Жермена де Сталь - Коринна, или Италия
Она остановилась, испугавшись, что слишком много сказала.
– Нет, Коринна, нет! – подхватил Освальд. – Я не откажусь от этого луча счастья, который, быть может, послал мне с небес мой ангел-хранитель.
Глава четвертая
На другой день Освальд и Коринна отправились в странствие по Риму уже без прежней неловкости, с большим душевным спокойствием. Они чувствовали себя друзьями, которые путешествуют вместе, они начинали говорить о себе «мы». О, как нежно звучит это «мы» в любящих устах! Какое робкое и в то же время пылкое признание заключено в нем!
– Итак, мы сегодня едем на Капитолий! – заявила Коринна.
– Да, мы сегодня едем на Капитолий, – отозвался Освальд, и в этих простых словах он выразил все – столько мягкости и ласки было в его голосе!
– С высоты Капитолия – в его нынешнем виде – можно отлично рассмотреть семь римских холмов{43}, – сказала Коринна. – Потом мы их все обойдем: ведь каждый из них хранит исторические воспоминания.
Сперва Коринна и Освальд поехали по дороге, некогда названной «Священной»{44}, или «Триумфальной».
– Тут проезжала ваша колесница? – спросил Освальд.
– Да, – ответила Коринна. – Воображаю, в какое изумление привела моя колесница эту античную дорожную пыль!.. Правда, после гибели Римской республики столько преступлений оставили здесь свои следы, что почтение, какое внушала эта дорога, заметно уменьшилось.
Коринна велела кучеру подъехать к лестнице, ведущей на современный Капитолий. На древний Капитолий ход шел с Форума.
– Как бы мне хотелось, – промолвила Коринна, – чтобы это были те самые ступени, по которым поднимался Сципион, когда, посрамив своих клеветников, окруженный славой, он спешил в храм возблагодарить богов за одержанные им победы{45}. Впрочем, и новая лестница, и новый Капитолий выстроены из обломков древнего Капитолия, а мирный магистрат, нашедший здесь приют{46}, носит высокое имя Дворца римских сенаторов, – имя, перед которым некогда склонялась вся вселенная. Сохранились только имена, но они так приятны для слуха, в них столько древнего величия, что при одном их звуке душа наполняется каким-то отрадным волнением – чувством сладостным, хотя и смешанным с горестью. На днях я спросила у одной бедной женщины, встретившейся мне по дороге, где она живет. «На Тарпейской скале»{47}, – ответила она, и хоть эти слова утратили свой былой смысл, они и сейчас еще тревожат наше воображение.
Освальд и Коринна остановились у лестницы, чтобы рассмотреть двух базальтовых львов, лежащих по ее сторонам. Их привезли из Египта: египетские скульпторы ваяли с большим искусством фигуры животных, нежели людей. Капитолийские львы исполнены столь величавого спокойствия, что кажутся истинным воплощением умиротворенной силы.
A guisa di leon, quando si posa.
Dante[5]{48}
Неподалеку от этих львов стоит разбитая статуя, аллегорически изображающая Рим. Современные римляне не подумали, поместив ее здесь, что это превосходная эмблема нынешнего положения Рима. У этой статуи нет ни ног, ни головы, но уцелевший торс и складки одежды поражают и теперь своей античной красотой. На верху лестницы виднеются два гиганта, изображающие, как предполагают, Кастора и Поллукса{49}, далее – «трофеи Ма́рия»{50} и два мильных столба, служивших для обозначения границ римских владений, и, наконец, среди всех этих разнообразных памятников старины, на площади перед Капитолием, возвышается чудесная, проникнутая миром и покоем конная статуя Марка Аврелия. Таким образом, здесь представлены все эпохи: героические времена – Диоскурами{51}, республика – львами, гражданские войны – Марием, счастливый век императоров{52} – Марком Аврелием.
Справа и слева от нового Капитолия находятся две церкви, построенные на развалинах храмов Юпитера Феретрийского{53} и Юпитера Капитолийского. Перед входом в Капитолий находится водоем, украшенный фигурами двух речных божеств – Нила и Тибра – и Ромуловой волчицы. Имя Тибра в Риме не принято упоминать вскользь, словно речь идет о какой-то безвестной реке; римлянам доставляет большое удовольствие сказать с каким-то особым значением: «Поведите меня на берег Тибра, переправимся через Тибр». Когда произносят эти слова, то чудится, будто воскресла сама история и мертвые восстали из гробов. Если к Капитолию пройти с Форума, по правую руку останутся Мамертинские темницы{54}. Они были выстроены Анком Марцием{55} для обыкновенных преступников. Но Сервий Туллий{56} повелел соорудить там и подземные темницы – гораздо более страшные, – куда бросали государственных преступников, словно они не заслуживали уважения хотя бы уже потому, что в основе их заблуждений часто лежали благородные цели. В этих темницах погибли Югурта и Катилина{57}; по преданию, туда были заточены святые Петр и Павел. За Капитолием высится Тарпейская скала; у подножья ее мы сейчас видим госпиталь, носящий название «Утешение». Так и кажется, что суровый дух античности и кротость христианского вероучения, пройдя сквозь века, соединились здесь в Риме, чтобы, представ нашим взорам, дать нам пищу для размышлений.
