Карел Чапек - Белая болезнь
Маршал. Хочу. Я должен выиграть эту войну, понимаешь? Если бы мне полгода сроку! Если б у меня был год на эту войну!
Крюг (набирает номер). Алло, доктор Гален? Говорит Крюг. Приходите к маршалу, доктор. Да...он очень болен. Только вы сможете... Да, я понимаю... лишь при условии, что он заключит договор о вечном мире. Да, я ему передам. Подождите у телефона. (Прикрывает ладонью трубку.)
Маршал (вскакивает). Нет, нет! Я не хочу мира! Я должен воевать! Теперь уж нельзя идти на попятный, это был бы позор... Вы с ума сошли, Павел! Мы должны выиграть эту войну! С нами справедливость!
Крюг. Она не с нами, маршал!
Маршал. Я знаю, юноша. Но я хочу победы моей нации. Дело не во мне, дело в нации... Во имя нации... Повесьте трубку, Павел, повесьте трубку. Ради моей нации я... могу и умереть.
Крюг (передает трубку Аннете). Можете, но что будет потом?
Маршал. После моей смерти? Надо же считаться с тем, что я смертен.
Крюг. Вы сами не считались с этим. Никто не заменит вас во время войны. Вы сделали себя единственным главой, без вас мы будем разбиты, без вас наступит хаос. Страшно подумать, что произойдет в случае вашей смерти!
Маршал. Вы правы, Павел, мне нельзя умирать во время войны. Сначала я должен выиграть ее.
К р ю г. На это не хватит... шести недель, маршал.
Маршал. Да, шести недель... Ах, зачем господь допустил это! Зачем допустил!.. Господи Иисусе, что же мне делать?
Крюг. Предотвратить катастрофу, маршал. Такова теперь ваша задача. Анкета...
Дочь (в трубку). Вы слушаете, доктор? Говорит дочь маршала. Вы приедете? Да, он выполнит ваше условие. Нет, он еще не сказал этого, но ему не остается ничего другого... Что? И тогда вы бы пришли? И спасли бы его? Погодите, я скажу ему. (Закрывает трубку ладонью.) Отец, он говорит, что хочет услышать от тебя только одно слово...
Маршал. Нет положи трубку, Анкета. Я... не могу. Вопрос исчерпан.
Крюг (спокойно). Прошу прощения. Ваше превосходительство, вы обязаны сделать это.
Маршал. Что сделать? Вызвать к себе этого врача?
Крюг. Да.
Марша л. А потом униженно предложить мир? Отозвать войска? Так?
Крюг. Да.
Маршал. Извиниться... и понести наказание?
Крюг. Да.
Маршал. Так ужасно, так бессмысленно унизить свою нацию?
Крюг. Да, маршал.
Маршал. А потом все равно сойти со сцены; осрамившись, подать в отставку?
Крюг. Да, уйти в отставку, но уже в мирных условиях.
Маршал. Нет, говорю вам, нет! Пусть это сделает кто-нибудь другой. Тех, кто был против меня, более чем достаточно: пускай теперь проявят себя. А я... Я уйду в отставку сейчас же. Пусть другой предлагает унизительный мир!
Крюг. Никто другой не сможет этого сделать, ваше превосходительство.
Маршал. Почему?
Крюг. Это вызвало бы гражданскую войну. Только вы можете дать армии приказ об отступлении.
Маршал. Так пусть же сойдет с исторической сцены нация, которая не умеет управлять собой! Пусть дадут мне уйти... и обходятся без меня.
Крюг. Этому вы их не научили, ваше превосходительство.
Маршал. Тогда у офицера остается еще одна возможность. (Направляется к двери.} Крюг (преграждает ему путь). Этого вы не сделаете, маршал.
Маршал. Как? У меня нет права на собственную жизнь?
Крюг. Нет, ваше превосходительство. Прежде надо кончить войну.
Маршал. Может быть, вы и правы, молодой человек. Анкета, он достойный юноша, но слишком рассудителен и никогда не совершит ничего великого...
Дочь. Итак, отец... (Подает ему телефонную трубку.) Маршал (отталкивая трубку). Нет, детка. Не хочу и не могу. Мне больше незачем жить...
