Лео Перуц - Ночью под каменным мостом
Император отступил на два шага, остановился, еще раз взглянул на посланника дьявола и двумя перстами правой руки осенил его на прощание крестным знамением. Затем он повернулся и вышел из залы. Церемониймейстер трижды стукнул жезлом о пол, барабаны загремели, двери затворились, аудиенция закончилась, и господин Зденко фон Лобковиц, канцлер Богемии, вознес к небу благодарственную молитву за то, что дело обошлось без скандала...
Вечером того же дня, вскоре по наступлении сумерек, посланник марокканского султана покинул дом "У резеды" через боковую калитку. Теперь он был одет как чешский ремесленник, отправившийся погулять в кабачок: на нем была куртка из грубой холстины, серые шерстяные гетры, грубые башмаки и широкополая фетровая шляпа.
Он прошагал по улицам Нового града к винограднику, расположенному за городской чертой. Оттуда он отправился по сельской дороге -- а где и прямо через поля -- вдоль ручья Ботич. Он шел и шел, пока не достиг гречишного поля и фруктового сада, окружавших деревушку Нусле.
Здесь, посреди огорода, засаженного кольраби, луком и круглой свеклой, стоял маленький домик. На каменном бордюре старого колодца с воротом дремала кошка. Пахло коровьим навозом и сырым черноземом.
В этот-то домик и вошел посланник султана Марокко.
У плиты сидел лысый старик-огородник и следил за кипевшим в котле молочным супом. Он даже не пошевелился, чтобы встать навстречу столь высокому гостю, а только провел рукой по массивному подбородку и кивнул.
-- Это опять ты, -- сказал он. -- Всегда являешься к ночи, как Никодим ко гробу Христову(4).
-- Я сегодня был в замке, -- сообщил гость и оглянулся, ища стул.
-- Вот уж это с твоей стороны было совсем глупо! -- заметил огородник. -- Такие шутки обычно очень скверно кончаются.
-- Ну, кто верно служит, тот должен еще и не так рисковать, коли ему повелевает хозяин, -- заявил гость.
-- Впрочем, я не удивляюсь, что ты уцелел, -- сказал старик. -- Тебе никогда не изменяет счастье. Если тебя швырнут в реку, то и тогда ты вернешься с золотою рыбкой во рту!
Он поставил молочный суп на стол и достал из ящика полбуханки хлеба. Они начали есть.
-- Только не плети мне, что там, в Африке, ты стал очень важным господином и что твой маврский император сам приходит просить у тебя совета... -- сказал старик и, окунув в суп кусочек хлеба, положил его в рот.
-- Но это на самом деле так, -- возразил посланник. -- Я близок к моему повелителю, как апостол Петр -- к Иисусу.
-- ...И что тебя в Венеции сам тамошний герцог одиннадцать дней содержал и угощал за свой счет. Этому я тоже ни за что не поверю.
-- Но и это правда, -- настаивал гость. -- На одно то, что я раздал там трубачам и барабанщикам, лакеям, курьерам и гондольерам, у нас в Праге можно безбедно прожить полгода.
-- А твоя сотня рабов и слуг, твои уж не знаю сколько жен -- прикажешь и этому поверить? -- задиристо продолжал старик. -- Правда, несколько женщин было и у меня, но я с ними только развлекался, благо здесь, в окрестностях Ботича, все бабы на это падки. Если мне захочется снова завести жену, так я привезу ее откуда-нибудь издалека -- из Михли или Есениц. Но вот то, что ты бросил истинную веру и стал турком, это неправильно, это мне вовсе не нравится. Вместо вечного спасения выйдет тебе уксус!
-- У кого истина, у ваших попов или у наших, знает только Бог, -ответил гость.
-- Эх, совсем пропащим ты стал у меня парнем, Индра, -- сердито бросил старик.
Минуту они хлебали молча. Потом огородник спросил:
-- Кого ты видел в замке?
-- Пана Зденко Лобковица, -- отвечал гость. -- Совсем старый стал...
-- Ну, это от образа жизни, -- заявил огородник. -- Вот если бы он, как я, изо дня в день ел кольраби, репу и красную капусту, а утром и вечером -молочный суп с ломтем ячменного хлеба, так износу бы ему не было. А Его Величество императора ты тоже видел?
-- Его Величество принимал меня, -- сообщил гость. Старик бросил взгляд на входную дверь, чтобы убедиться, что она заперта.
-- Люди говорят, что он стал совсем слаб головой, -- осторожно заметил он.
-- Он-то? Слаб головой?! -- вскричал гость. -- Да из них из всех он самый умный. Он один узнал меня, несмотря на шелковый халат, тюрбан, сафьяновые сапоги, бороду и кольцо с изумрудом. Уж кто-кто сумасшедший, да только не он!
Старый огородник перестал есть и испуганно-вопросительно посмотрел на сына.
