Дэвид Блидин - Банк
Где же спрятать камеру в надежде получить бесценный кадр? За папоротником в вазоне, стоящем в углу? Или над проекционной установкой, которой никто не умеет пользоваться, даже айтишники? В коридоре послышались приближающиеся шаги. Оставалось максимум шесть секунд. Включив камеру, я наскоро пристроил ее на шкаф напротив большого стола и юркнул в него буквально в ту самую секунду, когда дверь распахнулась. Я тяжело дышал, кровь кипела от адреналина, меня охватил дурацкий восторг от новой роли гнусного папарацци, притаившегося в шкафу. Стиснутый между башней из банок кока-колы и коробками бесплатных сувениров: зонтиков, ветровок, мятных пастилок с логотипами Банка, вытисненными на упаковках, — всем, что состряпал отдел маркетинга, чтобы оправдать свое существование, я услышал, как дверь за вошедшими закрылась.
— О да… О черт… — Послышался низкий мужской голос, а за ним громкий сосущий всчмок.
У шкафа были дверцы-жалюзи с планками, направленными наружу и вниз, поэтому кое-что можно было увидеть, приплюснув нос. Подглядывая сквозь щели, я получил вполне приличный обзор двух темных фигур, копошившихся на другом конце комнаты.
— Я хочу взглянуть на тебя, детка.
Зажегся свет. Прелюдия у них явно планировалась укороченная: Воплощенный Секс лежала на столе, разведя ноги, Блудный Сын, стоявший напротив, резко задрал ей юбку, и красавица издала страстный грудной стон, исходивший, казалось, из самых глубин ее существа.
О Господи!
О черт!!
Огромная зависть поднялась девятым валом, словно рвущийся наружу волосяной шар[24], ибо звуки, исходившие от совокупляющейся парочки, меньше всего напоминали человеческие — этакая какофония из чавкающих укусов, стонов и животного рычания — хоть озвучивай пиршество каннибалов, разрывающих сочную плоть беспечных пилигримов. Я счел за лучшее закрыть глаза, твердо решив не травмировать себя увиденным. Так, настраиваемся на дзеновский лад: бамбук, колышемый легким бризом, каллиграфическое письмо на тончайшей рисовой бумаге, лепестки лотоса, трепещущие над поверхностью пруда с толстыми золотыми рыбками…
Внезапно глаза открылись сами собой и жадно уставились на открывшееся взору зрелище: Блудный Сын, стоя у края стола заседаний в расстегнутой рубашке, обнажавшей рельефные мышцы груди и живота, резко контрастировавшие с моей недавно развившейся дряблостью, энергично овладевал сияющим телом безупречного образца человеческой породы, томно раскинувшимся перед ним. В горле сразу пересохло, и задышал я почему-то прерывисто, с присвистом. И естественно, где не надо, горячо запульсировало и напряглось. Ненавижу себя за это.
Это просто неправильно, вот и все. Держишься тут изо всех сил за юношеский идеализм, за праведную веру в однородную конкурентную среду, считая, что красавица вроде Воплощенного Секса действительно недоступна, засыпает в обнимку с плюшевым мишкой и сохнет по какому-нибудь болвану, сидящему впереди нее на дополнительных уроках по алгебре. Затем жизнь вот так прикладывает тебя физиономией о шкаф, и вся система взглядов разлетается в щепки.
— Твой жених хорошо тебя трахает, а? Берет тебя прямо на столе заседаний? — хрипло выдыхал Блудный Сын.
Воплощенный Секс только поскуливала.
— Русский мозгляк с комариным хреном доставляет тебе столько удовольствия, а?
— Не-е-е-е-ет, — простонала она.
Блудный Сын хохотнул, стирая пот со лба.
— Правильно, детка. Здесь я вне конкуренции.
Мне оставалось лишь смотреть на этот спектакль. Я страстно желал какого-нибудь облома, способного притупить остроту моей реакции, — например, Блудный Сын слишком быстро кончит, или Воплощенный Секс внезапно устыдится своей неверности и отпихнет партнера. Пусть даже Блудный Сын приложится лбом о панель управления видеоконференции или Воплощенный Секс сверзнется со стола на пол, все, что угодно, лишь бы испортить бессовестно острое наслаждение, которое они доставляли друг другу.
— О-о, это божественно…
Блудный Сын мягко вскочил на стол и передвинул Воплощенный Секс к краю, так что она наполовину свесилась над полом. Превосходная позиция — с моей точки зрения и наблюдательного пункта. Я любовался открывшимися мне торчащими грудями, и тут до меня дошло: красавица оказалась в каких-нибудь десяти дюймах от видеокамеры! Она открыла глаза. Сейчас заметит…
Ну что за непруха, что ж за невезение такое!..
