Вега Де - Новеллы (-)
Слуги Алехандро встретили грудью врага, обрушившись вчетвером на одного. Не будем подвергать сомнению их смелость. Вспомним, что Карранса {9} в своей книге "Философия шпаги" говорит: "Бывают люди столь малодушные, что одному смельчаку нетрудно бывает справиться с целой толпой их". И немного дальше он пишет: "Когда человек сражается со своим противником один на один, мы можем сказать, что он сражается, но если он имеет дело с двумя или тремя противниками, то сражаются с ним они, а он только обороняется". Развивая эту мысль, мы скажем, что четыре движения могут повести к четырем ранам, притом в разных непредусмотренных местах, и что один атакованный не может устоять против четырех нападающих; существует же латинская поговорка, гласящая, что с двумя зараз и Геркулесу не справиться. Кончая на этом мое рассуждение и порядком утомив вашу милость вещами, столь мало относящимися к делу, хотя мне они и по вкусу, я спрошу себя: почему бы мне не вообразить, что ваша милость - особа достаточно воинственная и что, если бы вы находились рядом с Фелисардо, который почти что ваш земляк, оказавшийся на чужбине, то, видя, как сильно он влюблен и как он хорош собою, вы пожелали бы помочь ему, хотя бы испуская громкие крики?
В данном случае крики были столь громки, что прибежала ночная стража и Фелисардо спасся от той опасности, которая грозит испанцам во всей Европе со стороны толпы. Мало того, он не был даже ранен, между тем как сам успел ранить Алехандро и двух его слуг. Стража привела его к вице-королю, который еще не ложился спать, потому что в эту ночь он писал донесение в Испанию. Он окинул Фелисардо гневным взглядом, выразил альгвасилу, или, как их там называют, капитану, большую благодарность за его рвение, а затем приказал надеть кандалы на Фелисардо и заковать в цепи в его присутствии. Но когда они остались одни, вице-король соизволил снять с него оковы и надел на него золотую цепь стоимостью в сто пятьдесят эскудо, - из тех, что называют орденскими (вы видите, я такой дотошный рассказчик, что не хочу, чтобы у вашей милости осталась хоть тень сомнения в том, сколько эта цепь стоила), а затем попросил его рассказать обо всем, что произошло. Наместник его величества с большим удовольствием выслушал рассказ Фелисардо. После того как Алехандро выздоровел, вице-король велел позвать его во дворец и прошел вместе с ним в комнату Фелисардо, которого для этого случая снова заковали в цепи. Затем он спросил Алехандро, какому наказанию он хотел бы подвергнуть своего противника, прибавив, что, если даже он потребует выслать его в Испанию, желание его будет исполнено. Поняв из этого, что вице-король желает добиться от него примирения с противником и что если он не пойдет на это, то навлечет на себя немилость наместника, Алехандро решил быть благоразумным и протянул руку Фелисардо, который, после того как он ранил своего соперника, каждую ночь виделся и разговаривал с Сильвией, ставшею после всего случившегося еще более к нему благосклонной. От нежных взглядов и невозможности осуществить свои желания любовь их все разгоралась, но они были вынуждены довольствоваться долгими ночными беседами - теми, от которых пострадала честь стольких женщин и погибло столько семейств.
Они поклялись сочетаться браком, в случае если вице-король даст Фелисардо какую-нибудь высокую должность, что для знатности Сильвии было необходимо. А так как Амур подобен купцу, который берет взаймы без намерения когда-либо расплатиться, то всякий влюбленный кавалер готов принять все, что ему предлагают взаймы, хотя расплатиться за это его могут заставить только по суду. Итак, Сильвия раскрыла Фелисардо свои объятия, в которых до сих пор всем отказывала, и вскоре ей пришлось расстаться с тем, что до сих пор она тщательно оберегала.
Невозможно передать словами, с какой радостью встречались любовники, видевшие себя в мечтах уже супругами, как клялся ей Фелисардо и как Сильвия ему верила. Поскольку каждый человек, как говорит философ, прежде всего любит самого себя, он, хоть и сомневается, но верит клятвам другого, питающим его любовь, ибо, как бы ни был влюблен человек, себя он любит еще сильнее. Вот почему, если кто-нибудь скажет вашей милости - вещь маловероятная, - что он любит вас сильнее, чем самого себя, то вы можете ему ответить, что Аристотель считает это невозможным {10}, а что ваша милость ценит этого философа больше, чем Плиния, ибо он во многих вопросах ближе к истине.
