Джеймс Макферсон - Поэмы Оссиана
"Воздвигни, Оскар, лучше ты мне воздвигни могильный холм. Я не хочу тебе уступить сраженье. Ибо первая в брани моя десница кровавая научит тебя сражаться. Но не забудь, мой сын, положить этот меч, этот лук и рог моего оленя в тот темный и тесный дом, что единым серым камнем будет отмечен. Оскар, нет у меня любимой, чтобы ее поручить усердию сына, ибо уж нет на свете милой Эвиралин, любезной дочери Бранно".
Так говорили мы, когда нас достиг громкозвучный глас Гола, умноженный ветром. Высоко взмахнул он отцовским мечом и ринулся, сея раны и смерть.
Как над пучиной бурлящие белые волны, ревя и вздымаясь, несутся, как утесы, тиной обросшие, встречают ревущие волны, так столкнулись и бились враги. Воин сошелся с воином, булат с булатом. Гремели щиты, падали люди. Словно сотня молотов над багряным сыном горнила, так взвились, так зазвенели мечи.
Гол налетел, как вихорь в Ардвене. Гибель героям несет его меч. Сваран подобен свирепому пламени в гулкозвучной пустоши Гормала. Как вложить мне в песнь гибель стольких копий? Мой меч высоко вздымался, пылая в кровавой сече. И ужасен был ты, Оскар, лучший мой, славнейший мой сын! Я ликовал в тайнике души, когда его меч пылал над сраженными. Опрометью неслись они по вереску Лены, и мы нагоняли и поражали их. Как камни, что скачут со скалы на скалу, как топоры в гулкозвучных лесах, как гром, чьи прерывистые раскаты зловеще несутся с холма на холм, так расточали удар за ударом и смерть за смертью Оскара длань * и моя.
* Оссиан не упускает случая, чтобы не сказать о доблестях своего любимого сына. Речь Оскара к отцу достойна героя; ей присущи и должное смирение перед родителем, и пыл, приличный юному воину. Вполне уместно, что Оссиан останавливается здесь на деяниях Оскара, поскольку прекрасная Мальвина, к которой обращена эта книга, была влюблена в героя.
Но Сваран окружает сына Морни, как мощь прилива - Инис-тор. Завидя это, король привстал на холме и к копью протянул свою длань. "Иди, Уллин, иди, мой бард престарелый, - начал король Морвена. - Напомни Голу, могучему в битве, напомни ему о предках. Подкрепи своей песнью хиреющий бой, ибо песнь оживляет битву". Пошел почтенный Уллин старческой поступью и вещал королю мечей.
"Сын вождя благородных коней! высоко скачущий копий властитель! * Десница могучая в грозных трудах войны! Закаленное сердце, вовеки не знавшее страха. Вождь изощренных орудий смерти. Рази супостата, чтобы вкруг темного Инис-тора не дерзали носиться белопарусные суда. Пусть десница твоя уподобится грому, очи - пламени, сердце - неколебимой скале. Пусть твой меч, вращаясь, станет ночным метеором и пусть твой щит, вздымаясь, станет пламенем смерти. Сын вождя благородных коней, рази супостата, круши его!" Сильно забилось сердце героя. Но Сваран вышел на битву. Щит Гола рассек он надвое, и сыны пустыни бежали.
* Военная песнь Уллина выделяется в поэме своею версификацией. Она ниспадает, как горный поток, и почти целиком состоит из эпитетов. Обычай воодушевлять воинов на битву импровизированными стихами дошел чуть ли не до нашего времени. Некоторые из таких военных песен сохранились, но большая их часть представляет собою набор эпитетов, лишенный красоты, гармонии и вообще каких бы то ни было поэтических достоинств.
Тогда поднялся Фингал во всей своей мощи и трижды возвысил он глас. Кромла кругом откликнулась, и сыны пустыни встали как вкопанные. Долу склонили они побагровевшие лица, устыдясь при виде Фингала. Он явился, как дождевая туча в солнечный день, когда тихо клубится она по холму и поля ожидают ливня. Сваран узрел наводящего ужас владыку Морвена и прервал свой бег на средине пути. Мрачно оперся он на копье, обращая кругом багровые очи. Высок и безмолвен, он подобен был дубу на бреге Лубара, чьи ветви давно опалила небесная молния; ствол его над потоком склоняется, и серый мох свищет под ветром. Так стоял король. Затем он медленно стал отступать на вздымавшийся вереск Лены. Тысячи ратников его разлились вкруг героя, и мгла сраженья сгустилась на холме.
Фингал, как луч небесный, сверкал посреди своего народа. Герои его собрались вокруг, и он возносит голос силы своей. "Вздымайте высоко знамена мои, дабы они развевались по ветру Лены, как огни на сотне холмов.* Пусть восптумят они по ветру Эрина, напоминая нам о брани. Вы, сыны потоков ревущих, что низвергаются с тысячи холмов, будьте вблизи короля Морвена, внимайте велениям власти его. Гол - десница сильнейшая смерти, Оскар - герой грядущих битв, Коннал - сын вороненой стали Соры, Дермид темно-русый и Оссиан - властитель множества песен, будьте вблизи десницы отца".
