Эрих Мария Ремарк - На обратном пути
– Не надо меня тут угощать.
– Э-э, – шумит Тьяден, – мог бы мне отдать! – И подбирает пальцами то, что еще можно спасти. Немного.
Пивная постепенно пустеет.
– Закрываемся, – кричит Зелиг, опуская ставни.
Мы встаем.
– Ну что, Фердинанд? – спрашиваю я.
Тот качает головой. У него раздрай. Этот подавала за стойкой – не тот Зелиг.
Трактирщик открывает нам дверь.
– До свидания, господа, приятного вечера.
– Господа, – усмехается Тьяден. – Господа… Раньше он говорил «свиньи»…
Козоле уже почти переступил порог, как вдруг случайно его взгляд падает на ноги Зелига – в хорошо знакомых обмотках. И брюки те же, с лампасами, военного покроя. Сверху он трактирщик, а внизу еще фельдфебель. Это меняет дело.
Фердинанд резко разворачивается. Зелиг пятится назад. Козоле прет на него.
– Эй, ты, – рычит он. – Шрёдер! Шрёдер! Шрёдер! Помнишь, скотина, черт проклятый? Сейчас ты получишь за Шрёдера! Привет тебе из братской могилы.
Он наносит удар. Трактирщик падает, быстро встает, отпрыгивает к стойке и хватает деревянный молоток. Он попадает Козоле по плечу и в лицо. Но внезапно озверевший Фердинанд и не думает уклоняться. Он прикладывает Зелига головой к стойке, так что звенит посуда, и открывает все краны.
– Давай, лакай, козел ромовый! Сейчас ты у меня задохнешься, захлебнешься своим пойлом! – шипит он.
Пиво заливается Зелигу за ворот и через рубашку попадает в штаны, они тут же надуваются воздушным шариком. Бывший фельдюк воет от ярости, потому что сегодня трудно достать такое хорошее пиво. Наконец ему удается вырваться, схватить кружку и нанести Козоле удар снизу, в подбородок. Вилли, стоя у входа, с интересом наблюдает происходящее:
– Неправильно, – комментирует он. – Головой надо бить, а потом сразу подрубать колени.
Мы не вмешиваемся. Это дело Козоле. Даже если его поколотят, никто из нас не имеет права помогать. Мы тут только для того, чтобы дать отпор другим, коли захотят подсобить Зелигу. Но никто и не собирается, потому что Тьяден в двух словах разъяснил ситуацию.
Лицо у Фердинанда здорово кровит, он в конце концов по-настоящему заводится и быстро расправляется с Зелигом. Одним ударом в кадык валит его на пол, ругаясь на чем свет стоит, пару раз припечатывает башкой к полу и на этом успокаивается.
Мы уходим. Лина, желтая, как сыр, стоит над харкающим хозяином.
– Отвезли бы вы его в больницу! – кричит напоследок Вилли. – Это на пару недель. Но бывает и хуже!
На улице Козоле отводит дух и улыбается, как ребенок. Шрёдер отомщен.
– Зд́орово, – говорит он, отирая кровь, и протягивает нам руку. – Ну, а теперь мне к жене, иначе она подумает, что я ввязался в настоящую драку.
Мы расстаемся на Рыночной площади. Юпп и Валентин берут курс на казарму. Их сапоги стучат по залитой лунным светом мостовой.
– А я бы тоже с ними пошел, – вдруг говорит Альберт.
– Понимаю, – кивает Вилли, наверно, вспомнив своего петуха. – Какие-то мелкие здесь людишки, да?
Я киваю.
– А тут еще и училище скоро…
Мы останавливается и хохочем. Тьяден просто визжит от восторга по этому поводу и, продолжая смеяться, бежит вдогонку за Валентином и Юппом.
Вилли чешет в затылке.
– Вы думаете, нам тут так уж рады? Не очень-то мы теперь покладистые…
– Мы им были куда милее героями, и желательно подальше, – говорит Карл.
– Интересно, как все повернется, – продолжает Вилли. – Мы ведь теперь… закалились в плавильне… – Он чуть приподнимает ногу, от души громко пукает и, сияя, выдает вердикт: – Калибр тридцать ноль пять.
IV
Когда нашу роту расформировывали, оружие было приказано брать с собой и сдать его только по месту жительства. И вот мы в казарме сдаем винтовки, а взамен нам выдают демобилизационные: пятьдесят марок по увольнению и пятнадцать подъемных. Кроме того, мы имеем право на одну шинель, одну пару ботинок, белье и форму. Мы тащимся на чердак за барахлом. Завхозяй небрежно бросает:
– Поройтесь там.
Вилли быстро осматривает развешенные вещи и по-отечески говорит:
– Слушай, это можешь впаивать новобранцам. Тряпье из Ноева ковчега. Новое покажи!
– Так нету у меня, – ворчливо отвечает завхозяй.
– Во как. – Вилли внимательно смотрит на него и достает алюминиевый портсигар. – Куришь?
Тот качает лысой головой.
– Тогда, может, жуешь? – Вилли лезет в карман.
– Не-а.
