Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами
- Но, вроде бы Федюшка наш идет?- вслух сказала она сама себе и, осторожно ступая, спустилась навстречу.- Так и знала, так и знала, не зря кошка с утра умывается… Идите, идите, дитятки…
Федя подошел, поздоровался. Илья чуть поотстал и остановился у изгороди. Бабушка любовно гладила внука по руке:
- Слава богу, живой, здоровый, эва, как вымахал, и так на деда похож стал, на покойного… Федюшко, внучёк…
- Глаза у бабушки повлажнели.- Экую даль живёте, и не повидаться, когда захочешь… Как дома? Все ли живы здоровы?
- Здоровы, бабушка, здоровы все. Кланяются вам.
Из дома вышла тетя Настя, ласково позвала:
- С верховьев Ижмы гости прибыли… входите, входите, мама, приглашай гостей…
Илья молча наблюдал встречу родных и чувствовал какое-то особенное тепло вокруг себя, сердечное тепло людей, благорасположенных друг к другу, живущих простой и честной жизнью. Вслед за матерью на крыльцо высыпали двоюродные сестры и братья Феди, закружились вокруг, загомонили.
- Мама, пока мы на стол собираем, может, Федя с товарищем после дальней-то дороги в баню пойдут? Жару еще много осталось,- предложила тетя Настя.
- А и освежитесь, Федюшко,- поддержала ее бабушка.
- Вот хорошо, комарье нас порядком покусало…
- Тогда я мигом свежего белья скалкой покатаю. А может, сначала покушаете с дороги?
- Спасибо, мы еще не проголодались, бабушка.
- Гриша, отнеси в баню пару ведер холодной воды,- приказала тетя Настя сыну.
Федя представил родным Илью и протянул бабушке короб с хариусами:
- Вот, по реке спускались, дак напрыгало в лодку… Пока отпаривали в бане комариные укусы, Илья спросил Федю:
- Тут как будем, Федя, снова мне заикаться? Или другое что придумаем?
- Не надо, Илья. Скажу, что на Чердынь пробиваешься.
- А почему, зачем?
- Да мало ли. Надо человеку - вот и идет. Не скажешь сам, не станут допытывать. А дяде Дмитрию я немножко расскажу, чтобы по селу лишнего не болтали. Тут и староста, и урядник, и становой пристав…
Так и договорились. После ужина их уложили, как братьев,- на одну широкую деревянную кровать в маленькой летней комнатке.
С той минуты, как заключенный Туланов узнал, что начальником у них старший майор Гурий Илья Яковлевич, он несколько раз вспоминал эту летнюю прохладную комнатку в доме бабушки и широкую деревянную кровать, на которой они, по-братски, спали после длинного пути по тайге и рекам: он и Илья. Тогда еще просто - Илья. Без званий, без отчества. Разве брата зовет брат - по отчеству?
После бани спалось долго и вкусно. Спали бы еще, да бабушка разбудила:
- Вставайте, дитятки, обедать пора. День-то сегодня какой… Федюшко, Троица нынче, большой праздник, надень вот, я принесла, это от деда осталось. Он ведь тоже большой был да сильный…
Она поставила рядом с кроватью кожаные блестящие сапоги, повесила на стул кумачовую рубаху и пестрядинные, в полоску, штаны. Феде вдруг стало как-то зябко внутри и горло сдавило спазмой - с такою силой охватило его глубокое родственное чувство и к бабушке, и к умершему деду, который, молодым, выходил на люди вот в этой самой одежде.
Умылись. Приоделись. Илья поверх голубой рубашки опоясался ремнем, расчесал гребешком густые черные волосы, усы, а наметившуюся бороду погладил рукой и рассмеялся:
- Подумай, Федя, уже не колется. Еще полмесяца - и стану я бородатым дедом.
- Молод для деда,- улыбнулся Федя.- И глаза и лицо - все молодое…
А когда Федя переоделся в праздничное да подпоясался плетеным пояском с кисточками, Илья широко и радостно открыл глаза:
- Ух ты! Словно из сказки удалой молодец!
Федя и сам чувствовал, как ладно выглядит, но от слов Ильи покраснел, не привык, чтобы мужчина вот так, восторженно, хвалил.
- Пойдем обедать, Илья, ждут нас. Им навстречу вышел в черной сатиновой рубахе дядя Дмитрий, родной брат Фединой мамы.
- Но, здравствуйте. Вчера не застал вас, рано легли с устатку, уж сегодня поздороваемся,- и он пожал им обоим руки,
За столом все были одеты празднично, и взрослые и дети. Светло-зелёное, ярко красное, малиновое, голубое, ослепительно-желтое, с вышивкой, с оборками, нарочитыми складками, - все краски праздника светились в большой комнате, где вокруг громадного стола, на скамьях, венских стульях и широком деревянном диване сидела Федина родня.
Дядя Дмитрий из старинной медной ендовы с носиком налил полный стакан светло-коричневого солодового пива и подал с поклоном бабушке:
- Отведай, матушка, да скажи, годится ли младшим кушать.
Бабушка поднесла стакан к губам, бережно отпила чуток, склонив голову набок, почмокала, пробуя первый вкус, потом отпила полстакана.