*
Владычный стяг, подъятый в вышину,
Сиял, как метеор, струясь по ветру.
Мильтон [Потерянный рай, I, 536].
Мы подняли солнечный луч битвы ** - королевское знамя. Радостью взыграли сердца всех героев, когда, развеваясь, полетело оно по ветру. Сверху было оно украшено золотом, как широкий лазурный свод неба ночного. Каждый герой также имел свое знамя и каждый - своих суровых ратников.
** Знамя Фингала получило название _солнечного луча_, возможно, из-за яркой своей окраски и золотых украшений. Выражение _поднять солнечный луч_ в старых сочинениях означало начать битву.
"Взгляните, - промолвил король щедрых чаш, - как расточился Лохлин по Лене. Вот стоят они, словно рваные тучи на холме иль обгоревшая роща, когда сквозь ветви дубов виднеется небо и звезда падучая, мелькнувшая позади. Пусть каждый вождь из друзей Фингаловых изберет себе мрачную вражью дружину из тех, что так хмуро глядят с высоты, дабы впредь ни единый сын гулкозвучных дубров не носился по волнам Инис-тора!"
"Моими, - вымолвил Гол, - будут те семь вождей, что пришли с озера Лано". "Пусть мрачный король Инис-тора, - молвил Оскар, - выходит против меча Оссианова сына". "А против меча моего - король Инискона!" - молвил Коннал - стальное сердце. "Или я, или вождь Мюдана, - молвил русокудрый Дермид, - опочиет во прахе холодном". Я же, хоть ныне бессилен и безутешен, тогда я избрал ратоборного властител; Термана; я поклялся, что дланью своей добуду щит темно-бурый героя "Вожди мои, - молвил Фингал, благосклонно взирая на нас, - благословляю вас на победу. Сваран, король ревущей пучины, тебя избирает Фингал!"
И вот, словно сотня ветров, что с разных сторон несутся по многим долинам, строй за строем двинулись мрачные чада холма, и Кромла вокруг отзывалась.
Как могу я исчислить всех воинов, павших, когда завязался спор нашей стали? О дочь Тоскара, длани наши кровью омылись. Угрюмые полчища Лохлина осыпались, как береговые откосы ревущей Коны. Наши мечи одержали победу на Лене, каждый вождь свой обет исполнил. О дева, не раз ты сидела близ журчащего Бранно, и часто вздымалась грудь твоя белая, словно лебеди пух, когда тихо она выплывает по озеру и ветры проносятся мимо. Ты видела, как багряное солнце тихо скрывалось за тучу; * ночь облегала гору, а порывистый ветр завывал в узких долинах.** И вот уже хлещет дождь, и катятся грома раскаты. На скалах сверкает молния. Духи мчатся верхом на перунах огненных. И могучие горные водопады с ревом свергаются вниз.*** Так, снежнорукая дева, грохотала битва. Но зачем, дочь холма, эти слезы? Девам Лохлина должно рыдать: пал народ их страны, ибо кровью омылась вороненая сталь моего геройского племени. Ныне же я печален, беспомощен, слеп и уже не сподвижник героям. Дай мне, любезная дева, слезы свои, ибо пришлось мне увидеть могилы всех моих близких.
*
Солнце восходом своим, а равно погружением в море
Знаки подаст - и они всех прочих надежнее знаков,
И поутру на заре, и когда зажигаются звезды.
Ежели солнечный круг при восходе покроется крапом,
Спрячется если во мглу и середка его омрачится,
Жди непременно дождей.
Вергилий [Георгики, I, 438].
**
Ветер подует едва, и тотчас пучина морская
Пухнуть, волнуясь, начнет; по высоким горам раздается
Треск сухой, и ему берега зашумевшие вторят
Гулом широким своим, и рощ учащается шорох.
Вергилий [Георгики, I, 556].
***
- а с гор стремятся потоки.
Вергилий [Энеида, IV, 164].
Вот тогда-то под дланью Фингала, к скорби его, пал герой. Седовласый, он простерся во прахе и поднял меркнущий взор на короля. "Ужели сразил я тебя, - воскликнул сын Комхала, - тебя, верный друг Агандеки! Я зрел твои слезы по деве моей любви в чертогах кровавого Старно. ты был врагом врагов любезной моей, ужели ты пал от моей руки? Воздвигни, Уллин, воздвигни могильный холм сыну Матона и вложи его имя в песнь об Агандеке, ибо любезна душе моей была ты, ныне во мраке живущая дева Ардвена".
Кухулин из пещеры высокой Кромлы слышал грохот смятенной брани. Он кликнул Коннала, вождя мечей, и Карила, годами древнего. Седовласые герои, заслыша голос его, взяли копья свои тополевые. Они пришли и узрели битвы прибой, подобный стесненным волнам океанским, когда из пучины дует сумрачный ветер и катит валы по песчаному долу.
