Бела Иллеш - Тисса горит
Около шести часов начинает накрапывать дождь.
— Пора восвояси.
По домам!
Теперь на сцену выходит полиция.
К полудню полицейские исчезли, точно их поглотила земля. Теперь они вынырнули, словно земля их выплюнула.
На проспекте Кертнера они разъезжаются на лошадях по тротуарам. На площади Шварценберга наскакивают — сабли наголо — на прогуливающихся у казино и памятника (от которого площадь и получила свое название), преграждая путь тем, кто остался в казино. Демонстранты пытаются помочь товарищам, попавшим в ловушку. Они пробуют в свою очередь отрезать путь полицейским. Но те не шутят. Расчищают себе дорогу саблями.
Какая-то работница со стоном валится на землю. Ленке наклоняется, чтобы поднять ее. Удар сабли оглушает Ленке. Она шатается, но не падает. Она выпрямляется и с диким криком бросается на полицейского. Ногтями она впивается в его лицо. Полицейский зовет на помощь. Его коллега уже заносит саблю. Вдруг сильный удар в живот сбивает его с ног, — Готтесман опередил его.
— Сюда! Сюда, товарищи! — кричит Шмидт, направо, налево раздавая удары тяжелой резной ножкой стула.
Полицейские отступают под напором рабочих.
— Сюда, товарищи! Сюда! Бейте их!..
Ножка стула выпадает из рук. Сваливается шляпа. Кровь заливает лицо.
Петр подхватывает товарища.
Из окна второго этажа казино на головы полицейских летит фаянсовая посуда.
— Я думала, мы до Берлина не остановимся, — говорит Ленке.
— До Берлина? До Нью-Йорка мы могли бы дойти, а то и дальше! Куда угодно! Пусть выругают меня социал-демократом, если мы остановились бы хоть на минуту вплоть до самого социализма, если бы мы только знали… если… если бы нами кто-нибудь руководил…
— Роль партии, — говорит Петр. Он почти несет на себе Шмидта.
Готтесман прикладывает грязный носовой платок к распухшему глазу. Ленке, еще не отдышавшись от бешенства, ощупывает темя, к которому приклеились мокрые волосы. Шмидт шагает, как пьяный.
— Возьми его под руку с другой стороны.
Готтесман без умолку говорит. То ругается, то строит планы.
— Вена! Вот вам и Вена, прославленная, веселая Вена! А что еще будет, когда Прага и Берлин зашевелятся! Сразу все… А? Что будет, когда по-настоящему… Доживем, товарищ Шмидт! Доживем!
Шмидт не отвечает. Он без сознания.
Утром он очнулся. Он был бледен, как повязка на голове. Он словно истек кровью. Лежит неподвижный. Руки плетьми свисают с кровати.
— Расскажите мне еще что-нибудь, товарищ Ковач.
Петр не знает, о чем ему еще рассказать. Жена Шмидта уже с час как вышла из дома. А Петр все сидит у постели больного, прикрытого вместо одеяла пальто.
— О чем же еще рассказать, товарищ Шмидт?
— Все равно о чем, — шепчет больной.
— Вы знаете, Москва… — Петр вдруг вспомнил: Москва обменит! — Москва освободит венгерских коммунистов, сидящих в тюрьмах со времени падения диктатуры. Коммунистов обменят на военнопленных офицеров.
Шмидт не понимает.
Петр объясняет ему.
— Всех нас обменят, — бормочет Шмидт, снова теряя сознание, — всех нас, всех…
Глаза его устремлены на потолок. Он с трудом дышит.
Петру знакомо это дыхание, знаком свинцовый цвет лица.
Спустя полчаса он закрывает глаза Шмидта.
В трамвае — Петр ехал в город — стиснутые между пролетарских женщин, сидели двое полицейских. Полицейские молчали. Молчали и женщины. Говорили глаза. Напротив тучных полицейских сидела женщина, укутанная в шотландскую шаль. Ее горящий ненавистью взгляд впился в лицо полицейского. Тот отвернулся. Но, словно притянутый магнитом, обернулся вновь и посмотрел на худое морщинистое лицо с темными кругами под глазами. Полицейский поднялся. Его взгляд остановился на другом лице: заплаканные глаза, готовые выпрыгнуть из орбит и впиться в его упитанную физиономию.
Полицейские вышли на площадку. На следующей остановке они сошли с трамвая.
