Уильям Гаррисон Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны
– Отложите ваше суждение до завтра, сударыня. Вы увидите, что слова мои правдивы. От глубины души мне жаль вас.
– Я вовсе не нуждаюсь в вашем сострадании, сэр! – громко воскликнула она. – Все недостатки, которые вы приписываете мистеру Лоу, совершенно неосновательны. Добавлю, что только моя привязанность к Белинде заставляет меня оставаться под вашей кровлей.
– Не сердитесь на меня, прошу вас, – промолвил старик так печально, что тронул нежное сердце своей собеседницы. – Участие, которое я принимаю в вас, заставляет меня говорить так. Только за последние несколько часов передо мной обнаружились темные качества Джона Лоу. До сих пор я считал его честным и достойным доверия. Еще сегодня утром я защищал его так же страстно, как вы, но теперь мои глаза открылись.
– Вы начинаете беспокоить меня, мистер Уилсон! – воскликнула Кэт. – Что вы узнали о нем? Расскажите, заклинаю вас. Я терпеливо вас выслушаю теперь.
– Может, рассказать ей откровенно про все? – спрашивал себя старик. – Да… Да. Но нет еще! Это разрушит весь мой план мести.
– Вы колеблетесь? – воскликнула леди. – А, вам нечего сказать! Вы не в состоянии оправдать вашей клеветы.
– Подождите до завтра, сударыня! Вы узнаете тогда все и поймете причину моей нерешительности.
– Почему до завтра? Почему я должна ждать? Почему вы осуждаете меня на целую ночь страданий, в то время как можете оживить несколькими словами?
– Ничто не облегчит вашей горести, сударыня, скорее усилит ее. Не принуждайте меня более, это бесполезно. Если мы встретимся утром, я расскажу вам все. А если нет, Божье благословение да пребудет с вами! Спокойной ночи!
Увидев, что ей больше ничего не добиться от него, Кэт удалилась. Оставшись снова один, Старый Красавец стал порицать себя за то, что не сделал Кэт участницей своих страданий. Соединив свое горе, они могли бы найти взаимное утешение. И он почти решился исполнить это намерение, но прежде, чем дошел до двери, доброе побуждение исчезло, и несчастный вернулся к своему жестокому решению.
– Не будь слаб, – шептал он. – Не будь слаб. Она должна умереть!
Он снова вернулся в свой кабинет и, открыв ящик письменного стола, взял связку писем. Он начал читать их, но чувства, вызванные чтением, заставили его перестать. Затем он взял небольшой портрет своей жены и, глядя на него с нескрываемым обожанием, восклицал:
– Ах, эти черты пленили меня! Как красива она, как бесхитростна! Как страстно я любил ее! Но любовь исчезла навсегда, – прибавил он, бросив портрет на землю и топча его. – Я пробудился от безумного сна и вижу, что меня обманули. Любила ли она меня когда-нибудь? Нет, нет, никогда, никогда!
Чувства эти были столь мучительны, что ему казалось, будто он сейчас умрет. Очнувшись от припадка боли, Уилсон снова положил письма в ящик и открыл шкафчик, из которого вынул небольшую шкатулку с лекарствами. Несколько минут он стоял в нерешительности, опустив руки, и глядел на шкатулку. Выражение его мрачного лица было отталкивающее. Наконец, он взял небольшой ключ и приложил к шкатулке, но рука его дрожала так сильно, что после нескольких бесплодных попыток ключ выпал из руки.
– Будь я суеверен, я счел бы это за вмешательство какого-нибудь доброго духа с целью отвратить меня от моего намерения, – прошептал он. – Но меня ничто не удержит. Стоит мне подумать о нанесенном оскорблении, и я становлюсь непреклонным.
С этими словами он отпер шкатулку и вынул из нее склянку, наполненную прозрачной, как вода, жидкостью. Снова охватила его нервная дрожь, и в своем возбуждении он чуть не уронил склянку. Едва успел он подхватить ее, как неожиданное появление жены помешало ему.
– Я пришла узнать, что с вами, – сказала она. – Леди Кэт рассказала мне, что вы чем-то расстроены. Вы чувствуете себя нездоровым? Вы страшно бледны. В чем дело?
– Ничего, ничего, – ответил он торопливо. – Не беспокойтесь обо мне. Мне скоро будет лучше. Я собирался зайти в вашу комнату, чтобы сказать вам «доброй ночи», прежде чем отправиться к леди Берг, но так как вы здесь, то, пожалуйста, садитесь. Мне нужно кое-что сообщить вам.
– Ну хорошо, только не задерживайте меня долго. Я очень устала и хочу выспаться, – сказала она, протяжно зевая.
– Посвятите мне несколько минут. Вы скоро будете спать долго и глубоко, – сказал он мрачным голосом, пристально глядя на нее.
– Как странно вы смотрите на меня! – воскликнула Белинда. – Кэт говорила, что с вами творится сегодня неладное. Да, вижу, что это верно. Ну, улыбнитесь немножко! Да вас испугается всякий, если вы станете так дико смотреть. Вы напоминаете мне Синюю Бороду из волшебной сказки, когда он собирается отрубить голову своей жене. Надеюсь, вы не собираетесь убить меня?
