Франсуаза Саган - Немного солнца в холодной воде
Комнату уже заполняла толпа восторженно настроенных го-стей; Жилю пришлось выдержать какие-то разговоры и выслу-шать какие-то комплименты по поводу его здорового вида, прежде чем ему удалось улизнуть в комнату, которая, очевидно, служила библиотекой. Он попытался представить себе, как Натали сидит тут в кресле у камина напротив мужа, но это оказалось невоз-можным. Он мог представить себе Натали только раскинувшейся на кровати в жаркой мансарде или лежащей в траве. Немного пе-редохнув в библиотеке, он направился на балкон и тут на кого-то натолкнулся. Перед ним был тот, кого он после рассказа Натали о ее детстве называл про себя "братиком". Они 'встречались в Лиможе один-единственный раз, но Пьер Лакур сразу протянул ему руку. "Братик" был высоченного роста, с мужественным, как отметил про себя Жиль, и очень красивым лицом. Жиль улыб-нулся, вспомнив, как он приревновал к нему Натали на балу у Касиньяков.
- Мы уже отчаялись вас увидеть,- проговорил Лакур.- Вы совсем не появляетесь в обществе. Я везде вижу вашу сестру, а вас - никогда.
- Я действительно не очень люблю бывать в обществе,- ска-зал Жиль.
- Вам, наверно, скучно на наших провинциальных праздни-ках?
Голос Лакура звучал довольно агрессивно, но Жилю захоте-лось расположить его к себе:
- Ну что вы! Просто я очень устал в Париже и приехал сюда отдохнуть.
Наступило недолгое молчание, и вдруг Пьер Лакур, как будто набравшись решимости, взял Жиля за локоть.
- Мне хотелось бы поговорить с вами... вы знаете, что я очень... дружен со своей сестрой.
- Да, знаю,- улыбаясь ответил Жиль.
Он не собирался изображать удивление. Либо Пьеру все изве-стно, либо он ничего не знает. Этот человек чем-то привлекал Жиля - в нем чувствовалась угловатая прямота и при этом, безусловно, ясный ум. Однако первые же слова "братика" при-вели Жиля в замешательство.
- Натали вас любит,- резко произнес он,- и я просто в от-чаянии.
Он проговорил это, отвернувшись, и Жиль на секунду усом-нился, правильно ли он его понял.
- Почему в отчаянии?
- Потому что вы не внушаете мне большого уважения, про-стите за откровенность.
Они говорили вполголоса - будто два врага уславливались в этой темной комнате о тайной неизбежной дуэли. У Жиля сильно забилось сердце.
- Почему вы меня не уважаете? Мы с вами едва знакомы.
- Натали вас любит, и вы, по вашим словам, любите ее. Что же она в таком случае здесь делает? Быть может, вы думаете, что она - мещаночка, привыкшая к любовным похождениям? Или, быть может, думаете, что ей легко сейчас жить бок о бок с Франсуа? Неужели вы так плохо ее знаете?
- Она решила подождать до конца лета...- начал было Жиль.
Пьер Лакур яростно взмахнул рукой.
- ...ничего она не решила. Она думает, что вы не уверены в себе, и не хочет принуждать вас. Вот и все. Уже целый месяц ее жизнь - сплошной компромисс, а ведь она всегда ненавидела половинчатость. И все это - из-за вас.
Жиль начал раздражаться. Господин Лакур, играя роль бла-городного брата, зашел слишком далеко.
- Не похоже, что я первое ее увлечение...
- Нет. Но ее первая страсть-безусловно. И я очень боюсь за Натали.
- Почему?
- Потому что вы слабый, безвольный эгоист...
- Все мужчины - эгоисты,- сухо заметил Жиль.
- Но не все мужчины так снисходительны к себе.
Теперь они готовы были броситься друг на друга. Жиль пы-тался взять себя в руки. Пьер, конечно, прав и вместе с тем не прав. Жиль глубоко вздохнул.
- А что бы вы сделали на моем месте?
- Я никогда не был бы на вашем месте: если бы я был не я, а кто-нибудь другой и Натали не была моей сестрой, я бы уже давно ее увез...
Он повысил голос, и Жиль улыбнулся.
- Господи, как же вы ее любите!..
- Я должен был вам это сказать, верно? Воцарилось молчание.
- Но я люблю ее,- тихо проговорил Жиль.
- Тогда позаботьтесь о ней.
Лицо Лакура уже не выражало гнева - наоборот, теперь оно было грустным и умоляющим, почти покорным, такое выражение Жиль уже видел у Натали. У него защемило сердце.
- Вы считаете, что я должен увезти ее? Завтра?
- Да,- ответил Лакур.- Как можно скорее. Она слишком несчастна.
Они пристально смотрели друг на друга. В трех шагах от них стоял веселый гул званого вечера Сильвенеров. Внезапно Жиль почувствовал себя не то лирическим, не то романтическим героем.
- Так я и сделаю,- сказал он.- И буду заботиться о ней. Он уже представлял себе, как пересекает бальный зал, хва-тает Натали за руку и, не говоря ни слова, проводит ее сквозь толпу потрясенных гостей... Настоящий девятнадцатый век! Го-лос Лакура вернул его к действительности:
- Сильвенер порядочный человек. Она должна прилично рас-статься с ним. Если вообще можно бросить человека прилично.