-- Да, отец, он узнал меня. Прошло уже столько лет, а он меня так и не забыл, -- сказал Генрих, а по-чешски Индржих Тварох, одновременно горделиво и печально.
(1)Benedictus est nomen Dei (лат.) -- "Благословенно имя Господне", начало католической молитвы.
(2)-- Боюсь, как бы император не склонился к вероотступничеству. -Превосходно! Превосходно! (лат.).
(3)Безоар -- камень, образующийся в желудке горного козла. Средневековое лекарственное и магическое средство.
(4)В Евангелии от Иоанна (in, 1 --21) Никодим -- фарисей, член синедриона, тайный друг и последователь Иисуса. После казни Христа он отдал последний долг его телу вместе с Иосифом Аримафейским.
VI. ПОХИЩЕННЫЙ ТАЛЕР
Молодой сын императора Максимилиана II и будущий император Рудольф II тогда только что вернулся из Испании, где получил воспитание и прошел курс наук при дворе короля Филиппа II. Однажды он ехал верхом -- один, без свиты и слуг -- из Праги в свой маленький замок Бенатек, намереваясь отдохнуть там несколько дней. Случилось так, что с наступлением темноты он сбился с дороги и заплутал в чаще леса, которому, казалось, не было конца. Когда его конь окончательно выбился из сил и уже с трудом переставлял ноги, принц решил устроиться на ночлег прямо под елями, на влажном моховом покрове, но тут вдруг увидел неподалеку отсвет костра. Он обрадовался, решив, что это, вероятно, готовят себе ужин дровосеки или углежоги, которые легко смогут указать ему дорогу в Бенатек. Он привязал коня к толстому суку старого дерева и направился к огню.
Вскоре он добрался до освещенной костром поляны. Навстречу ему поднялись двое мужчин огромного роста с огненно-рыжими волосами и тяжелыми дубинами в руках. То, что он посчитал за костер или угольный кучонок(1), оказалось тремя светящимися грудами денег: в одной были золотые монеты, в другой -- серебряные талеры, а в третьей -- большие медные пфенниги. И было этих денег столько, что ими можно было доверху наполнить три больших мешка для муки...
В первую минуту молодому эрцгерцогу пришло в голову, что перед ним два разбойника, которые не иначе как ограбили денежный транспорт казны, а теперь собрались зарыть свои сокровища в лесной чаще. Но он не испугался, ибо при нем был меч, а у них он не видел никакого оружия, кроме дубинок, которые не помешали бы ему поразить их клинком. Поэтому он спокойно спросил их, не могли ли бы они указать ему дорогу на Бенатек.
Один из верзил молча указал дубиной на восток. Но молодой эрцгерцог уже почувствовал интерес к необычному приключению, и вместо того чтобы пойти своей дорогой, спросил мужиков, кто они такие.
-- Те, кто мне подвластен, называют меня Великим и Могучим, -- отвечал тот, что указал дорогу. -- А мой товарищ зовется Ужасным и Сильным.
Из этих слов -- а еще более по звучанию голоса -- сын императора догадался, что эти двое не принадлежали земным созданиям. Они были демонами или ночными привидениями. В те дни принц еще не утратил безоглядной храбрости и беспечности, свойственной юности, и все же наряду с любопытством он ощутил страх. Ему захотелось оказаться как можно дальше от этого места, но ни за что на свете он не стал бы показывать этим двоим, каково ему на самом деле. А потому он повел себя так, будто принимал их за людей из плоти и крови, и осведомился, откуда у них взялись эти деньги.
-- В свое время ты сам узнаешь это, -- сказал все тот же гигант. -Если только уже не знаешь, ведь ты -- первенец и наследник трех корон и должен понимать, что золото соответствует огню, серебро -- воздуху, а медь -- воде.
-- Но кому же оно принадлежит? Для кого вы сберегаете его? -- спросил сын императора, стараясь, чтобы голос его звучал твердо.
-- Все это, -- был ответ, -- назначено одному из гонимого племени, еврею Мордехаю Мейзлу, твоему будущему придворному слуге. Правда, слугою он будет зваться только ради почета, ибо не будет услуживать в твоих покоях, а станет твоим банкиром.
И тут второй гигант, до сих пор молчавший, повторил густым голосом, звучавшим еще страшнее, чем у первого:
-- Все это -- для Мордехая Мейзла, твоего камер-кнехта.
Императорский камер-кнехт был самым высоким титулом, какой давали в Праге некрещеным евреям. И невольная брезгливость на мгновение пересилила в молодом эрцгерцоге страх. Он скривил рот.
-- И все это должно принадлежать какому-то грязному жиду? - вскричал эрцгерцог. -- Так не годится. Я должен иметь в этом долю!
И чтобы доказать себе самому свое мужество, он взял из кучи серебра талер, на одной стороне которого был выбит профиль его отца, а на другой -чешский лев, герб страны.
