Николай Омельченко - Серая мышь
Пан Бошик частенько поучал меня как можно шире пропагандировать украинский язык, лучший язык в мире, но делать это надо, мол, осторожно, а то могут быть неприятности. Я не осторожничал, никакого криминала в пропаганде своего родного языка не усматривал. Не говорил только, что он лучший в мире, так как считал и до сих пор считаю глупыми спесивцами тех, кто выше других языков ставит свой. Ни «лучших», ни «худших» языков не бывает, есть лишь трудно усваиваемые и более легкие. Чем дольше я живу на свете, тем больше в этом убеждаюсь, — жизнь заставила меня изучить полдюжины Языков, начиная со славянских и кончая германо-романскими, а с тех пор, как у нас в доме поселилась Да-нян, беру у нее с внучкой еще и уроки китайского; когда мы втроем, стараемся говорить по-китайски.
Где-то под утро к нам в зальцу ввалился Юрко со своим приятелем. Оба раскрасневшиеся, под хорошим хмельком. Их угостили водкой и шампанским. Приятель, уронив голову на стол, тут же уснул. А Юрко, не умевший танцевать по-городскому, отплясывал под вальсы и фокстроты народные танцы. Это всем так понравилось, что кое-кто последовал его примеру. Первой в круг вышла Сима, взяла за руку Юрка, поначалу он оторопел, а затем вдруг пустился в пляс, все лишь смотрели да хлопали в ладоши. Не уступала ему и Сима. Она плясала не хуже его, и повисла у Юрка на руке. Он осторожно проводил ее к дивану, так они рядом и сидели, пока все, усталые и немножко хмельные, не стали расходиться. Юрко вышел с Симой, проводил ее до порога. Думаю, в ту новогоднюю ночь не было на земле человека, счастливее Юрка. Разве что только мы с Галей.
9
Моя старшая дочь Джемма, художница, в нашей семье, пожалуй, самая не художественная натура. Нет ничего у нее от Джулии, и мало что взяла она и от меня, пожалуй, лишь способности к рисованию. Внешне Джемма похожа на моего отца — высокая, стройная; бледное, даже пепельного оттенка лицо (Джулия все боялась, что у Джеммы малокровие, но она вполне здорова), темно-серые, холодноватые, как осенние озерца, глаза. Она сдержанна в проявлении чувств, воспитала в себе волю и характер. Таким был и мой отец. Внутри же у нее, как и у ее деда, скрыт неуемный темперамент, как и его, Джемму обуревает постоянная тяга к властности, лидерству. В ее профессии это в чем-то мешает, а в чем-то помогает. Неукротимое желание быть первой, обойти соперников рождает поспешность, побуждает постоянно гнаться за модой, что, как ни парадоксально, порой положительно сказывается на творчестве художника — заказчиков и не очень серьезных ценителей нередко подкупает мгновенная реакция на конъюнктуру.
Говорят, характер с годами меняется. Насколько я заметил, это случается ближе к старости, благодаря определенному прозрению, усталости, болезням, равнодушию; некоторые все это, вместе взятое, называют мудростью. Пока же человек здоров, активен, у него в характере много от того, что отложилось с детства. Так и у Джеммы. Ее поступки нередко удивляли нас, порой приводили в отчаяние. Запомнился один случай. Мы отдыхали неподалеку от Торонто, на берегу залива, — поехать с семьей на море у нас не было средств. Залив был широкий, песчаный берег малолюдный, но и тут нашлась ватага детей, они быстро познакомились с моими, разделились на старших и младших, младшие барахтались в воде, таскали из залива мокрый песок, строили крепости, старшие держались более сдержанно, лежали на песке, важничали, но вдруг берег огласился их дружным хохотом. Громко смеясь, они стояли полукругом и смотрели на песок. Меня одолело любопытство, я подошел к ним и тут же все понял. В компании было три девочки и всего один мальчик. Одна из девочек, с довольно смазливой рожицей и неплохой фигуркой, норовила привлечь его внимание, а может, и сердце, насмешничала над подругами, строила пареньку глазки, словом, бросила весь свой еще не очень богатый арсенал женских чар, чтобы завоевать мужчину. Победа уже, казалось, была близка, но тут после очередного выпада той девчонки моя Джемма поднялась и нарисовала на песке зарвавшуюся соперницу. Это был шарж: в каждом шарже всегда есть доля преувеличения. И Джемма глазом художника заметила то, чего не увидели другие, — у девочки был слегка крючковатый нос и непропорционально большие уши. Как ни странно, именно это и делало ее мордашку симпатичной. В шарже Джемма подчеркнула эти детали, и девчонка казалась отвратительной карикатурой. Все смеялись, а ее душили слезы. Наконец она не сдержалась и выкрикнула:
— Если бы я умела рисовать!..
