Андреа Грилль - Полезное с прекрасным
Зверек подходит ближе. Человек ставит пластмассовую коробочку с едой в сумку и, затаив дыхание, ждет. Зверек начинает обнюхивать рыбу, и тут человек бросается, хватает его… Застегивает молнию. Из сумки доносится злобное шипение.
* * *Тише, тише! Нельзя спешить, нельзя идти слишком быстро. Как бы не упустить чего-нибудь. Снова включаем сигнализацию. Коды, комбинации цифр. Все пусть будет таким, как до его прихода. Перчатки пока не снимать. Медленно ретироваться по дорожке, где эму.
На широкой улице за воротами зоопарка сразу попадаешь в другой мир: другие звуки, другие запахи. Там совершенно другое ощущение. Ощущение пустоты. И нет такси, в котором должен его ждать Фиат.
А не пора ли предоставить слово мусангу? Может быть, стоило бы послушать, как эта ситуация видится ему? Что он чувствует, сидя в душной и тесной тряпичной сумке? Впрочем, паникой охвачен не только зверек в сумке, но и тот, кто сумку несет. Уже пятнадцать минут Финценс ходит взад-вперед по улице, прислушивается к беспокойной возне пленника, к странным звукам, которые тот издает. Он беспокоится, как бы зверек не задохнулся, если еще долго просидит в сумке, и в то же время боится, как бы не раскрылась молния и не удрала добыча.
Да где же Фиат? Уж не вздумал ли надуть его, как в тот раз, когда утащил банковскую карточку и профукал в казино все деньги? Или попал в какую-нибудь передрягу?
Четыре часа утра, в это время суток все живые существа слабы и беспомощны, в это время совершаются нападения и защита бессильна. Маленький представитель южноиндийской фауны копошится в тряпичной сумке, оттягивающей руку Финценса, а сообщник заставляет себя ждать, и где? — на месте преступления! Никого. Тишина. Ни такси, никаких машин не видать, сколько ни смотри. Фиат… А кто он вообще такой? Финценс его почти не знает. Полгода прожили в одной квартире — это же ерунда. Люди, бывает, полжизни живут вместе, а друг друга так и не знают.
Наконец-то! Такси, подъехав, останавливается прямо перед Финценсем. Фиат, обняв за плечи, усаживает Финценса на заднее сиденье и с театральным вздохом опускается рядом.
— Ф-фу, дело сделано. Он наш, — Фиат улыбается шоферу. Финценс сверлит приятеля взглядом: неужели он..?
Фиат меж тем снова заговаривает с водителем:
— Подумать только, в какие места его заносит! Не знай я его как облупленного, так уже, наверное, сорок раз спятил бы от таких переживаний. — Фиат стискивает запястье Финценса, как бы упрашивая: молчи, молчи, молчи…
«Мне кажется, когда целый день только и делаешь что блюдешь тишину, есть риск потом, в самый неподходящий момент вдруг разговориться», — объяснил Фиат позже, когда Финценс поинтересовался, что, собственно, означало это странное поведение и железная хватка, внезапно стиснувшая его руку.
Разговорчивым становится тот, кому на самом деле не дан дар речи. В сумке не прекращается возня. Таксист знай себе болтает о Париже, как он там жил-поживал с видом на Сену. И как он скучает по прекрасному городу, который не идет ни в какое сравнение с этим городишкой, хотя тут есть современная архитектура. Нет, Париж неподражаем. Красивейший из всех городов мира. Вот он, шофер, когда-то считал, будто самый красивый город на свете — Зальцбург, но после Парижа он так не думает. Все дело в атмосфере, а куда уж тут Зальцбургу, хотя, конечно, воздух в Зальцбурге чистый… Чистота — что чистота? Это вам не атмосфера… — Таксист притормаживает перед светофором, — даже ночью их не отключают, вот и теперь загорелся красный. Таксист оправдывается, мол, лучше не рисковать, со здешней полицией шутки плохи, и оборачивается назад:
— Отберут права, ищи потом ветра в поле. Подождем. Вы же не спешите?
— Вообще-то хотелось бы побыстрей доехать, моему коллеге нехорошо.
Поймав выразительный — не замеченный таксистом — взгляд Фиата, Финценс принимается хрипеть и кашлять. Таксист ни в коем случае не должен услышать мяуканье, которое становится все громче.
— Что? В чем дело? — Приветливости таксиста как не бывало. — Вы загадите мне салон! Можете вы прийти в норму или нет?
— Да-да, не беспокойтесь, — отвечает вместо Финценса Фиат. А Финценс низко наклоняется к сумке, которую держит у себя на коленях, — таксист не должен заметить, что в сумке кто-то рыпается. Зверька, должно быть, укачало в машине. Уже слышно, что его там, в сумке, рвет. Слышит и таксист.
