Ирвин Шоу - Матрос с Бремена (сборник рассказов)
-- Нельзя ли поговорить с вашим отцом?
Отец уже давно ретировался на кухню с "Санди таймс" в руках и теперь твердо надеялся, что никакая сила на свете не оторвет его от мирной газетной стихии.
-- Пап! -- позвал я его.
Услышал, как он тяжело вздохнул, зашелестел газетой, отрываясь от чтения передовицы. Я закрыл за миссис Шапиро дверь. Вошел в комнату отец, протирая тряпочкой стекла очков и неприкрыто жалея, что пришлось покинуть свое надежное пристанище -- кухню.
-- Пап, это миссис Шапиро,-- представил я.-- У нее есть вторичная закладная...
-- Ну да, совершенно верно,-- порывисто подтвердила она.
И в это мгновение будто вся посветлела,-- тон у нее был мягкий, она явно была смущена причиненным беспокойством. У нее на чулках, на толстых ножках, спустилось несколько петель, а разбитые туфли много повидали на своем коротком веку.
-- Я пришла к вам потому, что...
-- Да-да.-- Отец, как всегда, строил из себя делового человека,-- вечно это демонстрировал перед сборщиками платы по счетам, но тут же утрачивал, стоило им начать привычные угрозы в его адрес.-- Да, конечно, минутку. Я позову жену... она куда больше меня знает обо всем этом... Ах... Элен! Элен!
Мать спустилась с лестницы, убирая на ходу волосы.
-- Вот -- миссис Шапиро,-- объявил отец.-- У нее есть вторичная закладная...
-- Вот как все произошло,-- начала миссис Шапиро, подходя поближе к моей матери.-- В двадцать девятом году я...
-- Не угодно ли вам присесть? -- указала мать на стул, бросив ледяной взгляд на отца; губы плотно сжались.
Мать всегда с презрением относилась к отцу, считая его недотепой, особенно когда он оказывался не на высоте и не мог отвадить от дома свидетелей нашей нищеты.
Миссис Шапиро присела на самый кончик стула и чуть подалась вперед, плотно сдвинув коленки.
-- Залоговая стоимость вторичной закладной восемьсот долларов,-молвила она.
Мы все сидели молча, не двигаясь с места. Тишина, конечно, действовала на нервы миссис Шапиро, но она все равно продолжала. Когда говорила, ее полные сероватые щеки постоянно дергались.
-- Восемьсот долларов -- это куча денег!
Мы не стали ее разубеждать.
-- В двадцать девятом году,-- рассказывала миссис Шапиро,-- у меня было восемь тысяч долларов.-- И посмотрела на наши лица, пытаясь удостовериться, нет ли на них выражения жалости, зависти или чего-то еще.
Но мы сидели с абсолютно равнодушными лицами, свойственными людям, которые давно привыкли располагать большими деньгами.
-- Восемь тысяч долларов! Вы только представьте себе! Я зарабатывала их всю жизнь. У меня была овощная лавка. Вы знаете, овощи -- продукт дорогой, скоропортящийся, и всегда найдется конкурент, который норовит продать точно такие куда дешевле, чем вы...
-- Да,-- согласилась с ней мать.-- Овощи сейчас стоят очень дорого. Вчера только мне пришлось заплатить двадцать центов за кочан цветной капусты...
-- Ну и для чего ты это сделала? -- вмешался отец.-- Я, например, не люблю цветную капусту. Обычная капуста, что в ней такого особенного?
-- Мой муж, мистер Шапиро, два года умирал от рака.-- Миссис Шапиро старалась, по-видимому, заинтересовать нас.-- У меня тогда было восемь тысяч долларов. Я страдала ревматизмом, постоянно высокое кровяное давление, и я не могла больше возиться в лавке.-- Вновь внимательно оглядела наши лица, надеясь уловить на них хоть каплю сочувствия.-- Тогда я сняла восемь тысяч долларов со своего банковского счета и отправилась к мистеру Майеру. Я сказала ему: "Мистер Майер, вы большой человек, у вас превосходная репутация. Я хочу передать вам свои сбережения несчастной вдовы. Не могли бы вы вложить куда-нибудь мои деньги, чтобы я могла спокойно дожить до смерти на свои проценты? Мне много не требуется, мистер Майер,-- сказала я ему,-всего несколько долларов в неделю, покуда не умру. Вот и все".-- Я так и сказала,-- всего несколько долларов.
-- Я знаком с Майером,-- отреагировал отец.-- Сейчас его дела не слишком хороши: его имущество, насколько я знаю, переходит в управление трастовой компании.
-- Мистер Майер -- самый настоящий мошенник! -- страстно выпалила она; ее крепко сжатые на бедрах кулачки дрожали.-- Взял мои деньги и пустил их под вторичные закладные. Все восемь тысяч долларов! -- Она умолкла, на несколько мгновений утратив, по-видимому, дар речи.
-- Видите ли,-- начал отец,-- сегодня даже первичные закладные никуда не годятся. В наше время вообще ничто уже не годится.