Судьба бывает благосклонна к купцам и беспощадна к фаворитам, она сурова с мореплавателями и ветрена с игроками; к любовникам же она может быть, смотря по обстоятельствам, и благосклонной и беспощадной, и суровой и ветреной. И вот, когда они наслаждались этим покоем, этим союзом, любовью, надеждами и сладостным обладанием друг другом, им суждено было разлучиться в силу самого удивительного случая, какой когда-либо бывал в судьбе человека и какой только можно было себе вообразить. Не сказав ни слова Сильвии и не извинившись перед ней, Фелисардо испросил разрешения вице-короля на поездку в Неаполь по какому-то своему делу и покинул Сицилию. Как! Я проговорился и назвал место действия? Ну так что же? Хотя сюжет новеллы и основан на вопросах чести, она не станет хуже, даже если личность героя будет установлена; я буду только доволен, если ваша милость не услышит таких вещей, в которых можно сомневаться. Ведь новеллы - это не культистские стихи {11}, слушая которые приходится утомлять свою голову, чтобы понять их смысл, а когда постигнешь его, то оказывается, что то же самое можно было сказать и короче и лучше.
Когда Сильвия узнала об отъезде этого человека, так жестоко и низко посмеявшегося над ее любовью и честью, над драгоценностями и подарками, которыми они обменялись, она принялась безутешно плакать. Несколько дней она ничего не ела, и красота ее стала постепенно вянуть, а жизнь потеряла для нее всякий смысл. По ночам она выходила вместе со своей верной служанкой Альфредой в сад, смотрела на море сквозь решетку (счастье еще, что была решетка!) и горько жаловалась: "О бессердечный испанец, жестокий, как и твоя родина! О самый лживый из людей, превосходящий жестокостью Вирено, герцога Селаудии {12} (как видно, эта дама хорошо знала Ариосто), и всех тех, кто, забыв свое благородство и долг, соблазняли достойных и невинных женщин, а потом бросали их. Куда ты скрылся, отняв у меня и самого себя и мою честь? Ведь только ты один мог бы мне возвратить ее. Ты бессовестно скрылся, и у меня теперь нет никого, кто бы мог вернуть мою честь, так как залог любви, который ты мне оставил, отнимает у меня даже тень ее, и только смерть может спасти меня. Я не могу поверить, что ты не понимаешь своей жестокости, и уже одна эта мысль лишает меня жизни. Кто бы мог подумать, дорогой мой Фелисардо, что твое красивое, застенчивое лицо, твоя изящная и стройная фигура скрывают столь жестокую душу и столь черствое сердце! Неужели ты испанец, о враг мой? Нет, это невозможно, ибо я слышала и читала, что никакая нация в мире не любит так нежно женщин и не бывает настолько склонна жертвовать ради них жизнью. Но если какая-то необходимость, мне неизвестная, принудила тебя уехать, то почему ты мне ничего не сказал? Тогда наша разлука убила бы меня еще скорее, но смерть была бы менее мучительна. Мне трудно поверить, о бессердечный испанец, что еще вчера ты был в моих объятиях и клялся, что ради меня готов отдать тысячу жизней, а сегодня уехал, лишив меня той единственной, которую мне подарил! Увы мне! Быть может, ты сейчас смеешься над моими слезами, издеваешься над моими ласками и оскорбляешь порывы моей души, причиной которых послужила не моя распущенность, а твое благородство, не мое легкомыслие, а несчастная моя судьба. Наверное, ты сейчас рассказываешь другой, более счастливой, чем я, хотя и ей, без сомнения, суждено скоро стать такой же несчастной, как я, о безумствах, которые я совершала в твоем присутствии, и о страданиях, которые ты мне причинил. Пусть же смеется надо мной та, которая сейчас тебе внимает и верит твоим речам, ибо скоро мы будем вместе проклинать тебя, и, узнав, каков ты, она меня не осудит за то, что я любила тебя, и пожалеет меня, потому что я еще люблю тебя". Эти и многие другие подобные слова говорила Сильвия, горько плача, между тем как Альфреда всячески пыталась смягчить ее отчаяние, вызванное доводами разума и несчастной ее судьбой.
А тем временем Фелисардо прибыл в Неаполь - город, как вашей милости, наверное, известно, славящийся своей красотой и богатством и где живет больше испанцев, чем во всей остальной Италии, с тех пор как Великий Капитан дон Гонсало Фернандес де Кордова {13}, прогнав оттуда французов, присоединил его к испанской короне. Этот подвиг его, наряду с другими его заслугами, будут вечно помнить грядущие поколения, хотя один современный писатель, более завистливый, чем красноречивый и ученый, написал книгу "Вести с Парнаса" 14, вообразив, что его скудный авторитет может набросить тень на имя, величие которого признают даже варварские народы.