В редакции Петр встретил Гайдоша. Поработали с час. Потом вместе вышли на улицу. Гайдоша вызвали в полицию. Петр спешил в типографию. Чтобы сократить путь, они пересекли проспект Кертнера.
Осколки стекол разбитых витрин топтали ноги, обутые в широконосые ботинки, гетры и крошечные лакированные туфельки. В магазинах шла лихорадочная работа. Прибывали партии новых товаров.
Разбитые витрины охранялись полицией.
Господа в светлых пальто с огромными меховыми воротниками и звонко щебечущие дамы с ярко накрашенными губами, с бриллиантами в ушах, величиной с орех, одаривали полицейских сигарами и папиросами, пожимали им руки, похлопывали их по плечу.
Поражение не убило бодрого настроения Гайдоша.
Не так восторженно, как Готтесман, но с такой же непоколебимой верой говорил он о будущем. Об уроках вчерашнего дня. Вчерашний день разоблачил социал-демократию и на опыте показал, какое значение имеет, кто руководит рабочими — социал-демократия или коммунисты.
— Если бы социал-демократической партии не существовало! — вздыхает Петр.
— Но она существует, — страстно говорит Гайдош. — Она существует! — почти кричит он. — И мы должны с этим считаться. Она существует, и поэтому борьба будет долгой и трудной!
На углу Грабена, где готические башни церкви св. Стефана бросают тень на Корсо, они расстались.
Петр остановился на минуту.
— Долгой и трудной… Долгой и трудной… — повторил он.
Публика, наводнявшая Корсо, почти прижала Петра к стене.
Темой разговоров служила не вчерашняя забастовка. Дамы и господа, расхаживавшие по осколкам оконных стекол, среди опустошенных витрин, болтали о Цюрихе, о венгерской кроне, о марке, о новых автомобилях, о драгоценностях, о яхтах. Улица звенела от веселого смеха, от победоносных гудков возвращавшихся в Вену автомобилей.
— Борьба будет долгой и трудной, — повторил Петр, медленно пробираясь к типографии. — Она будет долгой и трудной. Но мы доведем ее до конца!
РОМАН ОКОНЧЕН БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯПримечания
1
Президиум совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
2
Суп из говядины с картофелем, приправленный красным перцем.
3
Забастовка, объявленная во время брест-литовских мирных переговоров с целью заставить правительство отказаться от аннексионистских замыслов.
4
Красный перец.
5
Венгерские части австро-венгерской армии.
6
У австрийцев итальянский фронт считался самым опасным.
7
Последний виднейший политический деятель австро-венгерской монархии, вождь венгерских крупных аграриев, много лет подряд бывший министром-президентом.
8
Губернатора.
9
В то время всех солдат, вернувшихся из плена и говоривших по-русски, подозревали в большевизме.
10
Эмбер — по-венгерски — человек.
11
Из манифеста советского правительства Венгрии.
12
Гостиница.
13
Главное полицейское управление.
14
Прозвище, данное личной охране венгерских народных комиссаров.
15
Песня венгерских партизан после подавления революции 1848 г.
16
Область прежней Венгрии в Карпатах.
17
Глава административного округа.
18
Венгерская газета, издававшаяся в Вене.
19
Летом 1918 г. в г. Питтсбурге (Сев. — ам. соед. штаты) состоялся «Конгресс стремящихся к своему освобождению европейских народов». По заключенному на этом конгрессе между «представителями чешского и русинского народов» (Массарик и Цаткевич) соглашению русинские области, которые отпадут от Венгрии в случае победы союзных держав, войдут в состав нового «Чехословацкого государства, на началах широкой автономии и с самостоятельным парламентом». После того как в апреле 1919 года чешские и румынские войска оттеснили венгерскую Красную армию и русинскую Красную гвардию на левый берег Тиссы, «освобожденная русинская земля» попала под власть военной диктатуры. Военным губернатором назначен был французский генерал Пари.
20
Франц Ракоци — вождь восстания против Габсбургов (1700–1711 гг.) в котором участвовали крестьянство и мелкопоместное дворянство. По поводу освободительной борьбы Ракоци существует большая, интересная, насыщенная социальным содержанием литература, которую нынешние реакционные силы Венгрии пытаются использовать в своих целях. Мункачский замок играл огромную роль как во время реакции, так и во время восстаний против Габсбургов. В сороковых годах XIX в. замок был реставрирован и теперь продолжает содержаться в исправности. С тех пор, как он перестал служить тюрьмой, он пустует.