Воплощенный Секс выдохнула:
— Я сейчас кончу.
Блудный Сын ничего не ответил, сосредоточив всю энергию на том, чтобы вывести партнершу за грань — не только в переносном, но и в буквальном смысле, ибо верхняя половина ее тела с акробатической ловкостью балансировала в воздухе, причем голова находилась в шести дюймах от видеокамеры. Господи, она могла протянуть руку и коснуться ее!
Дыхание парочки стало прерывистым и неровным, как у астматиков, и не могу сказать, что мой организм остался безразличным к их приближающемуся оргазму. Под паутиной рациональных мыслей — искренний страх быть пойманным на месте преступления, душившая меня зависть, горечь потери наивных идеалов — существовал бесспорный физический аспект стального бруса в моих штанах. Я кожей чувствовал, как они балансируют на грани оргазма, и наконец любовники вошли в царство односложного общения:
— О-о-о-о-о!
— Да!
— Боже!
— Черт!
— А-а-а-а!
— Да-а-а-а!
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-ах!
— Ч-ч-ч-ч-ч-че-е-е-ерт!
— А-а-а!
— О-о-о!
— Да-а-а!
— М-м-м-м!
— Ах-х-х!
— Боже!
Болезненно эротические шестьдесят секунд истекли, и, слава Богу, пытка закончилась. Воплощенный Секс лежала на столе с закрытыми глазами, наполовину свесившись через край, пока Блудный Сын рывком не усадил партнершу. Я был настолько эмоционально оглушен, что даже не испытал облегчения, когда риск обнаружения видеокамеры миновал. Посткоитальные ласки, как и прелюдия, оказались весьма куцыми: партнеры просто слезли со стола и молча оделись, а через пару минут вышли и закрыли за собой дверь. Брутальное животное спаривание, иначе не назовешь. Чертов везучий ублюдок! Вытеревшись ветровкой с логотипом Банка, я взял камеру и поспешил вниз.
Пессимист проворно захлопнул за мной дверь, коршуном выхватил камеру у меня из рук и попытался включить режим немедленного просмотра. Он успел позвать Клайда и Юного Почтальона; такими взбудораженными я их еще никогда не видел. Клайд хлопнул меня по плечу:
— Отличная работа, приятель!
Левое веко Юного Почтальона дергалось как сумасшедшее, но он ухмылялся во весь рот, как пацан, нашедший порножурналы старшего брата.
— Поздравляю, друг!
Я не мог разговаривать с ними в эту минуту, лишь выдавил слабую улыбку. Пессимист поднял глаза от видеокамеры, заметил наконец выражение моего лица и выдохнул:
— Елки-палки, ты все видел от начала до конца?
— Не смог выбраться вовремя, — сказал я, смущенно пожав плечами.
— Че-е-е-ерт… Это болезненно, я понимаю. Мне правда очень жаль, Мямлик.
— Да ладно…
— Считай это маленькой жертвой на благо твоего корпоративного существования. И нашего тоже.
Пессимист включил повтор, и потянулось неловкое молчание, пока он с болезненной гримасой не опустил видеокамеру.
— Блин, ужас какой… То есть это прекрасно, классное документальное кино. Воплощенный Секс, можно сказать, вышла крупным планом, но это все равно ужасно.
Я снова повел плечом. Пессимист сурово посмотрел на меня и протянул руку. Рукопожатие получилось жестким.
— Ты хорошо послужил своей стране, сынок.
Следующие несколько дней в отделе ощутимо витало чувство одержанной виктории. Пессимист пребывал в особенно хорошем настроении: насвистывал в туалете, ржал над последними экономическими показателями «Уолл-стрит джорнэл» и даже угостил меня капуччино, что говорит о многом, ибо он скупердяй, каких мало. Впору было переименовывать его в Вечного Оптимиста, хотя это не совсем соответствовало истине.
Экскурсии в «Старбакс» участились: минимум дважды в день мы спускались в кафе еще раз обсудить наш маленький кинопроект, радостно потирая руки, ибо клип монтировал не кто иной, как наш Старче. А вот нечего было выделываться, скажу я вам. Когда мы сидели в кабинете, сокрушаясь, что ни один из нас ни ухом ни рылом в монтаже цифровой видеосъемки, Стар, не подумав, ляпнул, что на последнем курсе полсеместра посещал кинокласс. Пессимист немедленно пригрозил грохнуть любовно составленную Старом библиотеку вижуал-бейсиковских макросов, если он откажется помочь, и парень капитулировал с условием, что мы никому никогда не откроем правду о его участии. Мы поклялись нерушимой клятвой, сцепившись и покачав согнутыми мизинцами, и Стар стал нашим.
Войдя в офис через неделю, я застал Пессимиста и Юного Почтальона возле компьютера Стара.
