Больше, чем это - Несс Патрик
Сет приваливается к деревянному белому штакетнику. Снова весь грязный, перемазанный пылью десятка с лишним домов. Пустых домов. И ни в одном из них бесстыдно сияющий гроб даже приткнуть некуда.
Хочется плакать от бессилия, но Сет сдерживает слезы.
Что, в конце концов, он такого страшного обнаружил? Что нового выяснил?
Ничего такого, о чем он уже не думал бы раньше.
Он тут один.
Неважно, как он здесь очутился, откуда взялся гроб и как Сет оказался внутри, — ни папиного, ни маминого, ни Оуэнова гроба тут нет. И в соседних домах нет. Ни намека на человеческое присутствие — ни в небе, ни на железной дороге, ни на мостовых.
В этом непонятном аду он совершенно и абсолютно один.
«И между прочим, — думает он, плетясь нога за ногу обратно к дому, — ощущение не сказать чтобы незнакомое».
18
— Черт, Сетти! — Тон у Гудмунда непривычно серьезный, без стеба. — И что, они винят тебя?
— Говорят, что нет.
Гудмунд перекатился на бок и оперся на локоть:
— Но думают по-другому?
Сет неопределенно пожал плечами, более или менее подтверждая догадку.
Гудмунд положил ладонь на голый живот Сета:
— Погано.
Ладонь скользнула на грудную клетку, потом снова на живот и поехала вниз, осторожно, мягко, пока ничего не прося, просто сочувствующе.
— Но честное слово, — недоумевал Гудмунд, — это ж надо додуматься строить тюрьму рядом с жильем.
— Ну, не совсем рядом с жильем, — ответил Сет. — Там до нее еще примерно миля колючей проволоки и вышек. — Он снова пожал плечами. — Где-то же их надо строить.
— Ага. На острове. Или на каменоломне. Не посреди города.
— В Англии тесно. А без тюрьмы никак.
— Все равно. — Ладонь Гудмунда вернулась на живот Сета, указательный палец описывал плавный круг на коже. — Надо же додуматься!
Сет шлепнул по руке:
— Щекотно!
Гудмунд, улыбнувшись, положил ладонь обратно. Сет не стал противиться. Родители Гудмунда опять уехали на выходные, на улице хлещет злой октябрьский дождь, лупя по стеклам и громыхая по крыше. Время за полночь, часа два-три. Они легли давно, сначала болтали, потом не особенно болтали, потом болтали снова.
О том, что Сет ночует у Гудмунда, знали все — родители Сета, Эйч и Моника — но они не знали об ЭТОМ. И кажется, даже не догадывались. И тайна обретала от этого какую-то свою жизнь, превращалась в целую тайную вселенную.
Вселенную, которую Сет каждый раз мечтал не покидать никогда.
— Вопрос, конечно, в том, — протянул Гудмунд, лениво пощипывая пушок, идущий от пупка Сета вниз, — винишь ли себя ТЫ.
— Нет. — Сет лежал на спине, глядя в потолок Гудмундовой комнаты. — Не виню.
— Точно?
— Точно, — рассмеялся Сет тихонько.
— Ты же был совсем мелкий. Заставлять ребенка расхлебывать такие вещи в одиночку…
— Достаточно большой, чтобы понимать что к чему.
— Нет. Не настолько большой, чтобы взваливать на тебя этот груз.
— Гудмунд, мы с тобой одни, — напомнил Сет, перехватывая его взгляд. — Не нужно городить умные речи, ты не в классе.
Гудмунд принял упрек достойно и слегка прикоснулся губами к плечу Сета:
— Просто предположил. Ты, наверное, и тогда был таким же не по годам серьезным, как сейчас?
Сет в шутку ткнул его локтем в бок, но ничего не сказал.
— Твои родители, думаю, радовались, что у них такой «взрослый мальчик», — продолжал Гудмунд. — И мама решила (скрепя сердце, конечно): «Это же всего на несколько минут, а дело срочное, и Сетти присмотрит за малышом Оуэном пару секунд, пока я сбегаю куда там…»
— В банк.
— Неважно. Это ее косяк. Не твой. Но разгребать его одной слишком тяжело, поэтому она сваливает вину на тебя. Сама себя презирает, наверное, и тем не менее… Так что дело дрянь, Сетти. Не ведись.
Сет промолчал, вспоминая то утро гораздо отчетливее, чем хотелось бы и чем получалось обычно. Мама, войдя в дом, выругалась так громко, что Оуэн в испуге ухватил Сета за руку. Оказывается, только переступив порог, она спохватилась, что оставила полученную в банке тысячу фунтов там, в окошке кассы.
Только теперь Сет впервые задумался, на что, собственно, предназначалась такая куча денег наличными. Уже тогда все денежные операции шли в электронном виде — карточки, ПИНы, выписки со счета. Зачем мама столько сняла?
«Я мигом, — заверила она. Счет у нее был не в том банке, что на Хай-стрит, а в другом, чуть подальше и рангом пониже. Мама никогда раньше их туда с собой не таскала. — Десять минут максимум. Ничего не включайте и дверь никому не открывайте».
Она помчалась на улицу, оставив Сета держать Оуэна за руку.
Десять минут пролетели, но Сет с Оэуном только переместились на пол рядом с обеденным столом.
Именно тогда человек в странном синем комбинезоне постучал в окно кухни.