Дочь. Прошу тебя, отец! Прошу ради всех больных этой болезнью.
Маршал. Ради всех больных!..Ты права, Анкета, ведь есть еще другие. Нас, больных белой болезнью - миллионы! Да, я должен быть с ними. Гляди, весь мир, гляди, вот стоит... Маршал прокаженных! Он уже не во главе войск: он во главе смердящей, больной толпы. С дороги, с дороги! Шагаем мы, прокаженные! С нами справедливость, ибо мы больны и хотим только милосердия... Дай сюда, Анкета. (Берет трубку.) Алло, доктор... Да, это я. Да, да, я же сказал, да. Хорошо, спасибо. (Вешает трубку.) Ну вот и решено. Через несколько минут он будет здесь.
Дочь. Слава богу! (Плачет от радости.) Я так рада, отец... Так рада, Павел!..
Маршал (гладит ее по голове). Ну, ну, поди ко мне... Еще не сторонишься меня? Мы уедем с тобой отсюда... потом, когда будет мир.
Дочь. Когда ты поправишься.
Маршал. Да, когда мы все поправимся. И когда я все приведу в порядок. Это будет нелегко, Павел... Скорей бы пришел этот доктор... Надо прекратить наступление на фронте и уведомить все правительства... (Берет с письменного стола свои приказы и рвет их в клочки.) А жаль... Это была бы величайшая из войн!
Дочь. Войны больше не будет, отец. После того как ты распустишь свою величайшую в мире армию...
Маршал. А это была отличная армия, детка. Ты даже не представляешь себе, какая это была великолепная армия! Я посвятил ей двадцать лет...
К р ю г. А теперь вы посвятите себя делу мира. Скажете людям, что всевышний внушил вам это...
Маршал. Бог... Если бы я знал, что такова действительно воля бога... Ведь это тоже было бы повеление свыше, Павел?
К р ю г. Да, и великое.
Маршал. И не из легких, я знаю. Мне знаком дипломатический мир. Но если я проживу еще несколько лет... Человек на многое способен, когда уверен, что получил повеление от бога. Мир... Всевышний хочет, чтобы я стал миротворцем... Анкета, произнеси эту фразу вслух, чтобы я слышал, как звучит...
Дочь. Всевышний хочет, чтобы ты был миротворцем, отец.
Маршал. Право, звучит неплохо. Это была бы великая миссия, а, Анкета? Победить белую болезнь на земле - уже само по себе... грандиозная победа, а? Быть миротворцем... И наш народ стал бы первым среди всех остальных!.. Правда, это будет не легко, но если я останусь жив... Если такова воля божья.. Так где же этот доктор, Анкета? Где доктор?
Занавес
КАРТИНA ТРЕТЬЯ
Улица. Толпа с флагами. Песни и возгласы: "Да здравствует маршал!", "Да здравствует война!", "Слава маршалу!" Сын из первого акта. Ну-ка, все разом: "Да здрав-ству-ет вой-на!" Толпа. Да здравствует война!
Сын. Нас ведет маршал!
Толпа. Нас ведет маршал!
С ы н. Да здравствует маршал!
Толпа. Маршал! Маршал!
За сценой гудки автомобиля, который не может пробиться сквозь толпу.
Га лен (выбегает с чемоданчиком в руке). Доберусь пешком... Разрешите пройти. Разрешите, прошу вас. Я спешу... меня ждут...
С ы н. Гражданин, кричите с нами: "Да здравствует маршал! Да здравствует война!"
Га лен. Нет, только не война! Войны не надо! Войны не должно быть!
Возгласы: "Что он сказал?..", "Изменник! Трус!..", "Бей его!" Должен быть мир! Пустите меня... Я иду к маршалу.
Возгласы: "Он оскорбляет маршала!", "На фонарь его!..", "Смерть ему!" Возбужденная толпа смыкается вокруг Галена. Свалка.
Толпа расступается. На земле Гален и его чемоданчик.
Сын (пинает Галена ногой). Вставай, сволочь! Проваливай, а то...
Один из толпы (наклоняясь к неподвижному Галену). Стойте, граждане! Он уже мертвый.
Сын. Одним изменником меньше. Слава маршалу!
