не рассказывали о том, что слышали. Многие знали о гибели сына Лизы и считали, что старуха тронулась умом.
Однажды и он прошел мимо. Он слегка волочил одну ногу - и тут-то она вспомнила! Он сильно устал от долгой ходьбы, Лиза смотрела на густые волосы, падавшие ему на лоб, и думала - помнит ли он, узнает ли он ее? Она поставила перед ним кофе в кухне, и, пока он сидел за столом, покрытым старенькой клеенкой, а она стелила ему постель в комнате, они разговаривали через открытую дверь, совсем как в тот раз. Это было тридцать лет назад, в будущем году ей исполнится семьдесят. В поселке уже толковали о том, чтобы отправить ее в дом для престарелых. Но Лиза и слышать об этом не хотела.
Он сидел, глотая суррогатный кофе, рассказывал о войне и немного о себе самом. Он был агентом по продаже швейных машин. Теперь она вспомнила и это! Он ходил по поселкам и собирал деньги. Он придумал какое-то приспособление для швейной машины, маленькое улучшение. Но из этого ничего не вышло.
Так было и в тот раз. Теперь она вспомнила все-все. Все бы вышло, будь у него немного денег... Да. Вот оно что, все бы вышло, будь у него немного денег.
И потом, вечно не хватает времени... Да! Да! Опять прозвучало то странное слово, которого она тогда не могла понять. Она стояла в комнате и вытряхивала из подушки старую солому, вылезавшую из дыр. Она набила бы ее новой соломой, если бы знала, кто придет сегодня...
"...Не хватает времени, чтобы сосредоточиться".
"Сосредоточиться". Вот это самое слово. Она часто пыталась его вспомнить. Тогда она его не поняла. Но позже она многому научилась, стала умной, постарела.
Йону было двадцать семь, когда его убили на войне. Она стояла возле постели и думала об этом, потом вернулась в кухню. Там на столе горела лампа, а около стола сидел он, она видела его широкую спину, прямые острые плечи. И тогда он сидел так же. Прошло два года с тех пор, как Йона убили на войне.
- ...Эти проклятые немцы, - говорил гость. Он с трудом жевал жесткие бутерброды и винил немцев в своей неудаче со швейной машиной. Лиза подошла к печке, сняла кофейник и снова налила ему кофе.
...Вот так из года в год и ходишь, требуешь с людей деньги за старые машины, но теперь ему нечего было делать по ту сторону, и поэтому он пошел через лес.
Лиза подложила дров в печку. На дворе было холодно и ветрено. Наступала осень. Лиза впервые подумала об этом. Наступала осень, и ее хотели отправить в дом для престарелых. Если бы к ней пришел ленсман, ее бы посадили в тюрьму за то, что у нее радио.
Она думала обо всем этом, и откуда-то из глубины сознания выплывала одна мысль: может быть, он помнит? Такие парни проходят много лесов и ложатся спать с кем придется - и с молодыми, и со старыми. Может быть, он совсем и не помнит.
Лиза пыталась включить радио, но у нее не ладилось, она никак не могла поймать короткие волны. Тогда он открыл аппарат и начал что-то искать между лампами и трубками, а она наблюдала за его ловкими, тонкими пальцами. Вот так же они тогда справлялись с пуговицами и завязками на ее одежде. У него такие чуткие руки, ей это очень нравилось. Если бы не эти руки, она бы тогда, наверное, оставила его спать одного в комнате. Ведь не впервые парень, вышедший из леса, пытался пошалить с ней!
Она смотрела на крепкие руки, управлявшие чем-то невидимым в аппарате. Вскоре все было в порядке. Он закрыл приемник и поставил его на место. И вот они сидели вместе и слушали сообщения о всяких бедствиях. "Да, - думала Лиза, - он все может". Эта мысль проносилась в ее голове и не давала покоя. "Он все может". И опять она вспомнила о гибели "Титаника".
Лиза видела перед собой громадную накренившуюся палубу корабля, корабль погружался во мрак, видела огни, поглощаемые морем и исчезавшие в нем. И когда заиграла музыка, ей казалось, что она слышит крики людей, тонущих в море в эту ледяную ночь. И впервые за многие годы она ощутила удивительное спокойствие.
* * *
Утром, когда он заплатил за ночлег и кофе, Лиза подала ему ящичек. Она еще до зари слазила в погреб, взяла его оттуда и в последний раз сосчитала деньги. Йон умер.
Сначала он не хотел брать денег, но потом взял, и она смотрела, как он шел по лесной тропинке, держа ящичек в руках. Она видела, как он волочил ногу. Раньше он не так сильно хромал. Ему, наверное, шестьдесят пять.
![Жоэль Помра - Торговцы [=Торгаши]](/uploads/posts/books/271530/271530.jpg)