- С богом, детушки, съедобно. Сама ставила, своего хулить не станешь… И улыбнулась смущенно, возвращая стакан сыну. Тот наполнил еще раз и подал тете Насте.
- Что ты скажешь, Настена? Настя только-только пригубила:
- То же скажу: мама варила, невкусно не бывает.
- Теперь мой черед,- серьезно сказал дядя Дмитрий и опустошил стакан, крякнул, вытер усы и бороду:- Славно, славно.
Затем он протянул стакан Илье:
- Пожалуй, Илья, не знаю вот по отчеству…
- Яковлевич,- подсказал Федя.
- Илья Яковлевич, отведай нашего пива, дальний гость.
Илья отведал и похвалил. Федя отказался:
- Не стану сейчас и пробовать, опьянею, боюсь. А мне надо к Якову Андреичу идти, отец две шкурки дал, куньих, продать нужно.
- Но, в праздничный-то день? А может, на завтра отложишь?
- Завтра обратно надо, домой. Дел много, отец ждет.
- Да и что ж что праздник,- рассудительно сказал дядя Дмитрий.- Купец своего барыша и в праздник не упустит. Яков допьяна не напивается, а и выпьет - ума не пропивает. Но ведь обманет, прохвост. Тем более летом. За бесценок возьмет.
- А я ему не поддамся,- пообещал Федя.
- Сходи, сходи, коль невтерпеж, наш Яков всем хорош, и много у Якова товару всякого, но боле всего хитрости да жадности, обманет, да еще и руку пожмет, благодетель наш, бог ему судья…- рассмеялся дядя Дмитрий.
Илья промолчал, хотя Федя ждал с его стороны каких-то слов. Обедали. Жирный мясной суп, кулебяки, пшенная каша с маслом, да еще шаньги с творогом, со сметаной, с крупой. Вроде сыт уже, сыт, дальше некуда, а тут еще кисель! Федя украдкой посматривал на Илью, тот отказался от второго стакана пива, но в остальном безотказно дошел до киселя и каждое блюдо похваливал или спрашивал, как такое готовят, и, видно было, вопросы его и похвалы приятны бабушке. Уф, кончили есть. Илья встал и поклонился бабушке отдельно и тете Насте отдельно:
- Спасибо вам, хозяюшки, все вкусно было очень. Но - не перекрестился. Даже на иконы не глянул. И Федя увидел, как поразило это бабушку: как это может быть, чтобы человек благодарил с поклонами, а перекреститься не догадался. Все ведь от бога, все от него, ему и благодарность главная, душевная. Она ничего не сказала, только губы сжала плотнее. Поэтому Федя, когда встал, сначала один раз перекрестился и поклонился - за себя, потом второй раз перекрестился и поклонился иконе - как бы за Илью. Чтобы бабушке не обидно было за бога…Вышли охладиться на вольный воздух. Дядя Дмитрий сказал:
- Мне бы и самому надо к Якову, ой как надо. Старое ружье спортилось, новое придется покупать. Но без денег вот как не хочется к купцу идти, на должника он пуще других жмет… Так и тяну со дня на день. А осенью деваться некуда, придется кланяться.
- А что с ружьем?- спросил Илья.
- Курок не взводится. Видать, пружина сломалась. Починить у нас некому. Если что по дереву - тут умельцев пруд пруди. А по железу - никого нету. Лесная сторона…
Дядя Дмитрий вздохнул.
- Вы принесите, я посмотрю,- сказал Илья. У дяди Дмитрия глаза зажглись надеждой:
- Может, когда имел дело? А правда, посмотри, мил человек.- Он быстро поднялся в сени и вынес оттуда длинноствольную пистонку.- Вот видишь, курок болтается. А пистонка что надо, хорошо попадал…
Илья взял ружье, потрогал курок, приложив ухо к замку.
- Надо замок разобрать и взглянуть. Есть ли у вас какие инструменты? - обратился он к Дмитрию. Тот развел руками:
- По дереву если- всё есть. А по железу… Пойду, поищу.
Вернулся дядя Дмитрий с берестяной коробкой.
- Вот всё, что есть.
Илья порылся в коробке, вытащил оттуда молоток, клещи, напильник, несколько крупных гвоздей. Затем попросил топор и чурку. Топор он с силой вогнал в чурку, получилось подобие наковальни. Илья сел на лавку и установил чурку промеж ног. Выбрал самый большой гвоздь. Сначала загнул шляпку, затем стал орудовать напильником.
- Вот, сделаем отвертку из гвоздя, потом будем смотреть что там стряслось.
- Но, конечно,- взволнованно сказал дядя Дмитрий.- Схожу за ендовой, коли такое дело…
- Не надо, спасибо,- отказался Илья.- От пива голова моя угорает, так уж устроена.
- Квасу, может?- Очень хотелось Дмитрию чем-нибудь угодить мастеру: а вдруг да сделает годной старую пистонку - это ж от какого расхода избавит! Да что от расхода, главное, от унижения избавит перед купцом, перед Яковом Андреичем, у которого ружье купить Дмитрий может только в долг.