– Убить вас! – отозвался Уилсон. – Кто внушил вам эту безумную мысль?
– Да ваши свирепые взгляды. Говорят, будто вы так ревнивы, что способны совершить какое-нибудь ужасное убийство. Но я не боюсь этого. Вы слишком любите свою Белинду, чтобы отрубить ей голову. Не так ли, господин Синяя Борода?
– Разве я обращался с вами иначе, как с нежностью, с тех пор как мы поженились? – спросил Старый Красавец.
– Ваше поведение вообще было похвально, но по временам у вас обнаруживаются странные вспышки. К счастью, я не обращаю на них внимания.
– Ответьте мне на один вопрос, Белинда: раскаивались ли вы когда-нибудь в том, что вышли за меня замуж?
– Раскаивалась ли? Конечно, даже сотни раз. Всякий раз, как мы немножко поссоримся, я желаю развода, но затем вы неизменно делаете мне такие хорошие подарки, что я рада примириться. Кстати, вы ведь не дали мне бриллиантового ожерелья, которое обещали после нашей последней ссоры.
– Ну, довольно этих пустяков, сударыня! – строго сказал Уилсон. – Мне нужно совсем о другом переговорить с вами. Страшные истории рассказали мне о вас – истории, угрожающие вам самим и моему честному имени.
– И вы поверили этим сплетням? Вы считаете меня способной на такое дурное поведение? – воскликнула она, гордо выпрямившись во весь рост и глядя на него с негодующим презрением.
– Да, сударыня, я верю им. Ваши попытки опровергнуть их будут совершенно бесполезны. Я верю в вашу виновность – слышите ли, виновность, сударыня. О вашей любовной связи с мистером Лоу говорит весь город. Ага! Вы считали меня дураком. Но если я слеп, то другие зрячи. Один из моих добрых друзей был достаточно предусмотрителен – черт его побери! – чтобы послать мне сегодня утром письмо, извещающее о вашем поведении. Притом я получил подтверждение этого заявления. Я подслушал то, что произошло между вами и вашим любовником в Бирдкейдже сегодня утром, и узнал, что он в эту ночь придет в сад.
– Все это очень легко объяснить, сэр, но я не снизойду до объяснения, – сказала Белинда, приготовляясь покинуть комнату.
Но старик предупредил ее намерение и быстро запер дверь, а ключ положил себе в карман.
– Вы думаете задержать меня насильно? – спросила Белинда в испуге.
Она попыталась было позвонить, но он схватил ее за руку и насильно усадил на стул. Вынув шпагу, он велел ей готовиться к немедленной смерти.
– Я не могу думать, что вы серьезно хотите убить меня! – воскликнула она. – Вы хотите попугать меня?
– Молитесь, говорю вам, сударыня! – крикнул в ответ Уилсон. – Вам осталось всего несколько минут.
– Смилуйтесь, смилуйтесь! – заголосила несчастная, прочтя свой приговор в его взгляде. – Ради вашей прежней любви ко мне, умоляю вас, пощадите!
– Всякая жалость исчезла из моего сердца из-за вашего вероломства. Вы должны умереть.
– Но не от вашей руки, – пронзительно вскрикнула она. – Клянусь вам, я невинна! Послушайте, что я скажу вам.
– Не желаю ничего слушать теперь, – сказал Уилсон безумным голосом. – Вы хотите только выиграть время. Попробуйте только крикнуть, я воткну шпагу вам в горло. Вы лишены всякой помощи.
– Тогда, Боже, помоги мне! – произнесла она.
– Я не хочу проливать вашей крови. Выпейте это, – сказал он, вынув из жилета склянку.
– Это яд? – крикнула Белинда.
– Пейте! Предоставляю вам выбрать род смерти: или это, или меч!
Не будучи в состоянии сопротивляться, она взяла склянку и выпила часть жидкости, затем с глухим стоном упала на пол. Уилсон бросился на стул и отвернулся от нее. Он пытался зажать уши, чтобы ужасные стоны не достигали их. Вслед за тем все замолкло. Тем не менее он не смел оглянуться и оставался некоторое время в том же самом положении. Наконец часы пробили одиннадцать. Их звук вывел его из забвения. Он вскочил, шепча про себя:
– Я еще не все сделал.
Судорога овладела им, когда он взглянул на бездыханное тело той, которую прежде так горячо любил.
Но месть еще бушевала в его груди, и жалость не имела доступа к его сердцу. Открыв дверь, он вышел из комнаты, повторяя:
– Я еще не все сделал.
Глава X. В саду
В эту ночь, три четверти часа спустя после страшного происшествия, носилки остановились на Сенной улице, около забора сада, очевидно принадлежавшего к расположенному в соседнем сквере большому дому. Из них вышел господин, закутанный в плащ, и приказал носильщикам дожидаться его возвращения.