-- За последние два года,-- жаловалась миссис Шапиро со слезами, выступившими на глазах,-- я не получила от него ни пенни из всех восьми тысяч долларов, переведенных во вторичные закладные.-- Клочком материи, отдаленно напоминающим носовой платок, она вытерла слезы.-- Сколько раз я приходила к мистеру Майеру, а он постоянно твердил одно и то же: "Нужно подождать! Еще подождать!" Сколько можно ждать, я вас спрашиваю? Мне сейчас просто нечего есть, святая правда! Сколько же можно ждать?! -- И разрыдалась, чтобы вернее вызвать наше сострадание.
-- А теперь мистер Майер не желает даже меня видеть. Когда я прихожу к нему, его клерки говорят, что его нет и неизвестно когда будет. Мои хождения стали совершенно бесцельными.-- Опять поток ее красноречия иссяк, и она прибегла к подобию платочка. Потом начала вновь: -- Вот я и хожу по домам, где куплены мои вторичные закладные. И все это приличные дома, такие, как у вас: с коврами, шторами, с паровым отоплением, с печкой,-- там всегда варится что-нибудь вкусненькое, и приятный запах ударяет в нос, едва открываешь наружную дверь. Ну сколько же можно ждать, скажите на милость? У меня в руках вторичные закладные на такие вот дома, как ваш, а мне нечего есть...-- От ее слез платок-тряпочка промок насквозь.
-- Прошу вас, пожалуйста,-- сквозь слезы говорила она,-- дайте мне хоть что-нибудь! Мне не нужны восемьсот долларов, но хоть что-то... Это ведь мои деньги... Теперь у меня никого нет,-- на кого мне рассчитывать? Я страдаю ревматизмом, в моей комнате холодно, а мои туфли давно прохудились... У меня нет чулок, и я хожу на босу ногу... Пожалуйста, прошу вас!..
Мы попытались успокоить ее, но все напрасно -- слезы у нее лились бурным потоком.
-- Пожалуйста, прошу вас, хоть чуточку, совсем немного -- сотню долларов! Можно даже пятьдесят. Это же мои деньги...
-- Хорошо, миссис Шапиро,-- не выдержал отец,-- не расстраивайтесь так. Приходите в следующее воскресенье. Постараюсь что-нибудь для вас приготовить...
Горькие слезы мгновенно прекратились.
-- О, да благословит вас Бог! -- запричитала миссис Шапиро.
Не успели мы сообразить, что происходит, как она через всю комнату бросилась к отцу, упала на четвереньки и принялась ползать перед ним, покрывая страстными поцелуями его руку, то и дело восклицая:
-- Да благословит вас Бог, да благословит вас Бог!
Мой отец сидя на стуле явно нервничал,-- не по душе ему пришелся такой унизительный эпизод. Он пытался поднять женщину свободной рукой, умоляюще поглядывая на мать. Но и мать уже не могла выдерживать эту душераздирающую сцену.
-- Миссис Шапиро,-- пришла она на помощь отцу, пытаясь заглушить причитания назойливой визитерши.-- Послушайте меня. Мы ничего не можем вам дать, ничего. Ни в следующее воскресенье, ни в какое другое! У нас в доме нет ни цента!
Миссис Шапиро выпустила руку отца; она все еще стояла на коленях перед ним, посередине нашей гостиной. Довольно странная, непривычная картина!
-- Но мистер Росс сказал...
-- Мистер Росс несет чепуху! -- перебила ее мать.-- У нас денег нет, и никогда не будет! Мы ждем, когда нас вышвырнут из этого дома, и это может произойти в любую минуту. Мы не в состоянии дать вам ни пенни, миссис Шапиро!
-- Но в следующее воскресенье...-- настаивала она на своем, очевидно, пытаясь объяснить моей матери, что она и не ожидала от нас помощи сейчас, немедленно, но через неделю...
-- У нас не будет больше денег, чем сейчас, и в следующее воскресенье. А сейчас у нас в доме всего восемьдесят пять центов, миссис Шапиро.
Мать встала, подошла к ней, все еще стоявшей на коленях перед отцом, но даже не успела до нее дотронуться. Миссис Шапиро вдруг повалилась на пол, глухо ударившись о него, как будто кто-то уронил набитую вещами сумку.
Нам пришлось потратить не меньше десяти минут, чтобы привести ее в чувство. Мать напоила ее чаем. Она молча пила из чашки и, казалось, совсем нас не узнавала. Теперь она могла уйти. Перед уходом она поведала нам, что это у нее уже пятый припадок за последние два месяца; ей, конечно, стыдно за себя.
Мать дала ей адрес врача, который не требует сразу денег за прием, и миссис Шапиро ушла. Ее коротенькие, толстые ножки, в чулках со спущенными петлями, дрожали, когда она спускалась по лестнице. Мы с матерью следили за ней -- как она, спотыкаясь, еле брела по улице и скоро исчезла, завернув за угол. Отец вернулся на кухню, к своей "Санди таймс".
Приходила она и в следующее воскресенье, и еще два воскресенья подряд после этого визита; долго звонила, каждый раз не менее получаса,-колокольчик нудно звенел. Но мы не открывали; все мы тихо, словно мыши, сидели на кухне, терпеливо ожидая, когда она наконец уйдет.
