Вольдемар Бранк - Маленький человек на большом пути
Открылась дверь, в комнате появился старик — хозяин усадьбы.
— Вас зовут, — сказал леснику.
Тот опрометью ринулся к двери.
Старик рассматривал нас, мы — его. В серой суконной куртке, сапоги обильно смазаны жиром. Седая борода, серебристые волосы выдавали уже почтенный возраст, а глубокие морщины, избороздившие хмурое лицо, наводили на мысль, что в жизни ему пришлось испытать немало всяких горестей и бед. Я сразу вспомнил рассказы отца о том, как несладко живется крестьянам-латышам, чьи хутора расположены рядом с баронскими землями.
Старик присел на край скамьи, еще раз окинул нас внимательным взглядом, стал расспрашивать.
— Так, значит, вы не из поместья — из местечка? Сынки рабочих? Кустарей?.. Тогда другое дело! — Лицо у него подобрело, он смотрел на нас с дружелюбной улыбкой. — Ну, ребята, растите большими и сильными, чтобы и вам не пришлось ломать шапку перед этими чужаками. — Он кивнул в сторону двери, за которой слышалась быстрая немецкая речь и взрывы хохота. — Да, не хозяева мы, латыши, на своей собственной земле! — Он тяжело вздохнул. — Вон та рощица, из которой вы зайца погнали. Она вроде бы моя. И отец ею владел, и дед. А вот зайцы-то не мои, их и пальцем тронуть не моги, даже если в сад заберутся и все до одной яблони сгрызут.
— Как? — поразились мы.
— А вот так! — Старик невесело усмехнулся. — Видно, заяц — зверь благородных кровей, стрелять его разрешается только господам… Что так удивляетесь? У вас разве иначе? Вон рыба на большом озере чья? Уж не ваша ли?
Мы молча переглядывались.
— Хозяин! Хозяин! — раздались крики. Вбежал лесник.
— Иди, старый, господа требуют!
Старик снова вздохнул, встал и, тяжело переступая сапогами, затопал к двери.
Я чувствовал, как во мне поднимается волна ненависти к тем, на хозяйской половине. Вероятно, и другие ребята почувствовали то же самое. Насупились все, брови сдвинуты, губы крепко сжаты…
И снова рощи, снова шум и бегущие звери, снова кровь на снегу.
Уже солнце садилось за деревья, когда санный караван, нагруженный убитым зверьем, въехал в местечко.
КОНЕЦ СНЕЖНОЙ КРЕПОСТИ
Недалеко от общинной школы, в которую ходили мы с Густавом, за пустырем на Горной улице, находилась так называемая министерская школа. В ней училась местечковая «знать» — сынки мельника, аптекаря, лавочников побогаче, а также немцев из окружения барона; их у нас называли колонистами. Самого же бароненка, как и сына управляющего имением, даже в эту школу не пускали — к ним в замок приезжали специально нанятые репетиторы.
С министерскими у нас каждую зиму шла ожесточенная война. В прошлом году они взяли верх. Мы вспомнили об этом, как только лег снег, и загорелись жаждой мести. Первым делом создать мощное укрепление, откуда можно совершать набеги на врага! И вот у забора школы, на краю пустыря, стала расти снежная крепость. Приложили много сил, затратили уйму времени. Дома мать ворчала:
— Опять рукавицы изодраны в клочья! Да разве на вас, на сорванцов, напасешься!
Мы виновато молчали. Что скажешь — все правильно! Но и отказаться от задуманного тоже никак нельзя.
Крепость получилась на славу. Толстые, плотные стены, с двух сторон сторожевые башни. Когда начались холода, снег смерзся, можно было без всякой опаски ходить по крепостной стене, залезать в башни и наблюдать за противником через амбразуры, специально проделанные для этой цели. Мы наготовили сотни снежков, твердых, как лед, и сложили их в «пороховом погребе» — так по-военному называлось специальное хранилище.
Ребята из министерской школы тоже не дремали и возвели крепость не хуже нашей. Ну, а раз крепости в полной боевой готовности — быть большой войне. Кому ее начать? Поскольку министерские нападали на нас прошлой зимой, значит, очередь наша.
Однажды после уроков все собрались у крепости. Сипол забрался на обледенелую стенку и произнес краткую речь:
— Гоп, ребята, можем ли мы допустить, чтобы они всегда нападали первыми?
— Нет! — ответили хором.
— С чего это нам обязательно делать крюк, когда путь лежит мимо их школы? Два дня назад Волдиса не пропустили, Вилиса тоже. Нет, так не пойдет! Никто не имеет права задирать нас безнаказанно.
Поднялся шум:
— Снести их крепость с лица земли!
— Всыпать этим задавакам как следует!..