Толпа. Да здравствует маршал! Да здравствует маршал! Марша-ал! Марша-ал!
Сын (открывает чемоданчик). Гляньте-ка, это был какой-то лекарь! (Бросает склянки с медикаментами на землю и топчет их ногами.) Та-ак! Да здравствует война! Да здравствует маршал!
Толпа с криками: "Маршал!", "Маршал!", "Да здравствует маршал!" устремляется дальше.
Занавес
КОММЕНТАРИИ
БЕЛАЯ БОЛЕЗНЬ
Тема обличения фашизма появляется в драматургии Чапека в двадцатых годах (пьесы "Из жизни насекомых" и "Адамтворец"), но в пьесе "Белая болезнь" она стала центральной.
О том, как оформлялся замысел пьесы, писатель подробно рассказал в "Истории одного сюжета" - предисловии к драме своего друга, пражского зубного врача Иржи Фоустки "Дело жизни" (1937).
В начале тридцатых годов, еще до того как Чапек приступил к созданию романов: "Гордубал", "Метеор", "Обыкновенная жизнь" (1933-1934), между ним и Фоусткой произошел разговор о роли научной и технической интеллигенции в политической жизни современного общества. Утверждая, что руководство обществом должно быть передано в руки научных специалистов, Фоустка предложил Чапеку сюжет утопического романа о враче, который, найдя средство борьбы с охватившей все континенты эпидемией рака, диктует правительствам и народам свои условия и создает идеальное государство. Идея эта не увлекла писателя, так как он, с одной стороны, не мог себе представить идеального мироустройства и не сочувствовал человеку, который бы стремился навязать свою волю всему человечеству, а с другой стороны - сходный сюжетный мотив уже был использован в романе "Кракатит" (1924), где инженер Прокоп отказывается от искушения использовать свое изобретение для того, чтобы стать диктатором мира. "Спустя некоторое время, - вспоминает позднее Чапек, - я вернулся было к этому сюжету, но снова без успеха. Дело в том, что я ношу в себе хроническое желание написать роман о враче, вероятно потому, что сам я из докторской семьи; все мое детство прошло рядом с кабинетом врача и приемной, наполненной кашляющими или удивительно тихими пациентами, а моими первыми дорогами в мир были прогулки вдвоем с серьезным и большим отцом, направлявшимся к деревенским больным. Я хотел бы когда-нибудь написать настоящий панегирик врачам; но гениальный доктор, который с помощью своего лечебного средства становится властителем и чем-то вроде спасителя человечества,; никак не укладывался в мое представление о медицинском мире. Я бы сказал так: труд врача по сути дела консервативен; врач стремится сохранить существующее, то есть искру жизни; это борьба за жизнь, пусть даже за лучшую и более здоровую жизнь, но это борьба оборонительная. Врач по самому своему призванию defensor vitae (защитник жизни. - О. М.); поэтому я не сумел вжиться в образ доктора, который берет мир реформаторским приступом или, если можно так выразиться, в великой войне за будущее человечества покидает свой перевязочный пункт и принимает на себя командование в линии атакующих. Этим я не отрицаю, что человечеству иногда бывает нужен врач - вождь и реформатор; но в мире моего опыта для него не было места..." Вновь Чапек возвращается к тому же сюжету в 1936 году, в период мирового политического кризиса и все нарастающей военной угрозы со стороны фашистских государств. "Мне стало вдруг ясно, - пишет он, - что тот врач, специалист в области жизни, сражающийся по долгу профессии и по внутреннему призванию за жизнь каждого человека, не мог быть диктатором, пусть даже стремящимся вывести все человечество из моря бедствий, но, наоборот, должен был стать принципиальным и непримиримым антагонистом диктатур, человеком, который до последней возможности борется за индивидуальное человеческое право на жизнь... Тем самым первоначальный замысел повернулся, так сказать, на сто восемьдесят градусов, к своей собственной противоположности: от руководства миром к защите каждого человека; этим он приобрел для меня новую актуальность в эпоху, когда гуманизм, демократия, человеческое право и личная свобода находятся в обороне; и одним поворотом руки из этого возникла основная концепция "Белой болезни".