– Ну хоть прикладываешься? – Вилли продумал все. Он тянется к выпирающему карману на груди.
– Тоже нет, – лениво отказывается завхозяй.
– Тогда мне остается только пару раз дать тебе по роже, – миролюбиво замечает Вилли. – Без новенького, аккуратненького шмотья мы отсюда не уйдем.
К счастью, в этот момент появляется Юпп, который, как член солдатского совета, имеет вес. Он подмигивает завхозяю.
– Это однополчане, Генрих! Вместе грязь месили. Покажи-ка им салон!
Завхозяй оживляется.
– Так бы сразу и сказали!
Мы идем с ним вниз, где висит новая одежда, быстро скидываем старье и переодеваемся. Вилли заявляет, что ему нужно две шинели, потому что у пруссаков он заработал малокровие. Хозяйственник мнется. Юпп берет его под руку, отводит в сторонку и поднимает вопрос о денежном довольствии. Завхозяй возвращается довольный и вполглаза смотрит на Тьядена и Вилли, которые вдруг стали вдвое толще.
– Да ладно, – бормочет он, – мне-то что. Кто-то вообще не забирает. Видать, денег куры не клюют. Лишь бы у меня отчетность сошлась.
Мы подписываем, что все получили.
– Ты тут говорил про сигареты? – спрашивает завхозяй у Вилли.
Тот, растерянно улыбаясь, достает портсигар.
– И что-то такое про жевательный табак? – продолжает завхозяй.
Вилли лезет в карман.
– Но, если я правильно помню, ты не пьешь? – уточняет он.
– Ну почему же, – спокойно отвечает завхозяй, – мне врач прописал. Понимаешь, тоже малокровие. Давай фуфырь.
– Минуточку! – Вилли прикладывается к фуфырику, чтобы спасти хоть что-то, и передает изумленному завскладом полупустую бутылку, которая только что была полной.
* * *Юпп провожает нас до ворот.
– Знаете, кто еще здесь? – спрашивает он. – Макс Вайль! В солдатском совете!
– Ему там в самый раз, – кивает Козоле. – Теплое местечко, а?
– Ну, частично, – отвечает Юпп. – Пока мы там с Валентином. Если что нужно, ну, не знаю, бесплатный проезд, я на этом сижу.
– Дай-ка мне билет, – говорю я. – Съезжу к Адольфу.
Юпп достает книжку и отрывает один купон.
– Сам заполни. Но это, конечно, вторым классом.
– Сделаю.
На улице Вилли расстегивает шинель. Под ней вторая.
– Лучше пусть она побудет у меня, чем ее потом загонят, – ласково говорит он. – Пруссаки не обеднеют – за мои-то полдюжины осколков.
Мы идем по Большой улице. Козоле рассказывает о голубятне, которую сегодня собирается ремонтировать. До войны он разводил почтовых голубей и черно-белых турманов и хочет опять этим заняться. Там он только об этом и мечтал.
– А вообще, Фердинанд? – спрашиваю я.
– Работу искать, – коротко отвечает он. – Господи, я ведь женат. Только крутись.
Вдруг со стороны церкви Марии раздается несколько выстрелов. Мы прислушиваемся.
– Револьвер и «девяносто восьмая», – со знанием дела причмокивает Вилли. – Нет, два револьвера.
– Подумаешь, – смеется Тьяден, размахивая ботинками на шнуровке. – Детский лепет, если вспомнить Фландрию.
Вилли останавливается перед магазином мужской моды. На витрине выставлен макет костюма из бумаги и крапивной кудели. Но костюм его мало интересует. Он как зачарованный рассматривает ряд поблекших модных картинок позади костюма и взволнованно тычет в ту, на которой элегантный господин с бородкой навеки вовлечен в разговор с охотником.
– Вы знаете, что это такое?
– Дробовик, – отвечает Козоле, имея в виду охотника.
– Да ну тебя! – нетерпеливо перебивает Вилли. – Это же катевей![2] Ласточкин хвост, понимаешь? Последний писк моды! Знаете что? Я сделаю себе такой из этой шинели. Тут распороть, покрасить в черный, перешить, здесь отрезать подол – пальчики оближешь, доложу я вам!
Увлеченность Вилли этой затеей растет на глазах, но Карл его расхолаживает.
– А брюки полосатые у тебя есть? – свысока спрашивает он.
Вилли на секунду теряется.
– Сопру у старика из шкафа, – решает он. – А еще его белый свадебный жилет… О-о, Вилли будет загляденье, глаз не оторвать! – Сияя от счастья, он обводит нас взглядом. – Черт подери, ребята, начинаем жить, а?
* * *Вернувшись домой, я отдаю половину демобилизационных матери.
– Людвиг Брайер, – говорит она, – ждет тебя в твоей комнате.
– Он же лейтенант, – добавляет отец.
– Ну да, – отвечаю я. – А вы не знали?
Людвиг посвежел. Понос ослабевает. Он улыбается мне.
– Хотел одолжить у тебя пару книг, Эрнст.
– Выбирай что хочешь, Людвиг.