— Эй, вы, я же предупредил! А ну живо, выходите из машины! — Он резко тормозит у тротуара. — Не надо мне денег, я не зверюга какой, чтобы с вас деньги брать. Но дальше не повезу, выходите, господа хорошие, приехали! — Так как оба приятеля сидят как сидели, таксист выскакивает из машины, рывком распахивает дверцу и, схватив за плечо, выволакивает наружу Финценса. — Не обижайтесь, что так грубо с вами обращаюсь, но я на дух не выношу блюющих пассажиров. Вы мне обивку изгадите и весь салон, а значит, работы не будет несколько недель, — убытки такие, все равно что новую машину брать, если с вами случится эта неприятность.
И вот они вдвоем стоят на дороге как оплеванные. До города довольно далеко.
Финценс теребит молнию сумки.
— Не открывай! Не хватает еще, чтобы он удрал! Несчастный звереныш… Он же окочурится от страха. Директриса однажды сказала, у них в зоопарке такое часто бывает. Заберут к себе животное, у которого, например, какая-нибудь неопасная царапина, а вскоре оно глядишь и околело. От страха. Это случается даже с животными, которые родились и выросли в зоопарке. А наш-то в джунглях был пойман. Он в зоопарке всего два года, директриса говорит.
— Брось, волков бояться — в лес не ходить.
— Не трогай молнию, тебе говорят!
— Что будем делать? Половина четвертого…
— Придется идти пешком.
— А ты представляешь, сколько отсюда до города?
— Часа два с половиной ходу.
— Откуда ты знаешь?
— Ходил однажды. Возникли небольшие разногласия с одним типом, с которым ехали вместе на машине.
— Я не пойду!
— Вариант: сидеть тут и ждать, когда рассветет. И начнут ходить автобусы. До автобусной остановки отсюда метров двести.
— Ты это всерьез про автобус? Ждать? Мы совершили уголовное преступление! Грабеж!
13. Mongensis
Произрастает во влажных вечнозеленых лесах, на высоте 1100–1400 метров над уровнем моря, распространен в Танзании, в восточных районах Узамбара (Восточная Африка) и в северном Удзунгве. Вид редкий, поскольку территория его распространения весьма ограничена.
— Заблудились?
Два друга стоят на перекрестке, со всех сторон желтыми глазами мигают светофоры… Желтый — черный, желтый… И вдруг откуда ни возьмись женщина, как из-под земли выросла рядом с Финценсем и его сумкой. Заговорила с ними — и опять вокруг тишина. Изредка на асфальт падает листок с дерева. И слышишь, как он падает. У деревьев, несмотря на жару, все-таки началась осень, хотя ночь по-летнему теплая. Женщина молода. На ней яркая, броская блузка — золотого цвета, с блестками у выреза, на рукавах и внизу. Блузка ей идет, в тон с цветом волос, рассеянно думает Фиат. Он рад ее появлению, хотя должно быть наоборот.
— Может, вам нужна помощь? Ищете кого-то? Адрес есть?
Финценс окидывает ее строгим взглядом, как будто перед ним туристка, громко заговорившая в кафедральном соборе. У нее много вещей: за спиной рюкзак, с виду тяжелый, и две больших сумки, обе с очень длинными ручками. Наверное, когда она идет, сумки шаркают по земле. Она высокого роста, но сумки такие здоровенные, что женщина кажется миниатюрной. Блузка золотая, а темные брюки самые простецкие.
И чего она сейчас, ночью, таскает с собой эти котомки? Может, работает в ночную смену? Вагоновожатая? Сменщица с бензоколонки?
— Я живу здесь неподалеку, — говорит она. Хорошо знаю район, могу вам помочь.
— Мы тоже неподалеку живем, а сейчас, так сказать, идем домой. Район мы тоже хорошо знаем.
— Вот оно что. Мне-то показалось, таксист высадил вас, хотя вам не хотелось выходить.
— Нет-нет. Спасибо вам за отзывчивость. Но никакой помощи не требуется. Все в порядке.
Финценс, дернув подбородком, показывает Фиату, мол, хватит стоять тут как в витрине, и сообразив, куда идти, делает несколько решительных шагов. Женщина не отступает:
— Вы можете доехать на ночном автобусе. Расписание знаете? Остановка на этой улице, метров двести отсюда.
И чем настырней безмолвные призывы Финценса уйти, наконец, с перекрестка, тем упрямей игнорирует Фиат его мимику. Он видит только симпатичную женщину, которая хочет им помочь.
Фиат спешит поддержать разговор:
— Мой друг любит пешие прогулки. Это он попросил таксиста высадить нас тут. В машине ему стало душно.
— Вот оно что. — Она ставит на землю свои сумки и смотрит в лицо Фиата. — А мне показалось, что он выкинул вас из машины. — Она вздергивает бровь. Брови у нее уголками, отмечает про себя Фиат, от этого даже как-то не по себе, можно подумать — наклеенные. Словно желая доказать обратное, она крепко потирает лоб ладонью. При подобном обращении фальшивые брови отклеились бы… А глаза серые. Она видит меня насквозь, думает Фиат, и ему это приятно.