Назначили нескольких сторожевых из числа ребят послабее караулить в крепости наши сумки с учебниками. А остальные вооружились заготовленными ранее снежками и двинулись толпой через пустырь. Уже были и морозы, и оттепель, и снова морозы, снег смерзся так, что только в редких местах ноги проваливались сквозь наст. Мы уверенно шагали по твердой снеговой корке, и шаги отдавались глухо, словно внизу была пустота.
Сипол, как предводитель, выдвинулся вперед. Мы с Августом, его ближайшие соратники, за ним. На середине пустыря, отделявшего нас от министерской школы, увидели, что из вражеской крепости выскочил парнишка, вероятно часовой, и ринулся в помещение. Несколько минут спустя оттуда, словно пчелы из потревоженного улья, посыпались мальчишки.
Теперь, когда мы воочию узрели врагов, в нас вскипел боевой дух. Дождались отставших и с криком «ура!» бросились к забору.
Враги решили не допустить нас к крепости. Яростно вопя, кинулись навстречу. Вот уже в воздухе сшиблись, рассыпаясь в пыль, первые снежки. Мы нападали, швыряли правой рукой, левой прикрывали лицо.
Появились раненые.
— Ой, по глазу! — завопил один из наших.
Другому твердый снежок угодил в нос. Закапала кровь. Пришлось пострадавшему усесться на землю, запрокинуть голову и приложить к носу снежок, приготовленный для броска, Наши снаряды дробно стучали по плотному забору — он служил для врагов хорошей защитой.
— Гоп через него! — скомандовал Сипол.
Мальчишки, как мухи, облепили забор. Часть карабкалась наверх, другая в это время отбивала контратаки противника. Треснули доски — кто-то из наших догадался проломить дыру в заборе. Туда сунулось сразу несколько ребят. На них обрушился основной удар защитников крепости. Но за это время мы все уже успели преодолеть забор.
— Взять крепость!
— Ура! Ура!..
Снежки, еще тверже, чем наши, молотили нас по груди, по головам. Мы все равно рвались вперед. Министерские не выдержали натиска, побежали, некоторые даже без шапок — потеряли на поле боя.
Вот мы и в крепости. Но что с ней сделаешь голыми руками! Стены крепости ледяные. Единственно, что удалось, — это сломать лестницу в одной из башен.
— Учителя идут! — прозвучал отчаянный крик. И правда, из дверей школы выбежало двое учителей, за ними несколько учеников повзрослее.
— Отступаем! — скомандовал Сипол. — Бегом!
Обратный путь через пустырь проделали вдвое быстрее. Лишь когда отбежали подальше от министерской школы, почувствовали себя в безопасности. Теперь можно было пересчитывать синяки и шишки. Почти всем досталось, кому меньше, кому больше. У Сипола один глаз совсем заплыл. У Августа разбита губа. А цели все же не достигли: крепость министерских как стояла, так и стоит.
— Придется ночью, — не очень внятно, прикладывая снег к разбитой губе, произнес Август. — Топорами, ломами поработаем — только брызги полетят.
Мы с братом осторожно ощупывали синяки на скулах.
— Что сказать отцу про разбитый лоб? — сокрушался Густав. — Он же сразу спросит.
— Скажи, в темноте напоролся на открытую дверь. А я подтвержу — рядом, мол, стоял, видел.
— Так он и поверит!.. Придумали тоже! Бросаться такими твердыми снежками! Мы водой чуть-чуть полили. А у них настоящий лед! — Брат все время трогал ссадину на лбу.
— Не трогай — хуже будет.
— А если не снимать дома шапку? — Густав все искал выхода из трудного положения. — Пройти к кровати и сразу лечь, вроде голова разболелась. А то отец увидит — будет еще ссадина и на другом месте.
В нашей крепости возвращения войска с нетерпением ждали сторожа, а вместе с ними и те немногие ребята, которые побоялись идти на штурм.
— Что, не удалось сломать крепость? — стал ехидничать один из маменькиных сынков. — А похвалялись: в пух и прах! Август разозлился. И так тошно, а этот еще смеется!
— Все равно сегодня вечером их крепости крышка! А ты, если будешь скалить зубы, получишь прямо сейчас. Тот поспешил укрыться за спинами. Сипол объявил:
— Гоп, ребята, ровно в восемь все должны быть здесь, дома остаются одни трусы и тайные агенты министерских. Каждому прихватить с собой что-нибудь увесистое.
Разобрали сумки с книжками и разошлись.
Отца с матерью, к счастью, не было дома. Густав положил себе на лоб мокрую тряпку, потом тщательно присыпал ссадину мукой. Когда вернулся отец, в комнате было сумеречно, и он ничего не заметил.
Матери мы сказали, что идем к Августу решать трудные задачи. Колун уже заранее был вынесен во двор и запрятан в укромном местечке. Взять его оттуда не составляло труда.