Когда Освальд и Коринна поднялись на башню, венчающую Капитолий, она показала ему семь римских холмов. Рим первоначально располагался на вершине Палатинского холма; затем город распространился до стен Сервия Туллия{58}, замкнувших все семь холмов, а позднее – раскинулся до Аврелиановых стен{59}, и теперь еще огораживающих большую часть территории нынешней столицы Италии. Коринна припомнила по этому случаю стихи Тибулла и Проперция, прославляющие первые слабые ростки, давшие начало городу – будущему владыке мира. Если некогда весь Рим умещался на Палатинском холме, то позднее один лишь императорский дворец занял такое пространство, которого хватило бы раньше для всего римского народа. Один поэт Нероновской эпохи сочинил по этому поводу эпиграмму:
Рим станет царским дворцом.
Уходите в Вейи, квириты,
Если и Вейи уже этим не стали дворцом[6]{60}.
Семь холмов ныне стали неизмеримо ниже, чем в старину, когда они заслуживали свое название «крутых гор». Новый Рим расположен на сорок футов выше античного города. Долины между холмами с течением времени были засыпаны развалинами древних построек; но удивительнее всего то, что черепки разбитых ваз образовали два новых холма[7]. Этот прогресс или, вернее, обломок старой цивилизации являет собой точную картину нашей эпохи, когда горы сравниваются с долинами и постепенно стираются все прекрасные неровности, созданные природой как в нравственном, так и в физическом отношении.
Три другие холма[8], не включенные в число знаменитых семи, придают Риму весьма живописный вид; это, быть может, единственный в своем роде город, заключающий в себе огромное разнообразие великолепных панорам. Здесь мы находим поразительное смешение руин и величественных зданий, цветущих полей и пустырей. Рим можно рассматривать со всех сторон и всегда видеть удивительные картины с самых противоположных пунктов.
Освальд не мог наглядеться на следы античного Рима с той высоты, куда привела его Коринна. Чтение исторических книг, раздумья, которые они вызывают, не так воспламеняют воображение, как созерцание разбросанных камней и древних развалин, перемежающихся с новейшими постройками. Зрительные впечатления с могучей силой ложатся на душу: когда человек своими глазами видит римские руины, он проникается такой верой в существование древних римлян, словно сам жил в их времена. Знания, приобретенные из книг, носят рассудочный характер; непосредственное, живое познание, в котором большую роль играет наша фантазия, облекает в плоть и кровь наши представления и как бы приобщает нас самих к тому, с чем мы знакомы лишь понаслышке. Конечно, нам докучают современные дома, перемежающиеся с остатками античности; но какой-нибудь портик, стоящий рядом с убогой хижиной, колонны, меж которыми виднеются узкие церковные окна, гробница, ставшая убежищем для крестьянской семьи, – все это будит целый рой возвышенных и трогательных мыслей, приносит радость открытия, не дает угаснуть вспыхнувшему в нас интересу к древности. Все банально, все прозаично во внешнем облике большинства европейских городов; Рим даже больше любого из них являет собой грустную картину нищеты и упадка; но вот неожиданно мелькнет разбитая колонна, полустертый барельеф, обнажится несокрушимая кладка кирпичей, известная лишь древним зодчим, – и все это сразу заставляет вспомнить о вечной мощи человеческого гения, божественной искре, пылающей в нашей душе, о том, что надлежит неустанно разжигать ее в себе и других.
Форум, заключенный в столь тесное пространство, но видавший так много удивительного на своем веку, может служить разительным доказательством нравственного величия человека. Когда вселенная в последние времена римского господства была во власти бесславных правителей, протекали целые века, о которых история не сохранила почти никаких воспоминаний; но разве Форум, эта небольшая площадь – центр города, тогда еще очень ограниченного в своих размерах, обитатели которого сражались с соседями из-за клочка земли, – разве Форум не дышит воспоминаниями о лучших людях, живших когда-либо? Вечная слава, слава храбрым и свободным народам, к которым устремляются взоры потомства!
