Джеймс Макферсон - Поэмы Оссиана
И вот тогда пришла дочь Старно, ее голубые очи были полны слез, и голосом полным любви сказала она королю Морвена.
"Фингал, высокородный вождь, не доверяй горделивому сердцу Старно. В том лесу сокрыл он своих вождей, берегись же леса погибели. Но помни, сын холма, помни Агандеку, спаси меня от гнева отцовского, король ветряного Морвена!"
Юноша бесстрашно пошел вперед, рядом с ним - герои его. Помощники смерти пали под дланью его, и Гормал вокруг отзывался эхом.
Пред чертогами Старно сошлись сыны охоты. Мрачнее тучи было челе короля. Его глаза - метеоры ночные. "Приведите, - вскричал он, - Агандеку к любезному ей королю Морвена. Десница его запятнана кровью моего народа, и не напрасны были речи ее".
Она пришла, и глаза ее были красны от слез. Она пришла, и развевались кудри ее, как смоль черные. Белая грудь вздымалась от вздохов, словно пена многоводного Лубара. Старно пронзил ее тело булатом. Пала она, словно снег, что свергается с утесов Ронана, когда леса безмолвны и эхо разносится по долине.
Тогда Фингал взглянул на вождей своих доблестных, вожди его доблестные взялись за оружие. Взревела грозная битва, и Лохлин бежал или гибнул. Бледную деву с волосами, как смоль черными, сокрыл Фингал на быстром своем корабле. На Ардвене высится могила Агандеки, и море ревет вокруг ее сумрачного жилища".
"Благословенна будь душа ее, - молвил Кухулин, - и благословенны будьте уста песен. Могуча была юность Фингала, и могуча его десница в преклонные годы. Лохлин снова падет пред королем гулкозвучного Морвена. Яви свой лик из-за туч, о луна! Озари паруса его белые на волнах ночных. И если некий могучий небесный дух* восседает на той низко парящей туче, отврати от скал корабли его темные, ты, всадник бури!"
* Это единственное место в поэме, которому можно приписать религиозный смысл. Но обращение Кухулина к этому духу содержит сомнение, и поэтому трудно определить, что подразумевает герой: высшее ли существо или духов погибших воинов, которые, как считалось в те времена, управляли бурями и перелетали на порывах ветра из одной страны в другую.
Так говорил Кухулин под рокот потока горного, когда Калмар взошел на холм, раненый сын Маты. С поля пришел он, весь окровавленный. Он опирался на копье согбенное. Ослабела десница битвы, но сильна душа героя!
"Добро пожаловать, сын Маты, - промолвил Коннал, - добро пожаловать к друзьям! Почему прерывистый вздох исторгся из груди того, кто вовеки не ведал страха?"
"И вовеки, Коннал, не устрашится он, булата острого вождь. Душа моя расцветает в опасности и ликует в грохоте битвы. Я из стального племени, и предки мои вовек не ведали страха.
Кормар был первым в моем роду. Он мерялся силами с бурными волнами. Челн его черный бороздил океан и носился на крыльях ветра. Некий дух однажды возмутил ночь. Вздымается море и грохочут скалы. Ветры гонят вдаль облака. Молния мчится на огненных крыльях. Устрашился он и пристал к земле, а потом устыдился страха. Он ринулся снова в волны на поиски сына ветра. Трое юношей правили скачущим судном; он стоял с обнаженным мечом. И когда проносился мимо низко парящий призрак, он ухватил его косматую голову и погрузил свой булат в темное чрево. Сын ветра покинул зыби воздушные. Луна и звезды вернулись.
Столь бесстрашен был мой род, и Калмар подобен своим праотцам. Лишь поднимет он меч - и опасность бежит. Кто дерзает, того венчает успех.
Но ныне, вы, чада зеленодолого Эрина, оставьте кровавый вереск Лены. Соберите скорбную горстку наших друзей и сплотитесь с мечом Фингала. Я слышал шум наступающей Лохлинской рати, но Калмар останется и снова сразится. Голос мой будет так громок, други мои, словно тысячи следом за мною. Но, сын Семо, вспомяни обо мне. Вспомяни о безжизненном теле Калмара. Когда Фингал расточит врагов, положи меня под памятным камнем, чтоб обо мне проведали грядущие времена и мать Калмара * утешилась у камня славы моей".
* Алклета; плач ее над сыном включен в поэму о смерти Кухулина, напечатанную в этом сборнике.
"Нет, сын Маты, - сказал Кухулин, - вовек я тебя не оставлю. Бой неравный радостен мне; душа моя возрастает в опасности. Коннал и Карил, древний годами, уведите печальных сынов Эрина, а когда окончится битва, ищите наши тела охладелые в этом тесном проходе. Ибо у этого дуба будем стоять мы в потоке сражения многих тысяч.
О сын Фихила, чьи ноги, как ветер, лети над вереском Лены. Скажи Фингалу, что Эрин завоеван, и проси поспешить короля Морвена. Да явится он, словно солнце в бурю, когда оно озаряет злачные холмы".