У Жиля промелькнуло воспоминание об Элоизе, и он ничего не ответил.
- Только никогда не забывайте, что Натали - цельная на-тура, цельная и страстная.
Лакур прошел мимо Жиля и исчез. Эти несколько минут раз-говора были похожи на сон. Если хорошенько поразмыслить, юноша, должно быть, не в своем уме. Зато Жилю все стало ясно. И, целуя перед уходом руку Натали, оставляя ее одну на верхней площадке лестницы рядом с мужем, в ее доме, он вдруг понял, что эта женщина, которую он считал своей, не может сейчас уйти вместе с ним, что она так же, как и он, в отчаянии. И в эту минуту он принял решение.
* ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ПАРИЖ. *
Глава первая
- Да что же, наконец случилось?
Они были в Париже, у него в квартире; Натали только что приехала, он ждал ее три дня, не получая никаких вестей. И вот она здесь и смотрит на него, растерянная, притихшая, словно ошеломленная каким-то ударом. Она поставила в передней свой чемодан, бросила пальто на стул; приехала она не предупредив, и казалось, вот-вот уедет обратно. Она даже не посмотрела квар-тиру, и это было довольно странно, потому что ей предстояло тут жить вместе с ним - ведь это решение они приняли на следую-щий день после вечера в ее лиможском доме, приняли в каком-то вдохновении глубокого счастья. Глубокого и мудрого. Жиль не знал, что счастью может быть свойственна непреклонная и нежная мудрость, требующая сделать то, что надо сделать. И все же Натали потребовала, чтобы он уехал раньше ее-ради при-личия, как она сказала,- и только через три дня, когда он просто уже с ума сходил от беспокойства, эта молчальница без преду-преждения явилась к нему. Он протянул к ней обе руки, усадил ее, налил ей вина, а она все молчала, не произносила ни слова.
- Да скажи же, что случилось?
- Ничего не случилось,-ответила она как будто с раздраже-нием.- Я объяснилась с Франсуа, поговорила с братом, он отвез меня на вокзал, я не успела тебя известить. В Париже я взяла такси - адрес у меня был...
- А если бы меня дома не оказалось?..
- Но ведь ты сказал, что будешь ждать.
И что-то новое во взгляде Натали - несомненно, воспомина-ние о неописуемо жестоких минутах - вдруг помогло ему понять, каким пустяком были, в сущности, его нервозность и это холостяц-кое ожидание. В конце концов, она порвала со всей своей прежней жизнью, а у него все свелось лишь к скуке ожидания. И сравни-вать нельзя: одно дело-перечитывать от тоски старые газеты, другое - заявить мужу, что больше не любишь его. Он накло-нился, поцеловал Натали в щеку.
- Как он к этому отнесся?
Она бросила на него удивленный взгляд:
- А что тебе до этого? Ты никогда не интересовался, как он себя ведет, когда я жила с ним вместе, верно? Тогда для чего же тебе понадобилось знать, как мы с ним расстались?
- Я только хотел спросить... не было ли это оскорбительно- для тебя, конечно...
- Ах, для меня? - переспросила она.- Но ведь я ушла от него к человеку, которого люблю. А он остался один, не так ли?
У Жиля мелькнула смутная, довольно циничная мысль: в ко-нечном счете брошенный муж куда больше в тягость с точки зре-ния эмоций, чем муж еще наличествующий. Натали, по-видимому, знобило. Жиль не мог согреть в своих ладонях ее холодные как лед руки; ему почему-то хотелось, чтобы она заплакала, чтобы все рассказала, доверилась ему целиком или бросилась в его объятия в порыве чувственной страсти, которую внезапно поро-ждает у любовников воспоминание о собственной жестокости в от-ношении третьего лица. Но ему было больно смотреть на эту дрожавшую от стыда и безгласную женщину.
- Тебе страшно,- сказал он.- Тебе тяжело. Давай посмот-рим мое обиталище.
С увлечением, совсем для него необычным, он "готовил" свой дом к приему Натали. Привратница все прибрала, он купил чаю, пачку бумажных салфеток, уйму цветов, сухариков и новую пластинку. Муж привратницы сменил перегоревшие лампочки, вклю-чил холодильник. Словом, Жиль думал о чем угодно, кроме стра-даний Натали. Вернее, он представлял их себе в некой театраль-ной форме, с разными перипетиями, бурными сценами и рыда-ниями - в общем, в виде событий "рассказуемых" и даже захва-тывающих. Но он не мог представить себе этого тихого отчаяния.
Она встала, машинально пошла следом за ним. В сущности, тут нечего было и смотреть, кроме спальни да ванной, облицован-ной деревянными панелями (эстетическое новшество Элоизы). Натали -вежливо и рассеянно осмотрела все достопримечатель-ности квартиры. Глядя на нее, никто бы не сказал, что она бу-дет спать в этой постели, вешать свою одежду в этот шкаф,- никто, даже сам Жиль. Его охватил панический страх. А что если она не решилась? Что, если она приехала сказать (сообщить в письме или по телефону-не в ее духе), да, приехала только для того, чтобы сказать, что она не может уйти к нему. И сразу же цветы, купленные им, широкая, уже разобранная для нее по-стель, наступающий сентябрь и предстоящие зимние месяцы, да и вся жизнь показались Жилю отвратительными, невыносимыми. Он взял Натали за руку, повернул к себе лицом.
