Рене Фалле - Париж в августе. Убитый Моцарт
— Но что вы тут делаете, Пат?
— Я приехала из Рима. Все тот же фильм. Как только я решу все вопросы с французским продюсером, уеду отдыхать в Норвегию. Думаю, дней через десять.
— Питер пишет киносценарии. Это он написал «Бурный вечер», вы знаете?
— Нет, — пробурчал Анри.
Питер небрежно обнял Пат за шею. Она покраснела и поспешно высвободилась.
— Отпустите меня, Питер, — по-английски проговорила она.
— Почему? Этот француз влюблен в вас?
— Думаю, да.
— А вы?
— Он мне очень симпатичен.
— Извините.
— Я не хочу причинять ему боль.
— Отошлите его. Я приглашаю вас на ужин.
— Я его не отошлю.
— Хорошо, хорошо. Ничего. В таком случае я приглашаю вас обоих. Это вас устраивает?
— Я не хочу, чтобы он знал, что между нами что-то было. И не хочу также, чтобы он знал, что я работаю официанткой в баре на Пикадилли.
— Хорошо, Пат. Я не грубиян. К тому же, каким образом я мог бы ему все это рассказать?
— Если бы очень постарались, вы бы смогли. Дайте мне слово, Питер.
— Даю слово. Вы немного влюблены в него. Теперь я это знаю.
— Вы информированы лучше меня, Питер. Я же ничего не знаю.
Плантэн опустил голову, он помрачнел, все очарование исчезло, он был безразличен к этим непонятным фразам, порхавшим над его головой.
— Я оставлю вас, Пат, я не хочу быть невежливым, — вздохнул он.
Теперь уже наступила очередь Питера потерять интерес к разговору, которого он не понимал.
— Анри, я прошу вас остаться. Мы поужинаем вместе, втроем. Останьтесь.
— Это действительно необходимо?
— Я вас прошу.
— Вы прекрасно знаете, что я не могу вам ни в чем отказать.
— Спасибо, Анри…
Мягкость голоса Пат вызвала улыбку на губах Питера. Плантэн боролся с желанием покинуть их. Конечно, его самолюбие было бы удовлетворено, но как же быть с другой любовью? К тому же она хотела, чтобы он остался. Итак, он останется, жалея о том, что мир так тесен, проклиная этого спортивного красавчика, увенчанного лаврами сценариста. Ему показалось, что он, Плантэн, скромный, безликий, стал еще на десять сантиметров ниже ростом.
Они ужинали «У Фуке». Питер Байк ругал своего французского продюсера, единственного, кто сейчас, в августе, был здесь, а не в Сан-Тропезе.
— Иначе вы бы меня не встретили, — заметила Пат.
— Это правда. Я не джентльмен.
В этой шикарной обстановке тысяча и одной ночи Анри чувствовал себя хуже, чем кошка в лохани, полной воды, он полностью сосредоточился на своей тарелке и на незнакомом ему искусстве элегантного опустошения ее. Он даже не прислушивался к беседе англичан.
— Вы очень красивы, Пат. Я бы с удовольствием провел с вами ночь. Это вернуло бы нас на пять лет назад.
Она окинула его холодным взглядом:
— Питер, в Париже есть француженки. Если бы я была мужчиной, я бы не колебалась.
— Может быть, у меня вкус художника, — хихикнул он… прежде чем добавить со злобой: — Он не очень-то блестящий, ваш кавалер. С вами становится все сложнее, Пат.
— Да, Питер. Итак, у меня нет ни малейшего желания видеть вас в своей постели.
Он громко расхохотался:
— Не будем спорить, барменша моего сердца. А что вы сказали этому несчастному художнику?
— Что я манекенщица, позирую для журнала «Женщина и красота».
— Смешно, очень смешно!
Поскольку она выглядела очень печальной, он проявил великодушие:
— Я желаю вам счастья, Пат. Большого счастья. От всего сердца. За десертом я вас покину. Я остановился в отеле «Георг V», это на тот случай, если вы захотите увидеть меня. По-дружески, Пат, я вам обещаю. Потому что я вас очень люблю.
— Спасибо. Я живу в отеле «Мольер» на улице Мольера.
Озабоченная, Пат все же обратилась с какой-то французской фразой к Плантэну, который взглядом возблагодарил ее за страдания. Из вежливости Питер решил проявить интерес к этому ничем не примечательному французу.
— Пат, в Норвегии я буду ловить форель и лосося. Спросите его, не рыбак ли он.
— Анри, Питер спрашивает — вы не рыбак?
— Нет, конечно! — воскликнул Анри со священным ужасом, настолько преувеличенным, что его собеседники расхохотались.
— Питер едет в Норвегию ловить форель.
— Он может уезжать прямо сейчас, — пробурчал Анри.
Растроганная, она погладила его по руке. Этот жест не ускользнул от Питера, который небрежно заметил:
— Перед тем как уехать из Лондона, я случайно встретил Вильяма.