Окинув мою дочь завистливым взглядом, она вбежала в воду, нырнула и долго не появлялась на поверхности. Выплыла далеко от берега. Она была прекрасной пловчихой и демонстрировала все стили: кроль, баттерфляй, а затем, мастерски перевернувшись, как пловцы в бассейне, когда доплывают до стенки, возвращалась к берегу неторопливым брассом. Остальные тоже бросились в воду, все, кроме Джеммы, плавали отлично, лишь моя дочь — «по-собачьи». Это тут же заметили, и теперь насмешки адресовались Джемме. Даже предмет их раздора, мальчик, видимо, не очень воспитанный, буквально издевался над Джеммой. Я уже хотел было позвать ее и увести домой, как вдруг услыхал:
— Да какие вы пловцы, если не можете одолеть этот залив? А ну, кто за мной?
И поплыла, как обычно, «по-собачьи». Поначалу я даже не поверил, что Джемма решится на такое, — залив был достаточно широкий и местами очень глубокий, стояли буйки, за которые заплывать запрещалось. Но вот Джемма уже прошла буи, легла на спину, отдыхая — этому ее научила Джулия, — и поплыла дальше. Остальные поплыли было за ней, затем повернули к берегу, не решились. Меня охватил ужас, панически кричала Джулия, звала ее назад, но Джемма продолжала плыть. Я с отчаянием смотрел по сторонам, искал спасателей, хотя бы какую-нибудь лодку, и увидел неподалеку за кустами небольшую яхту с примостившемся на корме рыболовом. Подбежал, стал умолять поплыть за моей сумасбродной дочерью, предлагал доллары. Последнее помогло. Догнали мы ее, когда она уже пересекла середину залива и снова отдыхала на спине, лицо ее было бледно.
— Сейчас же в лодку! — закричал я и нагнулся, чтобы вытащить ее из воды.
Но Джемма разжав посиневшие губы, жестко ответила:
— Только дотронься, — нырну и никогда не вынырну!
И я поверил ей, Джемма поплыла дальше, а мы двинулись за ней, так все же было спокойнее; случись с ней что-нибудь, мы — рядом. Она переплыла залив, упала на песок и обессиленно застыла. А меня душили слезы, я даже не понимал, отчего они, то ли от охватившего меня бешенства, то ли от радости.
Когда Джемма была подростком, она занималась буквально всем: участвовала в танцевальных ансамблях, в капелле бандуристок, была активисткой украинской молодежной организации, закончила курсы украинознания. Ее постоянно обхаживали деятели ОУН, одно время националисты намеревались сделать ее одним из вожаков Молодежной украинской националистической организации. Но такая перспектива ее не устраивала, в конце концов в ней победил художник. Джемма ожидала славы, понимала незаурядность своих способностей.
Одна из националистических газет писала о ней: «Джемма как личность — это казак, а не дивчина, хотя со своей внешностью может принимать участие в конкурсе красоты. Она по-девичьи нежна и по-казацки горда и смела. У нее кровь предков — казаков, дед Джеммы был воякой армии УНР, потому и Джемма — современная петлюровка, продолжающая жизнь украинской нации. Она родилась в Канаде, но какой прекрасный у нее украинский язык! Отец может гордиться такой дочерью, и наша нация горда ею!»
Прочитав это, я усмехнулся. Я действительно горжусь своей дочерью, но совсем по иной причине. Конечно же, Джемма — не петлюровка, просто она слишком активная натура, постоянно требующая своего проявления. А украинскому языку обучил ее я, у меня только на нее и хватило времени. Тарасу и Калине я уделял меньше времени.
Недавно в галерее Канадско-Украинской фундации искусств на Блуре Джемма устроила свою выставку.
В основном, там были иконы, и только несколько картин. Джемма — не Калина, которой удается вытащить из дому лишь меня или Джулию, она вывезла на Блур нас всех, такая уж у нее неуемная натура, никто и не подумал ей отказать; даже Тарас и Да-нян не осмелились перечить, оставили Жунь-Юнь на попечение Лукерьи и отправились вместе с нами.
Выставка помещалась на втором этаже здания.
В начале просмотра стены зала были увешаны огромными фотографиями храмов Украины с подписями: все это, мол, разрушили коммунисты.
Дальше висели написанные маслом иконы Джеммы.
Ее интерес к религиозной тематике возник после поездок в Италию и на Украину, знакомства с памятниками древней культуры, живописью храмов и церквей. Открывал выставку какой-то длинноволосый, тонколицый молодой человек, внешностью похожий на иконописного Иисуса Христа.