— Я его впустил, — сказал Сет. — Она велела никому не открывать дверь, а я открыл.
— Тебе было восемь.
— Я уже что-то соображал.
— Тебе было всего восемь!
Сет промолчал. История не заканчивалась на том, что он открыл дверь, но рассказать остальное он не мог даже Гудмунду. Горло сжалось, в груди начало печь. Он отвернулся на бок, слегка вздрагивая от накатывающих, рвущихся наружу рыданий.
Гудмунд за его спиной не шевелился.
— Вот что, Сетти, — проговорил он наконец. — Ты плачешь, и я не знаю, как с этим быть. — Он погладил Сета по руке. — Правда, не знаю.
— Ничего, — просипел он. — Ничего. Это так, глупости.
— Не глупости. Просто… Я в таких вещах профан. О чем жалею.
— Не парься. Пьяные слезы. От пива.
— Ага, — согласился Гудмунд, хотя они выпили всего-то по паре бутылок на брата. — Пиво. — Помолчав секунду, он зашептал Сету на ухо: — Но кое-чем, кажется, я мог бы тебя подбодрить.
Он прижался животом к спине Сета и обхватил ладонью сокровенные места, которые живо откликнулись на прикосновение.
— Помогает! — радостно шепнул Гудмунд. — Но честно, в чем вообще трагедия? Он не умер, ту сволочь поймали, Оуэн — чудесный пацан.
— На нем отразилось, — объяснил Сет. — Неврологические проблемы. Он в раздрае.
— И что, по четырехлетке действительно видно? Что до этого он был такой, а после не такой?
— Да, — кивнул Сет. — Видно.
— И ты это знаешь наверняка, потому что?..
— Брось, Гудмунд. Не надо пытаться все исправить. Я просто рассказываю, ладно? И все. Просто выговариваюсь.
В наступившей тишине Сет слышал только, как Гудмунд дышит ему в ухо, явно что-то обдумывая, просчитывая.
— Значит, ты больше никому никогда не рассказывал?
— Нет. Кому я мог рассказать?
Гудмунд крепче прижимает его к себе в знак важности момента.
— Ничего ведь не изменить, — говорит Сет. — Но ты представь, что рядом с тобой вечно ходит какая-то тень. И все знают, что она есть, однако никто не скажет ни единого слова, пока она не превратится в пятого члена семьи, ради которого остальным приходится потесниться. И даже если ты заведешь о ней речь, все просто притворятся, будто не понимают, о чем ты.
— Родичи в прошлом году обнаружили порнуху не той ориентации на моем планшете, — признается Гудмунд. — Угадай, сколько раз с тех пор эта тема поднималась в разговорах?
Сет оборачивается к нему:
— Яне знал. Наверное, крику было?
— Было бы. Но это ведь ничего страшного, просто переходный возраст. Перерастет, а пока будем ходить в церковь почаще и старательно делать вид, что ничего не случилось.
— А что я у тебя все время ночую, их не смущает?
— Не-а, — ухмыльнулся Гудмунд. — Им кажется, что ты на меня положительно влияешь. Зря я, что ли, приукрашиваю твои спортивные достижения?
Сет рассмеялся.
— Значит, у нас обоих замороченные родичи, притворяющиеся слепыми, — подытожил Гудмунд. — Хотя твои, признаю, чуть хуже.
— Это не хорошо и не плохо. Просто так сложилось.
— От этого «так сложилось» ты плачешь, Сетти, — мягко проговорил Гудмунд. — И это уже совсем нехорошо. — Он снова сжал Сета в объятиях. — Для меня, во всяком случае.
Сет промолчал, боясь, что голос дрогнет.
— По крайней мере, — радостно заявил Гудмунд, выдержав паузу, — иначе вы не переехали бы из Англии сюда. А если бы вы не переехали, я никогда не узнал бы об ЭТОМ.
— Хватит тянуть, — со смехом попросил Сет. — Ты же знаешь, что такое крайняя плоть.
— В теории, — кивнул Гудмунд. — Как подумаю, что у меня она была и кому-то хватило наглости взять и оттяпать ее без спросу…
— Прекрати, — велел Сет, снова со смехом шлепая Гудмунда по руке.
— Точно?
Обхватив Сета снизу, Гудмунд притянул его к себе целиком и уткнулся носом в затылок.
— Подожди! — прошептал вдруг Сет.
Гудмунд замер:
— Что такое?
— Вот это.
— Что именно? — не шевелясь, уточнил Гудмунд.
Но как ему объяснить? Что именно?
Вот это — объятия Гудмунда, руки, которые ласково и надежно тебя держат и никуда не отпустят. Объятия, до которых сейчас, кажется, сжалась вся вселенная.
Вот это. И все.
— Да, ты большая загадка, — прошептал Гудмунд.
Сет почувствовал, что Гудмунд тянется куда-то рядом с кроватью, и, обернувшись, увидел занесенный над ними двумя телефон.
— Мы же договорились, — начал Сет, — никаких фотографий моего…
— Я не за этим, — успокоил Гудмунд и нажал кнопку. На экране появился портретный снимок по плечи — двое парней на одной кровати. — Это для меня, только для меня.
Перегнувшись, он поцеловал Сета в губы и щелкнул камерой телефона еще раз.
А потом отложил телефон, притянул Сета еще ближе и поцеловал снова.