Несмотря ни на что, на этот раз Анри понял, что происходит что-то необычное. Пат внезапно сильно побледнела. Он обеспокоился.
— Что случилось, Пат?
— Ничего, ничего. Оставьте меня.
— Мы говорили о вас.
Она вздрогнула:
— Вы хотите сказать, Вильям говорил с вами обо мне?
— Нет. Я говорил с Вильямом о вас, это другое дело.
— Понимаю…
Вильям, Вильям… Анри различал на лету это имя, мужское имя. Она прошептала так тихо, что Питеру пришлось наклониться к ней:
— Он не хочет меня видеть, да?
Питер не ответил.
— Я ему все объясню… Он вернется. Это тот Вильям, которого я люблю. Никто другой. Все знают это, кроме него.
Теперь Питеру было уже неловко из-за чувства грусти, вызванного им с некоторым удовольствием, и он стал упорно смотреть в меню. Пат катала между пальцев хлебный мякиш, взгляд ее затуманился:
— Я забуду его. В каком-то смысле для этого я и приехала в Париж, Питер. Чтобы забыть его.
— Вы, однако, слишком сентиментальны.
— Я? Я тверда, как этот бокал.
— Бокал твердый, но он бьется.
— Я хочу вернуться в отель, Питер.
— Полагаю, француз вас проводит?
— Да.
— Он смотрит на меня, как собака, готовая защищать своего хозяина. Он меня укусит, этот придурок.
— Он стоит больше, чем вы все. По крайней мере, для него я — не официантка, которую можно заставить страдать, чтобы развлечься. Он великий художник, понимаете?
— Он не похож на богатого человека.
— Великие художники становятся богатыми только после своей смерти.
— Тогда он прекрасно бы сделал, если бы умер.
Они молча выпили чай. Расстроенный Плантэн последовал их примеру. На тротуаре они распрощались.
— Я иду искать француженку, Пат. Я пересплю с ней за ваше здоровье.
— До свидания, Питер. Может быть — до скорого.
— Разумеется. До свидания, мсье.
— Привет, — пробормотал Плантэн, протягивая вялую руку.
Пат и Анри удалились. Он очень осторожно держал ее за руку. Он чувствовал, что она ранена, растеряна, беззащитна. И шепнул:
— Пат… Кто такой Вильям? Вы его любите? Вы его по-прежнему любите?
Он вел себя как брат, как отец, он благородно жертвовал собой. Она грустно улыбнулась ему.
— Нет, Анри.
Но звездочки слез блестели в ее серых глазах. Он повел ее прочь от огней Елисейских полей. Они шли медленно, как больные, Пат прижималась щекой к плечу Анри.
— Поплачьте, Патрисия, вам будет легче, я уверен. Поплачьте. Я тоже, я… тоже немного вам друг.
— Да, Анри.
И она заплакала тихонько, как будто истекая кровью. Этот плач в темноте взволновал его и заставил любовь проникнуть в его грудь глубже и дальше, чем удар сабли.
— Плачь, моя милая Пат, моя дорогая, плачь. Он прижал ее к себе — легкую и тяжелую, теплую и застывшую. Это продолжалось долго. Потом они сели на скамейку около площади Согласия. Она шмыгнула носом, высморкалась, припудрила лицо.
— Я ужасно выгляжу, Анри, я увэрена.
— Ты никогда не была такой красивой.
— Вы смеетесь надо мной?
— Ты самая красивая девушка.
— Я не такая красивая, как француженки.
— Самая красивая девушка на свете.
Она немного повеселела.
Перед отелем «Мольер» он вздохнул.
— Я увижу вас еще, Пат?
Она возмутилась, и это вызвало у Плантэна огромную радость.
— Приходите завтра. Конечно. Вы мой друг. Единственный друг. Приходите так же, как сегодня, утром.
— Я не могу. Я смогу прийти только в семь часов вечера.
— Почему?
— Вам будет стыдно за меня, но я даю уроки рисования.
— Почему — стыдно за вас? Я тоже работаю, в Лондоне, — тихонько сказала она с горечью. — Хорошо, я жду вас в семь.
— Ладно… Спокойной ночи, Пат.
— Спокойной ночи, Анри.
Сейчас он уйдет. Она собралась позвонить в дверь. Но опустила руку. Подошла к Анри, прижалась к нему.
— Поцелуйте меня, Анри.
Потеряв голову, он поцеловал ее прямо в губы, в прекрасный рот, прижимая к себе так сильно, что они походили на молчаливых борцов в ночи.
Она стонала, как белый голубь на крыше. Улицы кружились перед их закрытыми глазами.
Наконец Пат оттолкнула его. Она дрожала.
— Теперь уходите. Не надо. Не надо. Уходите.
Он не двигался.
Она вернулась к отелю, войдя в полосу света из темноты. Открыла дверь и сказала, обернувшись:
