Пэлем Вудхауз - Дживз уходит на каникулы
-- Как тебя понять -- "Ну и"?
-- Ну и какие у тебя дальше планы?"
-- А дальше я выдерну тебя из этого кресла и сам засяду в него с этой книжкой, буду ее читать и про все на свете забуду.
-- Ты хочешь сказать, что больше не пойдешь туда?
-Именно так. Бертрам завязал. так и передай журналистам.
-- Но как же сливочник. Твой дядюшка Том будет очень огорчен.
-- Плевать я хотел на дядюшек Томов.
-- Берти! Ты очень странно себя ведешь!
-- А разве не странно, когда я сижу на полу в спальне Уилберта Крима с ожерельем из ножек стула на шее, а в комнату входит Мамаша Крим?
-- Ого! Правда что ль?
-- Вот именно.
-- И что ты ей сказал?
-- Я сказал, что ловлю там мышь.
-- Ты ничего лучше не мог придумать?
-- Нет.
-- Ну и чем все кончилось?
"Я испарился, оставив ее в полной уверенности, что у меня не все дома. Так что, Бобби, на твое предложение пойти туда снова позволь мне горько рассмеяться", -- сказал я и горько рассмеялся. -- "В эту злосчастную комнату я не пойду даже за миллион фунтов стерлингов, пусть даже наличными в мелких купюрах."
При этих словах Бобби изобразила moue, надула губки в знак того, что она очень обиделась на Бертрама и что этого она от него не ожидала.
-- И где же твой хваленый вустеризм?
-- На сегодня закончился.
-- Да ты человек или мышь?
-- Очень тебя прошу, не произноси при мне этого слова.
-- Нет, ты снова должен туда пойти. А я тебе помогу."
-- Ха!
-- Ты мне уже говорил ха!.
-- Говорил, и еще не раз услышишь.
-- Но послушай, Берти. На этот раз ничего не случится, ведь мы будем работать в связке. Мамаша Крим не может появиться там во второй раз. Ведь молния не ударяет дважды в одно и то же место.
-- Ты уверена?
-- Даже если она и появится... Знаешь, что я придумала. Ты зайдешь в комнату и начнешь там искать, а я буду дежурить в коридоре.
-- И ты считаешь, меня это спасет?
-- Конечно, ведь я хорошо пою.
-- Я очень люблю, когда ты поешь, но сейчас это неуместно.
-- Ах, Берти, ну какой же ты непонятливый. Если ты услышишь, что я пою, это будет значить, что кто-то идет, и ты успеешь выпрыгнуть в окно.
-- И сломать себе шею?
-- Да не сломаешь ты себе шею. Из комнаты есть балкон. А сбоку -водосточная труба. И ты преспокойно съедешь по ней вниз. Ты же не станешь отрицать, что любишь это занятие. Дживз мне много про это рассказывал.
Я задумался. Я действительно имею изрядный опыт по части водосточных труб, так уж складывались жизненные обстоятельства. Итак, что-то в плане Бобби уже имело разумное зерно.
Но окончательно я решился из-за дядюшки Тома. Нельзя сказать, чтобы он жить не мог без этого сливочника, но что он не мог без него спокойно жить, это уж точно. Я так и представлял себе, вот он вернется и скажет: "Ну, как там моя дорогая серебряная коровушка!.." Глядь -- а ее-то и нет! А мы, племянники, не любим, когда серебряные коровы уходят от наших дядюшек. Я конечно, говорил, что плевать хотел, но это неправда. Разве я могу забыть, что когда я учился в Мэлверн Хаус, этот мой дядюшка по моей тетке время от времени присылал мне по десять шиллингов. Он был со мной так добр, и я не могу теперь этого так оставить...
Поэтому через пять минут я уже стоял у врат Голубой Комнаты, а рядом со мной Бобби, еще не вопиющая в пустыне коридора, но готовая в любой момент, паче чаяния, по ветхозаветной ассирийской модели, там замаячит Мамаш Крим. Нервы у меня, конечно, были на пределе, но все-таки не так, как в первый раз. Ведь теперь я знал, что на дозоре стоит Бобби. А любой гангстер скажет вам, что если ты грабишь сейф, то всегда неплохо, если кто-то встанет на стреме и в нужный момент свистнет: "Сматываемся: легавые!"
Чтобы на всякий случай убедиться, что Уилберт еще не вернулся с прогулки, я постучал в дверь. Никто не ответил. Из чего я понял, что все чисто. Я вопросительно посмотрел на Бобби: она подтвердила, что я прав.
-- Ну, давай еще раз быстро проштудируем. Если я запою, что ты делаешь?
-- Дую в окно.
-- А потом?
-- Съезжаю по водосточной трубе.
-- А потом?
-- Пилю к линии горизонта.
" Правильно. Так что иди и шарь", -- сказал она, и я вошел. Эта комната стала уже мне как родная: все здесь было, как в прошлый раз. Первое, что я сделал, это подставил к шкафу второй стул и посмотрел наверху. К моему разочарованию, там ничего не было. Что ж, наверное, у клептоманов другой актив для чтения. Мне ничего не оставалось, как приступить к тщательному обыску всей комнаты, что я и сделал, все время прислушиваясь, не затянут ли в коридоре песню. Но все было тихо, и наш вустер оживился и вдохновенно стал ползать повсюду. Но только я забрался под комод, как своды Голубой Комнаты огласились очередным голосом, в результате чего я дернулся вверх и посадил себе шишку.
"Ради всего святого!" -- сказал голос, а я еле выбрался из-под комода. Я чувствовал себя пикулей, которую выуживают из банки. А выудила меня все та же Мамаша Крим. Она стояла предо мной, с выражением благородного гнева на своем породистом лице, и я был совершенно с ней согласен. Любая женщина придет в негодование, если при посещении комнаты своего сына она видит, что на том, что торчит из-под комода, явно штаны не Уилберта, а значит этот чужой.
Мы снова повторили разученный диалог.
-- Мистер Вустер!
-- А, привет!
-- Это снова вы?
-- Ну да.
-- Вы снова ловите мышь?
-- Совершенно верно. Мне как раз показалось, что я видел, что она забежала под комод, и намеревался вытащить ее отсюда невзирая на ее возраст или пол.
-- Неужели вы в самом деле думаете, что здесь есть мыши?
-- Мне иногда так кажется.
-- И часто вы ловите мышей?
-- Довольно часто.
Тут, ее, кажется, осенило.
-- А вам никогда не кажется, будто вы кот?
-- Нет. И в этом я абсолютно уверен.
-- Но тем не менее вы ловите мышей?
-- Да.
-- Очень, очень интересно. Когда я вернусь в Нью-Йорк, обязательно посоветуюсь со своим психоаналитиком. Он наверняка подскажет, что может означать этот мышиный комплекс. А у вас нет никаких ощущений в голове?
-- Очень даже есть, -- сказал я, так как полученная мною шишка была весьма увесистой, отчего в голове у меня пульсировало.
-- Так я и думала. Это у вас что-то вроде навязчивой идеи. Знаете, что я вам посоветую: идите к себе в комнату и прилягте. Попробуйте заснуть. Или выпейте чашку крепкого чаю. А я постараюсь вспомнить, как же звали этого психиатра, его очень все хвалят. Да мисс Уикам мне давеча про него рассказывала. То ли Боссом, то ли Блоссом... Ах, вспомнила: Глоссоп, Сэр Родерик Глоссоп. По-моему вам обязательно нужно к нему обратиться. Одна моя знакомая сейчас у него лечится, очень, знаете ли, его хвалит. Он берется за самые безнадежные случаи. Между тем, вам необходим отдых. Так что подите и отдохните.
Уже самого начала обмена мнениями я потихоньку двигался по направлению к выходу: так ползет по песку краб, пытаясь увернуться от любознательного малыша, а тот упорно старается поддеть его своим совочком...
Во всяком случае отдыхать я не пошел, а снова стал искать Бобби, весь горя от гнева. Мне нужно было выяснить, а где же моя законная песня? Хотя бы пара тактов какого-нибудь общеизвестного шлягера. А?
Бобби я нашел садящейся в свою машину.
"А, привет, Берти", -- сказала она преспокойненько. "Ну как, нашел?"
Я заскрипел зубами.
"Нет. Не нашел. Но меня там нашла Мамаша Крим."
Глаза у Бобби расширись от удивления, она даже тихонько вскрикнула.
-- Ты хочешь сказать, она опять застала тебя...
-- ...торчащим из-под комода. Потому что не было песен.
Глаза Бобби еще шире раскрылись от удивления, и она даже тихонько вскрикнула.
-- О, Берти, мне очень жаль.
-- Мне тоже.
-- Понимаешь, меня позвали к телефону. Звонила мама. Она нашла тебе еще одно обозначение: что ты рохля. Она очень рада, что я собираюсь к ней, она хочет со мной поговорить."
-- Я так думаю, обо мне?
-- Да, твое имя наверняка всплывет. Но мне некогда тут с тобой болтать, Берти, иначе я не успею засветло. Мне очень жаль, что ты заварил такую кашу. Бедный, бедный Мистер Траверс. Что ж, не век же солнцу быть, надо дождику полить" -- сказала она, нажала на газ и обдала меня струей гравия.
Если бы рядом со мной стоял сейчас Дживз, я повернулся бы к нему и сказал: "Ах эти женщины, Дживз!.." А он ответил бы мне "Да, сэр" или "Совершенно верно, сэр", и мне стало бы легче. Но Дживза не было рядом, и я опять горько рассмеялся и пошел обратно на лужайку. Мне очень хотелось взять в руки книжку Мамаши Крим и снять напряжение.
Что я и сделал. Читал я совсем недолго, и вот уже вежды мои сомкнулись и я отчалил в страну грез, мирно посапывая как тот кот Агустус. Когда же я проснулся, то обнаружил, что прошло уже два часа. Сладко потягиваясь, я вспомнил, что забыл отправить телеграмму Кипперу Херрингу, с приглашением.