Утро сереет над Кромлой; сыны моря идут на приступ. Калмар встал впереди, дабы встретить их в гордости своей горящей души. Но бледность покрыла лик воина; он оперся на копье отца. То копье он взял в чертоге Лары, и скорбела душой его мать. И вот герой упадает медленно, словно древо на равнине Коны. Мрачный Кухулин стоит один, словно скала в песчаной долине. Море стремит свои волны и с грохотом бьется о твердые склоны ее.* Вершина покрыта пеной, и холмы вокруг отзываются. И тогда из густого тумана в океане возникли белопарусные суда Фингала. Высоко вздымается лес их мачт, когда клонятся они одно за другим на зыбучих волнах.
*
...как камень
Страшно высокий, великий, который у пенного моря
Гордо встречает и буйные вихрей свистящих набеги,
И надменные волны, которые противу хлещут...
Гомер. Илиада, XV [617].
Сваран увидел их с холма и отошел от сынов Эрина. Как отступает море, рокоча в проливах ста островов Инис-тора, так громозвучные, так несметные, так неоглядные полчища Лохлина устремились на короля пустынной горы. А Кухулин, склонясь и рыдая, скорбно и медленно волоча за собою длинное копье, углублялся в чащу деревьев Кромлы и оплакивал павших друзей. Он страшился предстать пред Фингалом, пред тем, кто не раз поздравлял его, идущего с поля славы.
"Сколько здесь полегло моих героев, вождей Инис-файла, что ликовали в чертоге моем, когда звонко вздымались чаши! Не сыскать мне уж больше следов их средь вереска, не услыхать голосов их средь охоты на ланей. Бледны, безмолвны, повержены на постели кровавые те, кто были моими друзьями! О, духи недавно почивших, явитесь Кухулину на его вереске. Говорите с ним в ветре, когда, шелестя, отзовется древо над пещерою Туры. Там, вдали от всех, опочию безвестный. Ни один бард обо мне не услышит. Ни единого серого камня никто не воздвигнет, чтобы прославить меня. Оплачь же ты мою смерть, о Брагела, отошла моя слава!"
Так сокрушался Кухулин, когда углублялся он в чащу деревьев Кромлы.
Фингал, возвышавшийся на корабле, подъял пред собою блиставшую пику. Страшно сверкала сталь, подобная метеору зеленому смерти, что падает в вереск Малмора, когда путник остался один и полная луна затмевается на небе.
"Кончена битва, - сказал король, - и я вижу кровь друзей моих. Скорбит вересковая пустошь Лены и печальны дубы Кромлы: охотники пали в расцвете сил, и нет уже сына Семо. Рино и Филлан, сыны мои, трубите в бранный рог Фингала. Взойдите на тот прибрежный холм и взывайте к чадам врага. Взывайте к ним с могилы Ламдерга, вождя минувших времен. Да будет ваш глас, как глас отца, когда во всей своей силе вступает он в битву. Я жду здесь могучего мрачного мужа, я Сварана жду на бреге Лены. И пусть он приходит со всем своим племенем, ибо сильны во брани други павших!"
Прекрасный Рино полетел, как молния, мрачный Филлан - словно тень осенняя. Над вереском Лены слышен их зов; сыны океана услышали рог боевой Фингала. Как океанские струи ревущие, что стремятся из царства снегов, так могучие, мрачные, неудержимые ринулись вниз сыны Лохлина. Впереди король их в зловещей гордыне доспехов своих. Гневом пылает его смуглокожий лик, и очи, вращаясь, горят пламенем доблести.
Фингал увидел сына Старно, и вспомнил он Агандеку. Ибо Сваран юными слезами оплакал некогда сестру свою белогрудую. Он послал Песнопевца Уллина пригласить его на пиршество чаш, ибо душе Фингаловой было приятно вспомнить о первой своей любви.
Уллин пришел старческой поступью и молвил сыну Старно: "О ты, что живешь далеко, окруженный волнами, словно утес, приди на пир короля и сей день проведи в покое. Пусть завтра мы станем биться, о Сваран, и крушить щиты гулкозвучные".
"Нет, ныне мы станем крушить щиты гулкозвучные, - отвечал свирепый сын Старно, - заутра задам я пир, а Фингал поляжет костьми".
"Что ж, пусть заутра задаст он пир, - сказал Фингал, улыбаясь, - ибо ныне, сыны мои, мы будем крушить щиты гулкозвучные. Оссиан, ты встань близ моей десницы. Гол, подними свой ужасный меч. Фергус, гнутый лук натяни. Пронзи, Филлан, копьем небеса. Вздымайте ваши щиты, что подобны луне омраченной. Да будут ваши копья перунами смерти. Следуйте по стезе моей славы и сравняйтесь со мною в бранных подвигах".
Как сотня ветров на Морвене, как потоки сотни холмов, как тучи, летящие по небу друг за другом, или как злой океан, нападающий на берег пустынный, так с ревом ужасным смешались огромные полчища на гулкозвучной пустоши Лены. Стон людской полетел над холмами, словно гром в ночи, когда туча рвется над Коной и воздух пустой разносит вопли тысячи духов.
